в черном мундире с серебряными погонами штурмбаннфюрера, с серебряной галочкой на рукаве и серебряными молниями в петлицах. Фуражку с серебряными черепом и скрещенными костями он держал в руке. Зачесанные назад светлые волосы и холодный взгляд серых глаз эсэсовца как нельзя лучше соответствовали образу истинного арийца.
– Господин Ганусен, прошу вас проследовать со мной, – медленно проговорил он.
– Но у нас выступление через пять минут, господин штурмбаннфюрер.
– Господин Мессинг может начать без вас. Прошу вас, господин Ганусен, – и офицер посторонился, освобождая выход из гримуборной.
– Простите, господин штурмбаннфюрер, но у нас выступление вдвоем, – возразил, поднимаясь из кресла, Мессинг.
– Начинайте один, – офицер чуть улыбнулся. – Ваша слава гремит на всю Европу.. Мы тоже хотим испытать восторг от вашего мастерства.
– Я сейчас вернусь, Вольф, не беспокойтесь, – сказал Ганусен, направляясь к двери.
– Я не начну без вас.
Штурмбанфюрер посмотрел на Мессинга долгим взглядом.
Цельмейстер и Кобак со страхом наблюдали за этой сценой и молчали.
– Да, да, господин офицер, я без Эриха Ганусена выступление не начну, – повторил Мессинг.
Эсэсовец опять ничего не сказал, только усмехнулся и шагнул к двери следом за Ганусеном. Они остались одни.
– Что вы на это скажете? – Мессинг уставился на Цельмейстера. – Куда он его увел?
– Я думаю, к этому.. к канцлеру.. – пожал плечами Цельмейстер.
– Зачем? – Мессинг взмахнул рукой. – А, простите за дурацкий вопрос…
– Вы будете выступать один? – спросил Лева Кобак.
– Нет, не буду, – решительно ответил Мессинг. – Что это такое? Кто дал им право менять программу? Приказывать? Даже с уличными артистами так не поступают!
– С уличными артистами они так не поступают, – согласился Цельмейстер. – Они их всех выгнали из Германии.
– Да кто им дал право, в конце концов! – крикнул в ярости Мессинг.
– Права такого им никто не давал, – ; вздохнул Цельмейстер. – Они его взяли… Не надо так нервничать, Вольф. Постараемся выбраться из этого дерьма, в которое мы влипли…
– По моей воле. – Мессинг с досадой хлопнул себя по бедрам. – Черт знает что!
В гримуборную доносился шум зрительного зала и торопливая беготня обслуживающего персонала театра за кулисами. Тут в помещение влетел запыхавшийся Ганусен.
– Мы уже пять минут должны были быть на сцене, – сказал Мессинг, указывая на часы.
– Вольф, послушайте… вам придется сегодня выступать одному. Я прошу вас, коллега… Дело в том, что они… они хотят посмотреть, как вы работаете один. Возражать им бессмысленно. Тем более что вопрос о лаборатории фюрер обещал решить в ближайшие дни. Я прошу вас, Вольф. Если вы откажетесь, будет скандал, последствия которого я даже не могу предсказать…
– Зато я могу, – резко сказал Мессинг.
– Я прошу вас, Вольф, – умоляюще повторил Ганусен.
Мессинг смерил его взглядом и быстро вышел из гримуборной.
Гитлер наблюдал за представлением из полузакрытой шторами ложи, рядом с ним втиснулся в кресло массивный Герман Геринг. Фюрер, одетый в светло-коричневый, наглухо застегнутый френч, сидел прямо, сложив руки на коленях. Позади него на стуле примостился Ганусен, он то и дело вытирал платком мокрое от пота лицо и облизывал пересохшие губы. Вплотную к Ганусену расположился штандартенфюрер СС. Он был напряжен и натянут как струна и не сводил взгляда с Гитлера.
Позади них, у двери в ложу, стояли два офицера СС.
– Этот опыт я выполню с завязанными глазами, – говорил со сцены Мессинг. – Любой желающий из зала может подняться на сцену и мысленно продиктовать мне задание, которое я должен выполнить.
