Проснулась я резко, будто от толчка. Вскочила с кровати с бьющимся сердцем. Глянула на часы — полночь. Значит, продрыхла я полтора часа. Вот это да! И что же меня разбудило? Я прислушалась — тишина. Окинула взглядом комнату — ее освещал ночник, который я не удосужилась выключить, перед тем, как уснуть: ничего подозрительного. Даже картина висит на месте.
Вдруг…
Стон! Слабый, чуть слышный, доносящийся не известно откуда… Потом всхлип и монотонный плач. У-у-у! У-у-у! Так плачут дети от боли и женщины от большого горя. Именно от таких звуков разрывается сердце.
Плач оборвался так резко, что я на мгновение подумала, что оглохла — уж слишком тихо стало в комнате. И в этой тишине раздался оглушительный грохот.
Это со стены упала картина «Гроза над городом»!
Потом замигала лампочка ночника. Чуть слышно скрипнула балконная дверь. И откуда-то из ванной послышался тяжкий вздох…
За вздохом последовал крик. Кричала я, убегая из номера.
… Я пришла в себя только в круглом фойе, сидя на удобном кожаном диване. По моему лицу катился пот, руки тряслись. Сцапав со столика графин с противной кипяченой водой, я вылакала прямо из горлышка добрую половину.
Вволю напившись, утерев пот подолом халата, я задумалась. Что же это было? Происки нечистой силы или оптические и слуховые обманы? А может игра больного воображения?
Чтобы это понять, надо было вернуться в номер. Спокойно все осмотреть, простукать стены. Легко сказать — трудно сделать. Одна я туда не вернусь даже под дулом пистолета. Надо бы вызвать Соньку. Но как? Телефон остался на прикроватной тумбочке… Значит, придется обойтись без Соньки. Может, сбегать за кем-нибудь, например, за Зориным или Эммой. Но я не знаю, в какие номера их переселили… Что же мне делать? К кому обратиться за помощью и поддержкой?
Паша с Женей! Вот кто мне поможет! Я вскочила с дивана, намереваясь бежать к лестнице, но тут мне показалось, что я слышу тихий скрежет. Потом осторожные шаги. Я навострила ушки. Точно! По коридору, из которого я недавно выбежала сама, кто-то крался. А сели учесть, что там находится только мой номер и потайная дверь на лестничную клетку, можно сделать вывод, что это Сонька. Явилась голубушка!
Я радостно взвизгнула и кинулась в коридор.
То, что я увидела, повергло меня в шок. Вместо Соньки у двери в мой номер стоял… призрак! Серый куль без рук и ног.
— Мама! — закричала я и начала пятиться.
Призрак вздрогнул (честное слово, вздрогнул!) и обернулся. Все тоже серое колышущееся пятно вместо лица, все те же черные провалы глаз.
— Мама! — повторила я, но уже тише. От страха я резко осипла.
Призрак заколыхался и приблизился ко мне. Теперь нас разделяли каких-то пара метров. Я резко отступила и, не понимая, что делаю, схватила со столика (о! я, оказывается, уже в фойе!) графин. Вскинув его, как гранату, прищурилась, прицелилась и швырнула в призрака. Что я хотела этим добиться, сама не знаю. Ну подумала бы, какой вред может причинить кусок стекла бестелесному существу?
Каково же было мое удивление, когда я поняла, что призрак графина испугался. Увидев, что в него летит стеклянная «граната», он шарахнулся в сторону и заголосил:
— Ма-а-а-ма-а-а!
А потом развернулся и кинулся к пожарному щиту. Оказалось, что ноги у него есть, потому что из- под серого облака очень ярко сверкали обувные подошвы.
Не прошло и минуты, как он скрылся…
Вот значит как! Смылся! Думает, избежал возмездия. Ну уж дудки!
— Не на ту напал! — выкрикнула я в пустоту и во весь опор понеслась по лестнице на двенадцатый этаж — к лифту.
К счастью, долго ждать его не пришлось — кабина приехала тут же. Домчалась я до первого этажа секунд за двадцать. Пулей пронеслась по фойе, выбежала на улицу и дунула на задний двор.
Там, засев за коренастую пальму, я начала следить за потайной дверью. Ведь с минуты на минуту призрак должен появиться именно оттуда.
Так и есть! Не успела я перевести дух, как дверь с грохотом распахнулась, и я увидела призрака — он буквально вывалился на маленькое крылечко и, не сбавляя оборотов, ломанулся прямо на сливовые кусты. Что естественно, ведь именно за ними находится калитка.
Ни минуты не раздумывая, я бросилась на перерез.
— Стой! — заорала я, кидаясь ему под ноги.
Призрак охнул и повалился на землю. Серое облако вздулось, обнажив крепкие ноги в резиновых сапогах и обтянутую черными джинсами попу.
— Ага! Попался! — вскричала я, запрыгивая на ногастого «призрака» сверху.
Он застонал и попытался перевернуться. Но я не позволила — саданула ему кулаком по башке (наверное, это была башка) и рыкнула:
— Лежать!
— Отпусти, больно, — донесся до меня слабый голос. Потом из-под серого облака показалась рука и почесала то место, по которому я саданула.
— Вставай, — приказала я, пересев со спины «призрака» на траву. — Только не вздумай убегать.
Он и не думал. Покряхтывая, человек (в этом я уже не сомневалась) привстал на колени. Вблизи серое облако оказался матерчатым мешком, сшитым на манер плащ-палатки. Причем, капюшон был необычным — на отверстие впереди была нашита непрозрачная сетка, типа москитной. При малейшем движении она колыхалась, что создавало устрашающий эффект. Дополняли картину затемненные очки, просвечивающие через сетку. Именно они показались мне черными провалами глаз. Н-да! Принять это чучело за призрака могли только такие слепухи, как мы с Гулей.
— Сетка-то зачем? — спросила я, отодвигая ее от лица неизвестного.
— Чтобы осы не кусали. Их тут полно, — ответил неизвестный, явив мне свое лицо.
Это был Эдик! Закадычный друг Вано и мечта Валентины!
— Эдик! — ахнула я. — Как же так…
— Ты чуть меня не убила, — пробурчал лже-призрак. — Сначала полоумную на меня натравила, потом графином запустила, а теперь еще и по башке долбанула. Хулиганка!
— Я не нарочно, — извиняющимся тоном проговорила я.
— Так я тебе и поверил.
— Эдик, ты вор что ли?
— Чего? — удивленно заморгал он, снимая очки.
— Я говорю, ты вор?
— Я не вор, — обиделся он. — Я журналист.
— Кто-кто?
— А ты думаешь, армяне только мандаринами могут торговать? — насупился он. — Я, между прочим, МГУ закончил. В центральной Сочинской газете работаю…
— А это все зачем? — спросила я, указывая на его маскарадный костюм.
— Для конспирации. — Он придвинулся ко мне и горячо зашептал. — Я веду журналистское расследование, понимаешь?
— Понимаю. А какое?
— Ты разве не догадываешься?
— Догадываюсь, но хочу уточнить. — Я тоже перешла на шепот. — Ты думаешь, что две женщины, которые погибли за последнюю неделю…
— Я думаю, их убили!
— Я тоже так думаю.
