Разве он не заслужил этого своей верностью Белому Трибуналу? Верностью? По телу прошла неприятная дрожь. Квисельд глубоко вдохнул ароматный дым, и неприятное ощущение исчезло. Дом Квисельдов! Его собственное маленькое королевство. Правда, немного забытое в последнее время. У состоятельного человека столько забот и обязанностей… Неплохо было часок поотдыхать в собственных покоях. Он ведь уже много лет толком не отдыхал.
Медленно выйдя из гостиной, Квисельд неторопливо прошелся по комнатам, пожирая глазами чудеса и красоты и не забывая каждый раз проверять, заперты ли окна. Все закрыты ставнями и заботливо заперты. Отлично. Осторожность еще никому не вредила.
Оставляя за собой облако табачного дыма, он прошелся по бесконечному коридору второго этажа, любуясь его величием, двойным рядом мраморных колонн и пятью десятками одинаковых канделябров, связанных между собой цепочками из граненых кристаллов. Да, канделябры великолепны. Ничего подобного не найдешь во всей Верхней Геции, а может быть, и во всем мире. С минуту Квисельд любовался лившимся сверху теплым сиянием, потом его взгляд наткнулся на нишу в стене. В нише стоял вооруженный часовой. На месте и начеку, все как положено.
Часовой молодцевато отдал честь, приветствуя проходящего господина. Все в порядке, все предусмотрено. Квисельд гулял по коридорам собственного дома, и на сердце у него становилось все легче. Вся домашняя стража на постах, все окна на запорах.
Огромный дом ЛиТарнгравов —
Однако внутри было не так уж и тихо! Выйдя на площадку широкой лестницы, Дремпи остановился, услышав сердитые голоса. Они доносились из комнаты его молодой воспитанницы. Он разобрал, что девушка гневно выговаривает кому-то — и совсем не тем тоном, каким Гленниан ЛиТарнграв говорила с провинившимся слугой. Тут же послышался угрюмый ответ, и Квисельд узнал гнусавый голос сына Пфиссига.
— Ну, что еще выдумаешь? — спросил Пфиссиг.
— Не трудись отрицать, — отозвалась Гленниан. — Ты попался на месте преступления. И не первый раз, но позаботься, чтобы это оказался последний.
— Ты мне
— А что, похоже?
— Это нелепо.
— Согласна. Нелепо и мерзко. Неужели в тебе нет и крупицы порядочности?
— Не желаю слушать болтовню глупой девчонки! У меня нет на это времени.
— Пока ты не успел смыться, постарайся кое-что уяснить. Руки прочь от моих вещей. И чтоб ноги твоей не было в моей комнате!
— В твоей комнате? Ты думай, что говоришь! Какая это «твоя» комната, нищенка! Ты, кажется, позабыла, так позволь тебе напомнить, что этот дом и все, что в нем есть, принадлежит моему отцу. А когда-нибудь будет принадлежать мне. Постарайся это запомнить.
— Ах ты
— Со мной так не разговаривают! Веди себя прилично, не то пожалеешь. А что до твоих оскорбительных подозрений и обвинений, держи их при себе, не то люди подумают, что твой пресловутый ум тебе изменяет. Я, знаешь ли, иногда опасаюсь за твое душевное здоровье, честное слово! А теперь, извини, мне надо идти. Нет смысла продолжать этот утомительный разговор.
Дверь открылась, из комнаты показался раздосадованный Пфиссиг. Губы его кривились в ленивой усмешке, однако покрасневшее лицо выдавало действительное состояние юноши, а маленький носик был еще краснее, чем обычно. За его спиной, гневно сложив руки на груди, стояла Гленниан ЛиТарнграв.
— И обратно не возвращайся, — посоветовала она.
— В чем дело? — вмешался Дремпи Квисельд. При виде отца Пфиссиг застыл как вкопанный.
— Пустяки, отец, — отозвался он. — Маленькое недоразумение. Наша Гленниан горячится из-за ломаного гроша.
