— Так они дома, в гараже…
— Вот, блин, дурень, — разозлилась Ксюша. — Дома и у нас есть… Три. — Лживо докончила она. — Здесь есть?
— Не.
— А на чем вы сюда прибыли?
— Нас на джипе привезли. Завтра должны на нем же забрать. А ваш автобус где?
— Как нас привез, так сразу и отчалил, — доложил Суслик
— А еще какое-нибудь средство передвижения на турбазе имеется? Нам бы хоть до дороги доехать на чем-нибудь, а там телефоны сеть начнут ловить…
— Есть снегоход…— начал Суслик, но во время опомнился. — Разбитый.
— Санки есть, лыжи… Точно! — возрадовалась Ксюха. — Давайте на лыжах до дороги домчимся!
— Домчимся мы, как же, — недовольно буркнул Артемон. — Без пурги-то не проедешь в такую темень, а уж теперь…
Мысленно я с ним согласилась, но из-за глупого упрямства и желания казаться самой умной, начала пререкаться:
— Почему же не проедем? Дорога наезженная. Луна светит.
— Там лес, пурга, волки, — попытался напугать меня Артемон. — Цапнут тебя за булки, будешь знать…
Я сама не знала, почему так прицепилась к этой своей идее — добраться до шоссе незамедлительно. Наверное, боялась, что за ночь может произойти еще что-то нехорошее. Или опасалась, что преступник воспользуется форой в несколько часов и все-таки сбежит. А, может, просто хотелось спрятаться от невзгод под Геркулесовским крылышком. Нам, женщинам, так иногда надоедает быть сильными. И коней на скаку останавливать совсем не хочется.
— Артем, смотри! — я указала на приставленные к стене дома лыжи. — Как специально для нас кто-то оставил. Может, попробуем? Ну хотя бы обстановку разведаем, а?
Артем, покряхтывая, встал, подошел к стене, чтобы я отвязалась, взял лыжи в руки, рассмотрел.
— Прикинь, они без креплений.
Я подошла к банкиру, выдернула одну лыжу из его рук, поднесла к свету. И правда. Лыжи были до того старыми, что вместо креплений к ним была прилажена конструкция из двух железяк, в отверстия которых просунуты широкие резинки (помнится, у моей матушки в далекие застойные времена на таких резинках держались чулки).
— Это же прекрасно! — нашлась я. — Можно прямо сейчас ехать. Суй ноги в железки, резинки за пятки. И вперед!
— Они рассыплются подо мной!
— Ничего подобного! Их, наверное, еще при Наполеоне сделали, такие нас с тобой переживут!
— Я один не поеду! Я плохо ориентируюсь! Вдруг заблужусь — кто тогда меня будет спасать?
— Я с тобой! — азартно выкрикнула я.
— На чем?
Я начала озираться по сторонам, пытаясь отыскать достойное себя средство передвижения. И нашла! Рядом с мусорным бачком я обнаружила детские пластиковые мини-лыжи, которые Сонькина дочь называет «миньками».
— Во! На этом! На этом поеду!
— Вот упертая баба! — протянул Артемон. И я не поняла, что в его голосе было больше — осуждения или уважения. — Ну давай. Попробуем.
Я с готовностью взгромоздилась на «миньки» и встала в позу «На старт, внимание!». Тут не выдержала Ксюша.
— Не пущу! — заголосила она, как мать малолетнего идиота, который собрался ограбить соседскую квартиру. — И не проси!
— Ксюш, да ладно тебе! Это не опасно! Доедем до шоссе, а там телефон зафурычит…
— Одну не пущу! И точка! — она забегала по пяточку перед избушкой. — Надо найти еще что-то! Что-нибудь, на чем я могла бы… Вот! — Ксюша радостно подпрыгнула и нырнула за мусорный бак. — Самое то! — Через секунду она вынырнула вся в снегу и каких-то очистках. В руках держала плосковатый медный таз. — Ледянка! Я поеду на ледянке!
Артемон уже устал удивляться женскому идиотизму, поэтому просто спросил:
— Как?
— Дорога идет под уклон. Я разбегусь, прыгну и поеду. Как в бобслее!
— Но ведь она не всегда под уклон идет, — попытался урезонить «бобслеистку» Суслик. — Когда-то ведь гора кончится…
— Они меня подтолкнут! — не сбавляя оборотов, выкрикнула Ксюша. Похоже, идиотизм заразен.
— Похоже, идиотизм заразен, — озвучил мои мысли Мишка. Он еще что-то хотел сказать, но, натолкнувшись взглядом на пылающие, как у Зевса, глаза Ксюши, заткнулся.
Артемон тоже промолчал. Так в полнейшей тишине мы проследовали к воротам. Вышли за ограду. Встали лицами на восток.
— Ну? Готовы что ли? — без всякого энтузиазма поинтересовался Артемон.
— Всегда готовы! — отрапортовала Ксюша. Потом приладила к попе ледянку и с визгом понеслась в темноту.
Когда визг затих, мы с Артемоном тоже двинулись. Получилось у нас не так залихватски. Не так весело и быстро. Я бы даже сказала, поплелись мы, как траурная процессия престарелых черепах. Артемон постоянно буксовал на своих антикварных лыжах, я же наоборот катила быстро, но бестолково — уезжала то в один кювет, то в другой. Падала, билась разными частями тела о сосны, выкарабкивалась из сугроба, вставала на свои «миньки», отталкивалась и вновь заруливала в сторону.
Наконец, я выдохлась. Произошло это минут через 5 после нашего триумфального «отбытия». Хотя мне показалось, что прошла целая вечность.
— Артем, я устала! — заскулила я.
— Ехай давай, — буркнул Артемон строго.
Я поехала, но на очередном вираже скатилась под мощную придорожную сосну. Артемон на меня даже не взглянул. С упрямо выдвинутой челюстью, с прищуренными газами, он пер, как танк, продвигаясь медленно, но верно.
Я устало привалилась к сосне и огляделась. Ворот уже видно не было — только едва брезжил свет от фонаря над ними. Кругом лес. Мрачные черные ели подступают к самой дороге. Впереди кромешная тьма. Луна затянута пеленой. И снег стеной. Короче, ужас!
Отогнав от себя страх, я вскочила! Полная решимости, откопала запорошенные снежком лыжи… Нечего нюни распускать! Надо ехать! Действовать! Дерзать!
И тут вдали раздалось зловещее «У-у-у-у!».
— Волки! — заголосила я. — Темыч, там волки!
— Это собаки в сторожке воют, дура! — донесся до меня грубый голос Артемона.
— Артем! Артем! Постой! — в ужасе заорала я. И схватив лыжи в охапку, понеслась за банкиром. Догнала на удивление быстро, все-таки передвигался он со скоростью сломанного самоката. Сцапала его за руку. — Подожди!
— Чего тебе?
— Я признаю свою ошибку. Ехать ночью, а тем более в пургу — страшная глупость!
— Наконец-то! — обрадовался он и тут же скинул с ног надоевшие лыжи. — Давай поворачивать. Обратно легче будет идти — снег в спину.
— Ага, — поддакнула я и уже, было, развернулась, но тут меня прострелило. — А где Ксюша?
— А, правда, где?
Мы оба уставились в даль. Я ни черта не видела — оно и понятно, с моим — 4 разглядеть что-то на
