На сегодняшнюю охоту я напросился в качестве гостя. Допустил меня к этому таинству Андрей Великанов. Журналист и бизнесмен, он одновременно и профессиональный проводник — рыбак и охотник с многолетним опытом путешествий по нашему Европейскому Северу, Сибири, Северо-Западу США и Африке. Попадая под его опеку, я избавляюсь от массы проблем — транспорт, выбор места и т. п.
Охота, как известно, пуще неволи. Из этого, видимо, следует, что я должен описать, как, дрожа от нетерпения и радостного ожидания, лечу по ночному интерстейту словно на крыльях — к месту встречи на автозаправке в небольшом местечке Вудлэнд («Лесной Край») в первый день открытия охоты на благородного оленя. Но, должен вас разочаровать, я не фанатик. И даже более того — постоянно работая в природе, охоту все же не люблю. Не рождает у меня вдохновения стрельба по безответным копытным с не очень осмысленным взглядом...
Но охота сыграла в моей жизни поистине определяющую роль. Отец начал брать меня на охоту лет с пяти. Великолепие приволжской природы навечно запечатлелось в памяти и душе именно в обрамлении чисто охотничьей романтики — ощущения серьезной тяжести доверенного перед выстрелом ружья и будоражащего порохового запаха вороненых стволов. Уже сейчас я понимаю, что добыча никогда не была для нас самоцелью, важен был процесс. И процесс этот не просто захватывал, он был олицетворением самой жизни, всего самого в ней важного и замечательного. Пятнадцать лет спустя, занимаясь орнитологией, я свои охотничьи инстинкты враз утерял, но влечение к природе осталось навсегда.
И вот сейчас, работая на Северо-Западе США, я не мог не приобщиться к тому, что столь важно для многих жителей этого региона. В этой части Америки охота входит в понятие «стиль жизни», к тому же это не просто охота, это западная охотничья индустрия, познакомиться с которой я был просто обязан по роду своей деятельности.
Подъезжаю к месту встречи чуть раньше — знакомых машин не видно, но жизнь в утренней темноте уже кипит: магазинчик на автозаправке — форпост перед началом лесного горного массива — открыт. Многие охотники начинают свой маршрут отсюда в этот желанный, весь год ожидавшийся день.
В назначенное время все появляются как-то разом. Наши компаньоны в основном из этих мест, охотятся здесь всю жизнь и еще поразят меня легкостью, с которой ориентируются среди одинаковых, на первый взгляд, дорог, склонов и долин. Народ разный, но охота, как баня, уравнивает, а порой устанавливает и свою собственную иерархию, предоставляя иной раз более опытному в охотничьих делах механику или шоферу лучший шанс, чем, скажем, сенатору или миллионеру. Последних среди нас двое: говорливый очкарик Пэрри — здешний, заправила сегодняшней охоты (этот своего шанса не упустит), и молчаливо улыбающийся Шимано — японец, купивший у Пэрри бизнес в Вашингтоне («Шимано» — лучшие спиннинговые катушки и переключатели скоростей на велосипедах известны по всему миру).
Короткие приветствия, быстрое обсуждение стратегии действий, я пересаживаюсь из своей городской машины к Андрею в его более подходящий для горных и неасфальтированных дорог вездеходный «исузу» — и наша кавалькада быстро набирает высоту по серпантину, взбирающемуся на склон.
Антураж и амуниция у нас — по высшему разряду: мощные японские машины с повышенной проходимостью (только Пэрри едет на новеньком американском вездеходе «шевроле». «Покупая американский автомобиль, я поддерживаю американскую экономику!» Патриотизм, однако, не помешал ему продать свой бизнес японцу... Хотя и это под некоторым углом тоже можно рассматривать как поддержку американской экономики). На каждой машине — мощная рация, позволяющая вести перекрестные разговоры и координировать действия.
Личное снаряжение каждый подбирал по собственному вкусу; изощренная охотничья индустрия Америки предоставляет для этого неограниченные возможности: здесь можно купить патронташи, подсумки, ножи, ружья, охотничью одежду любого мыслимого дизайна и удобства (уважая утонченность, я все же отдаю предпочтение простым проверенным вещам).