Зал оживился, зрители вполголоса переговаривались друг с другом, посматривая на стоящего у края сцены Мессинга.
– У нас есть в зале такой желающий? – чуть обернувшись, спросил Гитлер.
– Так точно, мой фюрер, – наклонившись вперед, вполголоса проговорил штандартенфюрер. – Двое. Ротенфюрер Ганс Руммениге, он в шестом ряду, другой – шарфюрер Вальтер Белль – в одиннадцатом, в середине ряда.
И действительно, из середины шестого ряда встал молодой человек в темном костюме и начал пробираться к проходу. Зрители внимательно следили за ним. Он прошел к сцене, медленно поднялся по ступенькам и остановился перед Мессингом, чуть поклонившись ему с улыбкой.
– Как вас зовут? – спросил Мессинг.
– Ганс Руммениге, – четко, по-военному ответил молодой человек.
– Вы уже приготовили мне задание? Вижу, что приготовили. Тогда приступим.
Мессинг вынул из кармана черную повязку и протянул ее Руммениге со словами:
– Пожалуйста, убедитесь, что это плотная повязка и сквозь нее нельзя ничего увидеть.
Руммениге пощупал повязку, посмотрел ее на свет, приложил к своим глазам и затем вернул Мессингу.
– Сквозь нее ничего не видно, – подтвердил он.
– Тогда повяжите мне ее сами. – И Мессинг повернулся к нему спиной.
Руммениге закрыл Мессингу глаза и крепко завязал тесемки на затылке. Мессинг ладонями прижал повязку к лицу и сказал:
– Отлично, я ничего не вижу! Будьте любезны, господин Руммениге, диктуйте мысленно свое задание, а я постараюсь его выполнить…
Руммениге уставился на Мессинга и стал мысленно диктовать. Губы его при этом несколько раз шевельнулись.
Мессинг медленно спустился со сцены в зал, остановился, оглядываясь по сторонам. Его бледное лицо, перечеркнутое черной повязкой, выглядело страшновато.
Зрители напряженно следили за его передвижениями. В зале стояла мертвая тишина.
Мессинг по проходу дошел до шестого ряда и, остановившись, вновь стал оглядываться по сторонам, затем нерешительно двинулся дальше…
– Какое задание он ему приготовил? – чуть повернув голову, спросил Гитлер.
– Найти в одиннадцатом ряду шарфюрера Вальтера Бёлля. Во-первых, назвать его имя, сказать, кто он по профессии и в каком звании. Затем достать из правого кармана пиджака вашу фотографию, мой фюрер, и сказать, кто изображен на фотографии.
– Зачем? – спросил Гитлер.
– Простите, мой фюрер, не понял: что «зачем»?
– Зачем мою фотографию? – нервно дернулся Гитлер.
Штандартенфюрер растерянно молчал, затем посмотрел на Ганусена взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Ганусен поспешно наклонился в сторону Гитлера, просипел:
– Это моя идея, мой фюрер. Для Мессинга это будет самым трудным, ибо ваша индивидуальность не поддается гипнозу и телепатическому воздействию. У вас слишком хорошая психологическая защита.
– Но ведь он не меня будет ощупывать, а фотографию, – усмехнулся Гитлер.
– Любая фотография хранит в себе энергию человека, на ней изображенного, мой фюрер. – Ганусен достал платок и промокнул мокрый лоб.
Мессинг дошел по проходу до одиннадцатого ряда и опять остановился. Вновь стал оглядываться по сторонам, а затем двинулся вдоль ряда. Сидевшие в креслах зрители поспешно вставали. У кресла номер пятнадцать Мессинг остановился и попросил:
– Встаньте, пожалуйста.
Сидевший в кресле широкоплечий рыжий детина лет двадцати пяти усмехнулся и медленно поднялся.
– Мне продиктовали, чтобы я назвал ваше имя… Сейчас попытаюсь… Вас зовут… Виктор… нет, не
