чая на мельхиоровом подносе, да разноцветные кошки рыскали повсюду в поисках пропитания. К повсеместному присутствию кошек в Турции относятся терпимо, поскольку кошка была любимым животным Пророка.
По мере того как я поднимался на холм, становилось ясно, что трущобный квартал обречен: сверху на него неотвратимо наползали богатые особняки. Наконец, когда из-за угла показался бело-голубой автобус — кондиционированный рай для утомленных солнцем туристов, — я понял, что цель близка. И точно — через минуту выросла передо мной серая громада Сулейманис-джами.
Квадратный двор мечети, с минаретами по углам, был полон людей. Пассажиры бело-голубых автобусов слушали пояснения гидов, фотографировались, вступали в рискованный диалог с навязчивыми продавцами сувениров. Наименее стойкие уже обзавелись красными фесками, глазурованными медальонами «от сглаза», шелковыми платками и молитвенными ковриками.
Базарные сцены невольно вызывали в памяти известную евангельскую притчу об изгнании Иисусом торговцев и менял из храма. Действительно, для христианской, а в особенности православной, традиции неприемлемо соседство на одной площадке столь чуждых друг другу занятий, как обращение к Богу и поклонение златому тельцу. Однако мусульмане не проводят столь резкой границы между мирским и божественным. Ведь и сам пророк Мухаммед успешно сочетал проповедническую деятельность с торговлей. И не только. Возглавляя религиозную общину Медины, он стал также правителем города, судьей и военачальником.
Главное же в том, что мечеть вовсе не является «храмом мусульман», наподобие наших церквей. На самом деле это только общественное здание для коллективных молений. По-арабски мечеть называется «масджид», что дословно переводится как «место, где отдаются земные поклоны». Поэтому мечети не освящают и они не окружены привычным для христиан ореолом святости. Ведь единственным святилищем ислама считается Кааба, кубическое сооружение с «черным камнем» в стене, находящееся в центре главной мечети Мекки...
Но эти тонкости я постиг уже после возвращения в Москву, почитав кое-какие книги ученых людей.
Сулеймание-джами — одна из соборных, то есть крупных мечетей Стамбула, где произносятся проповеди. Когда же в мечети не совершается богослужение, сюда может войти любой, независимо от пола и вероисповедания. Надо только обязательно снять обувь. Если ноги голые, их надо укрыть, обернув себя поданным служителем куском ткани с тесемками. Только после этого ступаешь на устилающие пол мягкие ковры. Прогуливаясь взад-вперед вдоль шнура, огораживающего центральную часть мечети от вторжения праздных туристов, я рассматривал витражи XVI века, ощущал ладонями вечный холод колонн, привезенных сюда из заморских владений падишаха, пытался представить, как неведомые мастера, забравшись на леса, выводили золотом под куполом и на стенах аяты — священные стихи Корана, вслушивался в невнятный речитатив паломника, отбивавшего в укромном уголке земные поклоны в сторону Мекки, дивился гармонии сфер и полусфер, образующих перекрытие, похожее на пчелиные соты, вглядывался в покрывавшие стены узоры, выдержанные в изысканной серо-бежево-голубой гамме...
Через полчаса я вышел из мечети, завернул за угол и оказался на примыкающем к ней небольшом кладбище. Табличка гласила, что оно находится в ведении государственной службы музеев и памятников. Кладбище было густо уставлено изъеденными временем стелами с навершиями в виде тюрбанов и фесок или вовсе без наверший. Арабская вязь коранических изречений и затейливый растительный орнамент украшали последний приют знатных людей империи — воинов, духовных лиц, поэтов, толкователей законов.
Среди камней высилась восьмиугольная гробница султана Сулеймана Великолепного — тюрбе. Рядом — тюрбе в том же стиле, но меньшего размера, с табличкой: «Гробница султанши Хюррем». Обе гробницы были закрыты.
Побродив немного по кладбищу и отбившись от назойливых предложений продавцов сувениров, я направился к выходу.
Разумеется, я не предполагал, что всего через два месяца снова окажусь под сводами Сулеймание- джами.