В полной темноте мы распределяемся по еще невидимым мне, но знакомым остальным охотникам угодьям, разделившись и сообщая друг другу о выбранных точках по рации. В том месте, где предполагалось начать охоту, уже кто-то стоит, нам приходится развернуться и заехать на другой склон. Останавливаемся и ждем. Скоро начнет светать.
Каждый, кто охотился, знает, что рассвет для охотника — особое время. По мере того как невидимое ранее начинает угадываться в первом утреннем свете, надежды на успех также становятся все отчетливее, настроение поднимается, и ты уже знаешь, что до момента полуденного разочарования, высвечивающего все вокруг в истинно-прозаическом свете, есть еще несколько замечательных часов.
Там, где мы находимся, утро особенно еще и тем, что оно скрывает сплошные рубки, как шрамы, покрывающие лесистые склоны Каскадных гор. В утреннем тумане, дымовой завесой ползущем между деревьями, даже вырубки выглядят волшебно-завораживающе. Днем же они напоминают погост.
Когда летишь над знаменитыми Каскадными горами на самолете или вертолете, видишь фантастически-красивую панораму: силуэты убеленных снегами вулканов, поднимающихся из зеленых волн гор. Но, приглядевшись, замечаешь, что лесной ковер весь в прорехах — рубки простираются на десятки тысяч квадратных километров...
Рубка уникальных хвойных дождевых лесов Северо-Запада США, не встречающихся больше нигде на Земле, — необъятная и противоречивая проблема. Вокруг нее, наряду с охраной лосося, развивается в этом регионе основная драма взаимоотношений Природы и Человека, вовлекающая в свой оборот массу экологических, финансовых, социальных и прочих конфликтов.
Уничтожение лесов с 800-летними деревьями — это трагедия, однако предотвратить ее нельзя. Рубки наглядно иллюстрируют уничтожение исконного разнообразия видов животных и растений, но поднимающийся на вырубках подрост служит кормом для оленей, которого нет в таком обилии в первичных высокоствольных лесах. В результате — вместе с рубкой лесов — численность оленей не только не уменьшилась, а радикально возросла, и это служит надежным аргументом ретивым сторонникам хозяйственного преобразования природы.
Для биолога такая позиция не выдерживает критики, так как замена исходного биологического разнообразия на пяток «хозяйственно привлекательных» видов — это не только не решение проблемы, это катастрофа. Однако сегодня я здесь присутствую как охотник и как охотник должен отвлечься от экологических проблем и радоваться тому, что дичь в этих краях в изобилии.
Постепенно светает настолько, что можно, наконец, сделать первые фотографии. Мы молча просматриваем окрестные склоны в бинокли. Ничего. Перекинувшись по рации парой фраз с другими участниками, решаем поменять позицию.
Сама охота по общему стилю здесь сильно отличается от традиционного российского о ней представления. Это, главным образом, разъезды в горах по гравийным (ни луж, ни грязи, ни колдобин!) дорогам, проложенным в разное время для вывоза древесины (лес окупает все!) среди нескончаемых вырубок, переговоры между машинами, периодические съезды в одно место (если удается отследить оленей) для попытки организовать загон.
Стрелять зверя из машины и с дороги нельзя. Поэтому, увидев оленей, охотник останавливает машину, выскакивает из нее на пару шагов на обочину, выцеливает добычу (в этом штате — только самца!) через оптический прицел...
Многие наши охотники, услышав такое, скептически усомнятся — об охоте ли вообще идет речь? Меня с самого утра посетила такая же мысль, но, подумав, я нашел этому объяснение.
Во-первых, в этом, как и во многом другом, и проявляются различия между Россией и Америкой, между нами и ними, между нашими традициями и привычками. Даже такая «автомобильная» охота по сравнению с комфортабельной повседневной американской жизнью создает много трудностей и утомляет, оказываясь приключением и испытанием.
Во-вторых, в Америке так охотятся не все. Некоторые (их безусловное меньшинство) все же предпочитают топтать на охоте землю собственными ногами, продираясь через дебри и добывая трофей потом и тяжелым трудом. Хороший пример тому — самый юный из нашей команды — водитель идущей перед нами «тойоты», двадцатилетний Джон, которого Андрей в глаза зовет Джон Джоныч (сын преуспевающего юриста, которого тоже зовут Джон).
