разрушенного пансионата неподалеку от моря. Ободранная табличка сообщала, что объект продается, но служащий с бензоколонки утверждал, что хотя официально никто не спешит с наймом, время от времени там останавливаются кочевые группы молодежи, постхиппи, сторонники освобождения индейцев, нудисты или вегетарианцы. Джин показал ему фото Раквель. Сначала бензинщик, вроде бы, узнал девушку, но быстро потерял желание разговаривать, стал отделываться от журналиста односложными фразами, ссылаясь на скверную память и массу прошедших перед ним лиц. Он явно лгал. Если Раквель находилась в покинутом доме достаточно долго, он должен был ее видеть. Джин вломился внутрь. Вломился — в данном случае явное преувеличение, он попросту вошел: дом не был заперт. Сезон миновал, ни одного непрошеного жильца в огромной двухэтажной развалюхе, запущенной и грязной, не оказалось. Хантер нашел многочисленные следы пребывания различных обитателей, банки из-под пива, кока-колы, окурки с марихуаной, флакончики из-под лекарств, газеты. Однако все было довольно свежим. В нескольких местах разрушенного дома Джин обнаружил свежую штукатурку. Кто, любопытно было бы узнать, занимался ремонтом чужой развалюхи? Под штукатуркой не оказалось ничего интересного. То, что было там прежде намалевано, содрали до кирпичной кладки. Только на потолке, на одной из неокрашенных деревянных балок, виднелся выцарапанный гвоздем знак рыбы.
Одним из немногих соседей пансионата была бензоколонка. Немногочисленные обитатели нескольких халуп отличались спартанским немногословием. Одна старушка после долгих расспросов вспомнила о группе молодых людей, которые жили в пансионате и занимались развратом. Каким именно развратом, она уточнить не смогла. Но они ничего не крали, очень любили бегать и купаться нагишом. Потом выехали. Полгода тому, как выехали.
Хантер пошел на пляж. Обычный дикий берег, грязный и давно не посещаемый. Табличка на столбе предостерегала от купания. К тому же и пора была неприятная, ветреная. Помощником Джина стал Лео, товарищ по институту, работающий в отделе происшествий одной из местных газет. Когда они установили, что последнее письмо от Раквель приходится на конец мая, Лео заглянул в личную картотеку убийств, похищений и несчастных случаев.
— Любопытное дело, — бурчал он, — во второй половине июня именно в этом заливе выловили трупы нескольких нагих молодых людей. Лишь четверых удалось опознать. В основном это были дети из приличных домов, сбежавшие от родителей и болтавшиеся по стране в поисках приключений.
— А остальные? — спросил Хантер.
— В этой стране ежедневно пропадает без вести несколько человек. Трупы были в состоянии почти полного разложения, не удалось идентифицировать большинство тел.
На следующее утро в полицейском архиве ему показали горсть предметов, обнаруженных у утопленников. Золотая цепочка со знаком водолея. Браслетик. Часики. Колечко… Колечко он узнал сразу. Он сам купил его Раквель на шестнадцатилетие.
Лео считал, что молодежная компания, наглотавшись и накурившись наркотиков, отправилась на ночное купание с известным результатом, и не намерен был усматривать тут каких-то более таинственных обстоятельств. В тот день они нашли анонимную могилу Раквель, полиция показала потрясающую фотографию тела после двухнедельного пребывания в воде. Только прекрасные рыжие волосы остались теми же.
Лишь год спустя, во время теннисного турнира в Сан-Антонио, из случайно попавшегося на глаза репортажа о религиозных общинах штата Техас Хантер узнал о секте людорыб. В редакции еженедельника ему сказали, что речь идет об очень небольшой группе молодых людей, совершенствующихся физически и психически путем постоянного контакта с водой.
— Это гораздо здоровее, нежели давние хиппизмы. У них милейшая жрица, мисс Крафт. Кажется, чемпионка Луизианы 1958 года в вольном стиле, — информировал его здешний коллега по профессии.
И все было бы в порядке, если б не специфический способ изображения рыбы на фирменном значке. Такой же, как в ванной Раквель и в покинутом пансионате над заливом Сан-Франциско.