В Москве мне стали известны некоторые романтические и трагические обстоятельства жизни султанши Хюррем. И еще возникла идея поговорить с имамом мечети Сулеймана и услышать, что называется, из первых уст рассказ об истории этой мечети, как она устроена, как работает.
С просьбой организовать такую встречу я обратился к российскому генеральному консулу в Стамбуле Леониду Иосифовичу Манжосину. Я познакомился с ним в июле прошлого года, когда небольшая делегация журнала «Вокруг света» летала в Стамбул на открытие мемориальной доски погибшим русским морякам с подводной лодки «Морж» (Об этом см. в №10/96). Знаток истории и современной жизни Турецкой Республики, Леонид Иосифович несколькими остроумными рассуждениями показал тогда, сколь примитивны расхожие представления о российско-турецких взаимоотношениях как о череде войн, описанных в школьных учебниках истории и популярных романах. Он также дал нам понять, что недурно бы получше знать южного соседа.
На мой запрос через некоторое время пришел обнадеживающий ответ: приезжайте, муфтият (духовное мусульманское управление) дал разрешение на беседу и съемку.
Мы остановились в небольшом отеле, расположенном в торговом районе Стамбула, что спускается к Мраморному морю. В представлении среднестатистического стамбульца, все люди из России — «челноки», приехавшие за товаром. На каждом шагу тебя окликают: «Коллега, есть дешевые кашемировые пальто», «Мужчина, купите пару кожаных курток с фабрики» и т.п.
Преодолев баррикады импровизированных прилавков и стоек, выползших из магазинов на тротуары, пересекаем шумную улицу Орду и углубляемся в тихий университетский квартал. Пятнадцать минут ходу — и мы у цели. Из машины с дипломатическими номерами выходит молодой человек, представляется:
— Олег Рогоза, третий секретарь генерального консульства, буду у вас переводчиком.
Перед дощатой конторкой у дверей мечети снимаем обувь, входим, представляемся. Трое мужчин с нескрываемым удивлением разглядывают нас, листают наш журнал, наблюдают за манипуляциями коллеги, налаживающего фотоаппаратуру. «Какие-то странные русские: приехали в Стамбул, чтобы поговорить о мечети», — читается на их лицах.
После короткой беседы скромно одетый мужчина лет сорока попросил следовать за ним. Это был Сулейман Ибрагимолу, имам-хатиб мечети. Необходимо пояснить, что точно так же, как мечеть не является храмом в нашем понимании слова, так и имам — не священник, а лишь предстоятель во время молитвы, духовный наставник мусульманской общины. «Наш» имам имел еще и приставку «хатиб», то есть был ученым богословом, имеющим право выступать с проповедью.
Проходим по коврам в центральную часть мечети и останавливаемся прямо под огромным куполом. Имам-хатиб описывает уникальные достоинства мечети Сулеймана. Во-первых, она — крупнейшая в Стамбуле, может вместить до 10 тысяч человек одновременно. Во-вторых, обладает великолепной акустикой. В стены и купол, по указанию архитектора Синана, были заложены полые резонирующие кувшины, так что проповедник может говорить без особого напряжения, и его голос будет слышен в самых дальних углах здания. В-третьих, Синан применил целый ряд остроумных инженерных решений. Ну вот, например, задача: как удалять неизбежную копоть четырех тысяч горящих свечей? Синан устроил в верхней части северной стены «коптильню» с отверстиями, куда копоть втягивалась сквозняком и осаждалась там.
Обращают на себя внимание четыре монолитные колонны, подпирающие купол. Одна была привезена из Баальбека, другая — из Египта, а две были вырублены на месте. Сам купол искусно расписан арабской вязью. Назидательное изречение из Корана напоминает правоверным о том, что небо, без всякого сомнения, удерживается волей Аллаха.
Еще одна особенность этой мечети — особый павильон, предназначенный для султана Сулеймана. Здесь он мог сосредоточиться на молитве и отдавать, как и все, земные поклоны, а подданные могли лицезреть своего падишаха, не причиняя неудобств ни ему, ни страже.
