земли в пятидесяти сантиметрах от его ботинок.
— А ты кто такой? — спросила морда и высунулась побольше. Принадлежала она приземистому субъекту в белом комбинезоне, стоящему на вершине лестницы, вырубленной в материковом льду.
— Шестью шесть, — сказал синьор Дьябло.
— Ну и что? — буркнул полярник и, подойдя к Фаусону, принялся достаточно бесцеремонно его обыскивать. Одновременно из подземного укрытия вынырнули два плотных, вооруженных пистолетами типа с наружностью эскимосов, и около семи с чем-то собак породы лайка (он помнил по Джеку Лондону), которые, ворча, образовали круг, напоминающий костер бойскаутов. Бородач продолжал ощупывание, наконец, бросил:
— Документы есть?
Это уж было слишком. Ведь стоявший в полярном полусвете синьор Дьябло уже не был Меффом Фаусоном недельной давности, напуганным цыпленком на пограничье индустриализации и демонологии. Он чувствовал себя Полномочным Представителем Низа, руководителем великой, хоть и все еще не уточненной Миссии! Поэтому он рявкнул:
— Да кто дал тебе право, поскребыш Большой Медведицы, вывалившийся из-под хвоста Полярной Звезды, задавать такие вопросы мне, Агенту Низа? Кто тебе, крыса ледяная, позволил стоять по стойке вольно перед единственным своим начальником, вонючка ты рыбожирная! Иль ты не знаешь пунктов пятого и двести девяносто девятого параграфа триста двадцать второго с отсылкой к декрету о Высшей полезности Зла в особых случаях, моржина, недоделанный во время весеннего гона?! (Мефф к собственному изумлению сыпал совершенно незнакомыми ему проклятиями и цитатами из сборника инструкций Низа).
Полярник побледнел. Свел каблуки, рука у него потянулась к шапке. Эскимосы пали ниц, а собаки приняли собачью позу подчинения и скуля принялись размахивать лапами.
— Прости, Наитемнейший! — крикнул полярник. — Не признал тебя в первый момент. Человек потихоньку дуреет в столь удаленном от метрополии уголке.
Фаусон не подал ему руки, а только буркнул:
— И долго мы еще будем так стоять на морозе?
Хозяин согнулся пополам, извинился за то, что пойдет первым и чуть ли не побежал, без конца бубня что-то о необходимой бдительности и фальшивых ревизорах, которые время от времени прикидываются истинными Агентами Низа.
— Куда идем? — спросил Мефф, видя, что они удаляются от дыры во льду и снова направляются к побережью.
— Бы попали, господин, на настоящую станцию. А я веду вас непосредственно к Замку.
— Фамилия, звание, должность!
— Бельфагор. Я имею честь быть ректором заведения. Наша, вероятнее всего, избыточная бдительность была вызвана радиотелеграммой с близлежащей базы. Авиаторы сообщили, что кто-то посторонний, простите, Наитемнейший, столь явное неуважение, крутится поблизости. Там на базе у нас свой человек.
— А вы думаете, я должен был прилететь правительственным вертолетом?
— Ну что вы! Ваше инкогнито было абсолютно оправдано. Ведь у нас с Канадой нет дипломатических отношений. Здешние власти вообще не верят в наше существование, а общественность… Ну, что ж, общественности нечего сказать на сей счет.
Ветер с моря крепчал. Бельфагор наконец остановился и несколько раз ритмично ударил о лед, отбивая первые такты марша из «Аиды». Плита поднялась и очам посланца явились широкие, выложенные красно-черным ковром ступени. Кстати, подвижные, вроде эскалатора. В перспективе виднелись портики, скульптуры и аттики Ледяного Замка. Бельфагор сбросил масккостюм и остался в черном меховом комбинезоне с золотистой цепочкой на груди. На волосы цвета воронова крыла надел ректорский берет, который попросту снял с вешалки.
— Прошу вас, Ваше Подземство!
Они тронулись.