— Ломаный грош! Какое красочное выражение! — глубоко вздохнув, Гленниан вышла из комнаты навстречу опекуну. — Почтенный Дремпи, я не хотела вас беспокоить, но раз уж вы все равно услышали, я должна просить вас о помощи. Прошу вас, запретите своему сыну входить в мою комнату. Я вернулась и застала его копающимся в ящиках собственного стола.
Почтенный Квисельд почувствовал волну жара, окатившую щеки и понял, что лицо его покраснело не хуже, чем у сына. Это было смешно, но он ничего не мог с этим поделать. Дремпи всегда робел перед Гленниан ЛиТарнграв, несмотря на ее молодость и положение воспитанницы. А ведь девушка вовсе не стремилась к этому, она даже не осознавала своей власти. Квисельд сам толком не мог понять причину этой робости, хотя предполагал, что дело в сходстве девушки с отцом, его бывшем господином, благородным ландграфом ЛиТарнгравом. Правда, сходство было не так уж и велико. Девически стройная фигура Гленниан мало напоминала коренастое сильное тело Джекса ЛиТарнграва, ее нежная бледность разительно отличалась от здорового румянца на щеках благородного ландграфа. Его морковно-рыжая шевелюра перешла в темно-каштановые локоны дочери, а от россыпи веснушек у нее осталось только несколько темных пятнышек у переносицы. И, прежде всего, блестящие глаза принадлежали одной только Гленниан — ясные, серо-зеленые глаза с карими искорками, миндалевидные глаза, прикрытые густыми темными ресницами. «Ведьмины глазки» — называл их про себя Квисельд. Ему было легко, судить — эти глаза приходились как раз вровень с его собственными, хотя девушка не была высокой. Но при всем при том девушка необычайно напоминала отца: тысячей мельчайших деталей, движений и интонаций.
— Почтенный Дремпи… — окликнула его Гленниан. Квисельд опомнился.
— Ты можешь это объяснить? — с надеждой обратился он к сыну.
— Разумеется, — без запинки отозвался Пфиссиг. С его губ не сходила все та же улыбочка. — Я просто искал одну книгу. Всем известна страсть Гленниан к чтению. В ее комнате целые горы книг. Я подумал, что та, которую я искал, могла случайно попасть к ней, и хотел попросить ее посмотреть у себя на полках. Постучался, но никто не ответил, и я решил зайти и посмотреть. Прошу прощения за свою дерзость, но право же, я никого не хотел обидеть.
— Вот видишь, он ничего дурного… — начал Квисельд.
— Зачем же ему понадобилось рыться у меня в столе? — возразила Гленниан. — И в платяном шкафу?
— Я не делал ничего подобного, — застывшая улыбка и немигающие голубые глазки делали круглое личико Пфиссига совсем кукольным. — Ты просто не поняла. Тебе показалось. Может, выпила за обедом лишний стаканчик?
— Я видела, что он делает, и не в первый раз, — Гленниан, не замечая Пфиссига, обращалась напрямую к опекуну. — Почтенный Дремпи, с этим делом легко покончить. Просто разрешите мне поставить замок на дверь, и чтобы ключ был только у меня.
— Кажется, моя приемная сестричка над нами смеется, — фыркнул Пфиссиг. — Не думает же она, в самом деле, что мы будем перестраивать дом ради ее капризов!
— Один замок — не такая уж большая перестройка, а для меня это очень важно, — даже возражая Пфиссигу, Гленниан словно не замечала его присутствия.
— У нашей Гленниан добрые намерения, однако она слишком чувствительна и порой упускает кое- что из виду, — снисходительно усмехнулся Пфиссиг. — Например, что дом Квисельдов — не
— Как я могу забыть то, о чем мне постоянно напоминают, — огрызнулась Гленниан, по-отцовски стиснув зубы. — Почтенный Дремпи…
— Хватит. — У Квисельда закружилась голова. — Не ссорьтесь, дети. Гленниан, я обдумаю твою
