— А чей это дом?
Фуралю ничего не оставалось, как признаться в факте обладания сим «великолепием».
— Могу я его снять? — спросил чужак.
— Что это значит?
— Я хочу снять ваш дом на полгода.
— Зачем?
Тогда тот показал свою ладонь, вытянув большой палец, и произнес оч-чень медленно:
— Я художник. Живопись! Понимаете?
— Да, — сказал Фураль.
Теперь мужчина вытянул свой указательный палец:
— Здесь я смогу работать. Мне нравится дом и вид. Мне нравятся эти дубы.
— Хорошо.
Незнакомец показал ему средний палец:
— Шесть месяцев. — Да.
Безымянный палец поднялся кверху:
— В этом доме, на этой желтой земле, похожей на игральную кость среди дикой пустыни. А скорее — на череп!
— Ну-у...
Наконец Фураль увидел перед своим носом мизинец незнакомца.
— Сколько... Сколько вы просите... за то, чтобы я жил и работал... В этом доме... шесть месяцев?
— Зачем?
От последнего вопроса незнакомец забегал кругами. Фураль дал себя втянуть в длинный никчемный спор, пытаясь объяснить, что здесь все живут по-людски, никто не снимает чужих домов, ведь у каждого имеется свой.
— Но мне нужно где-то положить свои холсты и краски, — скрежетал зубами голодранец.
— Тем более я не пущу вас.
Незнакомец выдавил из себя несколько слов на непонятном языке, гаком странном, каким говорят наверное только в аду. Фураль сложил из пальцев «козу» и показал этому новоявленному колдуну, как вдруг услышал:
— Сколько вы хотите за свою развалюху? Я куплю этот сарай. Фураль вздохнул с облегчением, убедившись лишний раз, что
имеет дело со вполне обыкновенным сумасшедшим. Штанов-то приличных нет, а туда же! «Куплю!» Да за такой приличный дом Фураль собирался запросить 20000 франков, если бы кто-нибудь когда-нибудь собрался его купить, конечно.
— Так сколько? — повторил незнакомец.
— Сорок тысяч.
— Я даю вам тридцать пять. Фураль рассмеялся от всей души.
— Какой, однако, замечательный смех. Мне хотелось бы запечатлеть ваш смех на полотне. Я передам его, изобразив корни вырванных зубов. Значит, договорились? Тридцать пять тысяч. Получите аванс.
Достав откуда-то кошелек, этот король сумасшедших отсчитал один... два... три... четыре... пять! Пять купюр по тысяче франков каждая!
— Ну вот, теперь я без гроша, — сказал он, сунув деньги чуть не в лицо Фуралю. — Хотя, может быть, я смогу потом продать этот славный домишко.
— С божьей помощью.
— Во всяком случае неплохо наведываться сюда время от времени. Господи! Да за полгода я наберу тут сюжетов на целую выставку. В Нью-Йорке все просто сойдут с ума! А я вернусь и напишу еще столько же.
Фураль на радостях и не пытался понять, что он там себе бормочет. Получив нечаянно-негаданно пять тысяч франков, Фураль стал на все лады расхваливать «товар». Он затащил мужчину внутрь дома, показал ему печь, постучал зачем-то по стенам, сводил в погреб и на чердак.
— Хорошо-хорошо, — сказал тот. — Замечательно. Все великолепно. Побелите стены и найдите служанку, чтобы убирала и готовила. Я уезжаю в Перпиньян и вернусь через неделю с вещами. О'кей?
— Нет, подождите. Надо, чтобы все было как полагается, при свидетелях. Позовем соседей, оформим бумаги. Пойдемте. Я приглашу месье Араго. Это честный человек, очень честный. И месье Гиза. Тоже очень честного. И конечно Винье, порядочного, честного, просто золотого. Разопьем бутылочку доброго старого вина. За мой счет.
— Ладно, — сказал сумасшедший, посланный ему, наверно, самим небом.
За столом у Фураля собрались все. Пришли Араго, Гиз, Винье, Честность и порядочность светились на их лицах. Сделку заключили «как полагается». Откупорили бутылку вина. Потом другую... Пожаловали еще гости. Народу прибывало. Те, кого не пустили, толпились снаружи. В комнате царило веселье, раздавался громкий смех. Сторонний наблюдатель мог решить, что здесь справляют либо свадьбу, либо отмечают какое-то событие. Жена Фураля, пожилая крестьянка, время от времени возникала на пороге, как призрак, ставила еду и исчезала.
На следующий день, после приезда сумасшедшего, во всей деревне только о нем и говорили.
— Его слушаешь, — сказал маленький Гиз, — будто вино лакаешь задарма. И думаешь, что все понятно.
— А я поверил, что превратился в бога, — вздохнул Араго. — Так прямо представил, как швыряю деньги направо и налево.
— Мне он понравился, — добавил Гиз. — И я вам скажу: отныне он мой друг.
— Плетешь невесть что, дурья башка, — рассердился Фураль. — Он же сумасшедший, во-первых. А во-вторых, это я его нашел.
— Все-таки здорово он сравнил твой дом с черепом! Это додуматься надо.
— Да врет он все, — махнул рукой Араго. — Сначала сказал, что приехал из Парижа, а потом заявил, что он американец.
— Я и говорю, жулик. Хорошо еще, что дурак.
— Однако дом он купил. А кабы жулик, то стал бы он платить тридцать пять тысяч?
— Я и говорю. Дурак. Хорошо еще, что богатый.
— И откуда у дураков деньги?
Ничто не доставляло им большего удовольствия, как эти пересуды. Они с нетерпением ждали возвращения сумасшедшего. Он приехал, как и обещал, через неделю, и потребовался целый день, чтобы перенести в дом все его вещи.
Вечером они снова собрались вместе — свидетели, помогавшие таскать рамы, холсты, и просто любопытные. Оставался сущий пустяк: получить от придурка тридцать тысяч франков.
Фураль со всей деликатностью намекнул о долге. Красномордый верзила улыбнулся, достал из кармана черную книжечку и, вырвав один листок, похожий на лотерейный билет, протянул его Фуралю.
— Не волнуйтесь, вот ваш чек.
— Нет, — сказал Фураль.
— Что еще не так?
Знаем мы эти штучки с лотерейными билетами. Обещают миллионы, а ни шиша не выигрываешь. Лучше гоните денежки, дружок.
— Но это и есть деньги, а не лотерея. Чек. Понимаете? Любой банк выдаст по нему тридцать тысяч франков. Посмотрите, здесь все в порядке.
Фураль ничего не понял и растерялся. Не хотелось упускать выгодную сделку. Он взял бумажку, попрощался и вышел, а за ним и остальные. В конце месяца Фураль собирался ехать в Перпиньян. Вот тогда он и проверит: надули его или нет.
Через несколько дней чудака знала уже вся деревня. Фураль был при нем кем-то вроде
