стояла вдова со своим сыном. Вдова держала в руках кастрюльку, так что никто, кроме нее, не мог включить «Хулигана».
Сила тяжести полегчала. У доктора Свейна была эрекция. И у юнца тоже. Как и у капитана Бернарда Нарцисс-11 О'Хейра, стоявшего поблизости, у вертолета.
Можно предположить, что соответствующие ткани в организме вдовы тоже были напряжены.
— Знаете, на кого вы были похожи, мистер Президент, когда сидели на ящике? — спросил мальчик. Ему самому было тошно от слов, которые подсказывала ему болезнь.
— Нет, — сказал доктор Свейн.
— На самого громадного павиана в мире — когда он пытается трахнуть футбольный мяч, — пробормотал юнец.
И доктор Свейн, которому не хотелось до бесконечности слушать оскорбления, протянул мальчишке все, что у него осталось от три-бензо-Хорошимила.
Синдром абстиненции, вызванный отказом от три-бензо-Хорошимила, — это нечто сногсшибательное. Доктора Свейна пришлось прикрутить веревками к кровати в доме вдовы на шесть ночей и шесть дней.
Попутно он переспал со вдовой, зачав сына, который станет отцом Мелоди-Малиновка-2 фон Петерсвальд.
Да, и попутно вдова рассказала ему, что она узнала от китайцев: властелинами Вселенной их сделало умение соединять гармонически настроенные интеллекты.
Да, и он велел пилоту доставить его в Манхэттен, на Остров Смерти. Он решил умереть там и соединиться со своей сестрой в загробном мире — для этого он собирался вдохнуть или проглотить невидимых китайских коммунистов.
Капитан О'Хейр, которому смерть вовсе не улыбалась, спустил Президента на канате, при помощи лебедки, прямо на смотровую площадку Эмпайр Стейт Билдинг.
Президент оставался там до вечера, любуясь видом. Затем, глубоко вдыхая на каждой ступеньке, он спустился вниз, надеясь, что вдохнет побольше китайских коммунистов.
Он спустился вниз уже в сумерках.
В вестибюле валялись человеческие скелеты — в лохмотьях, как в полусгнившей обертке. Стены были исполосованы, как зебра, следами давно погасших кухонных костров.
На стене висел рисунок, изображавший Иисуса Христа Похищенного.
Доктор Свейн впервые услышал прерывистый писк летучих мышей, вылетавших из-под земли после заката.
Он себя чувствовал без пяти минут мертвецом — братом тех скелетов.
Но тут, откуда ни возьмись, из засады выскочили шестеро Крыжовников, вооруженных копьями и ножами. Они видели, как Президент спустился с вертолета.
Когда они поняли, кто им попался, они пришли в восторг. Он для них был настоящим сокровищем, и вовсе не потому, что был президентом, а потому, что учился на медицинском факультете.
— Доктор! Ну, теперь у нас есть все! — сказал один из них. Кстати, они слышать не хотели о том, что он собирается умирать. Они заставили его проглотить маленький ромбик чего-то, напоминавшего безвкусный жмых от земляного ореха. А на самом деле это были вываренные и высушенные рыбьи потроха — верное средство от Зеленой Смерти.
Хэй-хо.
Крыжовники без промедления поволокли его в Финансовый район, потому что глава их семьи, Хироши Крыжовник-2 Ямаширо, лежал при смерти.
Очевидно, у него была пневмония. Доктор Свейн мог рекомендовать ему только то, что его коллеги рекомендовали лет сто назад: держать тело в тепле, голову — в холоде и ждать, что будет.
Или температура упадет, или больной умрет.
Температура упала.
В награду Крыжовники притащили доктору Свейну свои самые драгоценные сокровища и разложили их на полу Нью-Йоркской биржи. Там был приемник с часами, саксофон-альт, новехонький дорожный несессер, модель Эйфелевой башни с термометром, и все такое прочее.
Ради приличия доктор Свейн выбрал из этой кучи мусора один бронзовый подсвечник.
Тогда-то и родилась легенда, что он помешан на подсвечниках.
Ему не понравилась жизнь с Крыжовниками в общежитии, потому что, кроме всего прочего, от него требовалось непрерывно вертеть головой, разыскивая Похищенного Иисуса Христа.
Тогда он прибрал вестибюль Эмпайр Стейт Билдинг и перебрался туда. Крыжовники приносили ему еду.
И время летело.
Примерно в этот период времени появилась Вера Белка-5 Цаппа, и Крыжовники поделились с ней лекарством. Они надеялись, что она станет присматривать за доктором Свейном, вроде няньки.
Она некоторое время с ним понянчилась, а потом занялась своей образцовой фермой.
А малютка Мелоди появилась много лет спустя, беременная, толкая перед собой детскую коляску с жалкими пожитками, своим единственным достоянием. Среди этих припасов оказался дрезденский подсвечник. Даже до Мичиганского Королевства докатились слухи, что Король Нью-Йорка помешан на подсвечниках.
Подсвечник, который везла Мелоди, был саксонского фарфора: дворянин строит куры пастушке у дерева, увитого цветущей лозой.
В последний день рождения старика подсвечник Мелоди разбили. Его наподдала ногой Ванда Белка-5 Ривера, пьяная рабыня.
Когда Мелоди в первый раз подошла к Эмпайр Стейт Билдинг и доктор Свейн вышел узнать, кто она такая и что ей тут нужно, она упала перед ним на колени. В ее маленьких, протянутых к нему ручках был зажат подсвечник.
— Здравствуй, дедушка, — сказала она.
Он немного помолчал. Потом помог ей встать.
— Входи, — сказал он. — Входи, входи.
Доктор Свейн тогда еще не знал, что зачал сына во время абстиненции от три-бензо-Хорошимила в Урбане. Он решил, что Мелоди — просто случайная просительница и поклонница. И после этой встречи он не стал предаваться мечтам о том, что где-то у него есть потомки. Ему никогда не хотелось плодиться и размножаться.
Так что, когда Мелоди смущенно, но убедительно объяснила ему, что она самая настоящая родственница, у него появилось чувство, как он позднее объяснил Вере Белка-5 Цаппе, «будто у меня внутри что-то лопнуло, получилась громадная прореха. И будто из этого отверстия, внезапно и совершенно безболезненно открывшегося, выползла изголодавшаяся девчушка, беременная, держа в руке подсвечник саксонского фарфора».
Хэй-хо.
Вот что рассказала Мелоди.