«Если бы канадцы знали, что скрывается под поверхностью здешних пустошей», — думал Мефф, съезжая в подледные хоромы. Вокруг лестницы раскинулись воистину необычные картины. То, что в первые минуты он принял за скульптуры и колонны, в действительности было делом рук природы при небольшой лишь помощи человека. Сталактиты, сталагмиты, натеки — все это искрилось в свете ярких ртутных ламп. Только кое-где из-за естественного столба выглядывал высеченный изо льда гном, ведьма либо другое паскудство, напоминающее, что это все же не дворец Снежной Королевы, близкой знакомой датчанина Андерсена.
На глаза то и дело попадались высеченные во льду буквы: «СБТ», Бельфагор пояснил, что это аббревиатура принятого здесь девиза: «Страх, Боязнь, Тревога», являющегося для юных адептов ужасизма, вампиризма и духизма указанием и ведущей нитью в будущей самостоятельной деятельности. По мере того как они опускались, все сильнее чувствовался запах серы. В принципе, было неожиданно тепло, что-то около нуля, поэтому Фаусон с приятностию скинул шубу и шапку-ушанку. Внизу болталось несколько полупрозрачных теней, но и те исчезли, видя приближение Его Магнифиценции, то бишь ректора, и незнакомца.
Над входом в главный коридор училища, вероятно, исполняющий роль места для прогулок, здешнего «пятачка», гордо вздымался транспарант: «Да здравствует всевозрастающий ужас и да живут ведьмы и упыри до последней капли крови!» Неподалеку виднелся ледяной глобус, отдельные точки которого были соединены черными щупальцами с местопребыванием училища.
— Это будущие резиденции наших воспитанников, — гордо молвил ректор. — Через несколько лет с нами снова будут считаться, как во времена доктора Фауста! Кстати, простите, вы никак не связаны с европейским резидентом Низа, маэстро Борутой?
Бельфагор познакомился с Борутой около пятидесяти лет назад на одном из последних конгрессов черной магии в Салеме (штат Массачусетс). Сравнительно юный упырь, родом из одного старофранцузского замка, произвел на фаусоновского дядюшку весьма приятное впечатление. Будущий ректор сидел без работы и жилья. Его замок, купленный каким-то американским мультимиллионером, был в свое время по частям перевезен в Америку, но так и не восстановлен заново.
А тут — великий кризис. Миллионер обанкротился. Детали замка пошли с молотка, камень использовали в качестве булыжника при строительстве дорог и «нового порядка». Борута, тронутый судьбой упыря, дает ему несколько бескорыстных советов: получить образование, подрабатывать черной магией и голосовать за Рузвельта. Бельфагор внимательно слушает советы. Спустя сорок пять лет, уже будучи зажиточным бизнесменом, он наносит старику визит в его горной резиденции. Напоминает о замысле возрождения упыриного ремесла, говорит о юных талантах, которых повстречал во время блужданий по миру, подвергает сомнению тезис о погибающих видах и подвидах, классах и подклассах и просит поддержки. Хозяин обещает поднять вопрос Внизу. Адская бюрократия тянет с решением, но наконец выражает согласие и выделяет фонды. Училище приступает к работе. Развивается, щедро субсидируемое всеми кругами Ада. И уже вскоре начнет приносить свои первые плоды…
Мефф выслушал сообщение ректора, но в родстве не признался. Он не доверял типу в берете и не собирался посвящать его в свои семейные связи.
— У меня мало времени, — сказал он, — и я хотел бы приступить к делу. Я ищу кандидатов в сотрудники… — он уже хотел сказать, чтобы Бельфагор сам их выделил, когда ему подумалось, что лучше будет вначале ознакомиться со всеми учениками. Может, там найдется кто-нибудь помоложе, посмекалистее…
Бельфагор словно угадал его мысли.
— Сейчас у нас будет большая перемена. Я ознакомлю вас с нашим «приплодом». Самые лучшие упыри, демоны, страшилы, какие только могут присниться. Ловкие, и, прежде всего, подкованные новейшими достижениями науки. Представьте себе, у меня здесь есть упырь, пишущий кандидатскую по историческому материализму, и вампирка-анестезиолог второго года обучения. — Видя сомнение на лице Меффа, он добавил:
— Вовсе нелегко мне было собрать такое стадо. Меня тоже взяли сомнения, когда я подумал, что