Неподалеку от местности с богоубийственным названием Корпус-Кристи, вблизи одной из тысячи лагун, украшающих эту часть Мексиканского залива, расположена просторная покинутая ферма, напоминающая телевизионную Пандерозу. [35] Была предвечерняя пора, когда молодой человек в обшарпанных джинсах вошел на территорию, иллюминированную цветными лампочками. Его сопровождали две девушки-охранницы. На террасе, погрузив голову в наполненную водой детскую ванночку, стояла на коленях нагая женщина, с которой время обошлось невероятно мягко, оставив ей тело двадцатилетней. Вокруг нее ритмично раскачивались из стороны в сторону несколько десятков молодых людей, чистеньких, коротко остриженных и тоже нагих. Из динамика лился шорох волн, расплывающихся по песку, и тихий шепот не то молитвы, не то безмелодийной песни о пражизни и праокеане, воде, бесконечности, воде, счастье, воде… Кроме охранниц, вооруженных автоматами, никто не обратил на пришельца внимания. Погружение жрицы длилось долго, может, с четверть часа, наконец она подняла голову. В отличие от юного тела о ее возрасте однозначно свидетельствовали неестественно белые, бескровные щеки и морщинки вокруг зеленых, полузмеиных глаз.
— Кто ты? — спросила она.
— Странник, алчущий смысла.
— Кто прислал тебя?
— Судьба, играющая нашими земными костями.
— Ты любишь воду?
— Вода — начало и конец.
— Вижу, ты читал мою книгу, — заметила мисс Крафт.
— Она всегда при мне!
Последователи мисс Крафт приходили в себя. Немного отуманенные, немного сонные. Парами, нежно обнявшись, они удалялись в глубь строения.
— Хочешь испить из моего источника? — спросила жрица.
— Жажду погрузиться в него.
Они провели вместе ночь. Джин никогда не встречал столь изумительной любовницы. Это была разбушевавшаяся стихия и воплощенное сумасшествие. А ведь даже в минуты всеобъемлющего единения он ни на мгновение не забывал, что мисс Крафт (она же, как мы знаем, Сьюзи Уотерс) виновна в смерти Раквель.
Он остался на ферме. Позволил втянуть себя в ритм тренировок, медитаций и игр. Жизнь протекала легко, казалась одним огромным праздником. Здоровая натуральная пища (в хозяйстве общины были две коровы и три козы), простые увеселения и чувство беззаботности заполняли теплые, солнечные дни. Джин поддался этому убаюкивающему ритму, однако, не потерял чуткости, но каждый прожитый день говорил о том, что его опасения беспочвенны. Правда, жрица требовала послушания, запрещала выходить с фермы поодиночке, имела собственную стражу и, кажется, собственных осведомителей, но во всем остальном была симпатичной, душевной… Он чуть было не полюбил ее. Хантер тоже не покидал фермы, однако у него был небольшой приемопередатчик, с помощью которого он связывался с другом Франком, коллегой из отдела водного спорта, поселившимся неподалеку. Этот аппарат Джин держал в дупле сгнившего ствола, и обычно пробирался к нему в сумерках.
Вначале ему было трудно всерьез принимать философию людорыб. Он считал, что это скорее всего аллегория. Однако по мере продолжения странного курса его иллюзии понемногу рассеивались.
— Через очищение тела мы придем к совершенству, — говорила жрица. — А совершенство лежит на расстоянии вытянутой руки от нас, — и она демонстрировала сказанное.
Может, это были трюки, но она действительно могла часам находиться под водой (Хантер, разумеется, понятия не имел, что попал к русалке), левитировать над землей, или пробивать тело навылет вязальными спицами. Кроме того, она любила деревья и змей, но больше всего воду.
«Когда мир погибнет в атомном пожарище, только в море мы найдем избавление», — таков был ее девиз.
Все большее число молодых людей приходили к убеждению, что они уже достигли совершенства. Они охотно записывали на имя общины свое имущество, из кратких побывок дома привозили драгоценности и наличные деньги. Приближалась самая короткая ночь в году. Ночь крещения и испытания. Хантер уже знал много, однако, хотел познать проблему до конца. Добыть доказательства. Пробы пищи,
