новые идеи, а через некоторое время тот же народ побежал, точно стадо овец, за Наполеоном покорять другие страны… А Гитлер? Одураченные немцы, сражавшиеся в Берлине до последнего патрона? Нет, политика — дело ненадежное. Оставим ее Эль Капитану и Рыжей Хельге.
Анди порывисто вскочил: — Да я вовсе не на стороне динамитеросов, пойми же наконец!
Они разделяют народ, провоцируют столкновения, создают ненужные осложнения…
И нельзя целиком оставлять политику Рыжей Хельге… — он улыбнулся, — как бы ни была она хороша собой.
— Я вовсе не нахожу, что она так уж хороша, — возразил Агвилла. — Если судить по тому, что мы видели по телевидению, в ней есть что-то отталкивающее. К тому же эта вечная сигарета в зубах…
— Нравится она нам или нет, но Рыжая Хельга оказывает безграничное влияние на Эль Капитана, а тем самым на всех левых экстремистов.
Последний же арест и освобождение сделали ее чуть ли не национальной героиней.
Шутка ли — заставить пойти на попятный самого Командора!
— Ее обменяли на министра обороны, — напомнил я.
— Разве это не свидетельство ее веса в политической жизни страны, особенно в кругах экстремистов? — настаивал Анди. — Лично я не сомневаюсь, что ее авторитет будет расти не только в этих кругах, но и в народе, который ты, Агвилла, поносишь совершенно напрасно.
Старший брат положил на стол руку, и младший тут же умолк.
— Я думаю так, — сказал Агвилла. — Предоставим экстремистам всех толков самим выпутываться из той каши, которую они заварили. Если наш энерган поможет им, тем лучше. У нас пока свои проблемы, ими мы и должны заниматься. Я хотел бы еще послушать сеньора Искрова. Впрочем, вы, должно быть, устали и хотели бы лечь? Ну, конечно, как это негостеприимно с моей стороны! Но у нас так редко бывают гости… — Он поднялся. — Продолжим завтра.
Откуда-то снизу донесся глухой гул, напоминавший звуки низкого органного регистра. Лампа под потолком заходила ходуном. Я вздрогнул.
Агвилла улыбнулся: — Не обращайте внимания, сеньор Искров. Здесь такое случается ежедневно. Но не зря же мои далекие предки строили жилища с такими толстыми стенами и придавали дворцам и храмам форму пирамид. Нам ничего не грозит.
Можете спокойно ложиться спать, Доброй вам ночи. Не торопитесь рано вставать, я все равно буду очень занят, по крайней мере до полудня, если только… — Он снова заулыбался всеми своими ямочками -… если только вам не захочется помочь Вам. Увы, рабочих рук не хватает. А между тем в Веспуччии безработица… Смутно представляя себе, в чем может заключаться моя помощь, я все же вежливо сказал: — С удовольствием помогу. Доброй ночи! Я долго не мог уснуть, сквозь дремоту перебирал в уме все, что увидел и услышал в этот вечер.
Главного я по-прежнему не знал, многого не понимал, в еще большем сомневался.
Но одно уяснил: в этой необычной семье, состоявшей из чистокровного индейца, истинного ученого, и двух его сыновей от смешанного брака — химика с авторитарными наклонностями вождя и историка, придерживающегося революционных взглядов, — в этой семье нет единодушия в вопросах политики. Они и сами не знали, какие формы должна принять их борьба. Более того, между ними назревал конфликт чреватый осложнениями.
Причины же, побудившие их вести эту борьбу, и ее конечные цели пока оставались для меня загадкой.
7. Я получаю ответы на некоторые вопросы
В ту ночь впервые за последние два десятка лет я спал в комнате с открытым окном, без кислородной установки, без кислородомера, не слыша шипенья струящегося по трубам столь необходимого для жизни, но столь дорогостоящего воздуха.
И впервые с тех пор, как я появился на свет, меня разбудило лошадиное ржанье.
Я выглянул в окно: в просторном, залитом солнцем дворе Агвилла и Анди сгружали с трех лошадей большие, тяжелые мешки. Перед каменной аркой входа стояла стража.
Когда разгрузка кончилась, лошадей увели, а братья, взвалив на спину по мешку, куда-то их понесли. Видимо, нести пришлось далеко, потому что вернулись они примерно через полчаса, вспотевшие, тяжело дыша. Снова взяли по мешку и снова двинулись в путь.
Первым меня заметил Анди.
— Привет, Тедди! — крикнул он. — Что смотришь? Помогай!
Думаю, даже толтекам не приходилось таскать таких тяжестей — у них были рабы.
— Я тоже ваш послушный раб, — ответил я и направился было к двери, но Агвилла остановил меня: — В следующий раз, сеньор Искров, сначала поешьте. Завтрак на кухне, рядом со столовой.
Завтрак был скромный: кукурузные лепешки, чай из лесных трав, синтетический сыр. Зато кухонному оборудованию могла позавидовать самая взыскательная хозяйка: современная плита, огромный холодильник, мойка-автомат с горячей и холодной водой, всевозможные сушилки, шкафы и шкафчики, приборы — словом, все что нужно. Как им удалось все это сюда доставить? Неужели по той тропке, по которой спускался я? Вряд ли…
По другую сторону коридора была еще комната. В полуотворенную дверь я увидел новейшее электронное оборудование: три мощных радиофона, несколько телемониторов, два передатчика, миникомпьютер, назначения которого я не знал, набор инструментов, радиодетали… Выведенные в окно антенны исчезали из виду высоко над крышей. Среди всех этих машин и приборов я увидел Педро Коломбо, который что-то ковырял отверткой, то и дело поглядывая на телеэкраны.
Он заметил меня: — Доброе утро, сеньор! Заходите! Как спалось? Здесь шумновато, наш генератор работает всю ночь.
— Доброе утро, Педро. Я прекрасно спал, — вежливо ответил я, не сводя глаз с мониторов.
Все пять экранов показывали разные изображения. На одном я увидел Белую Стену со сбегающей вниз тропой, той самой… Невидимый объектив полз по ней, высматривая каждый камешек, каждую птаху, то и дело отъезжая, чтобы охватить общим планом всю гигантскую скалу.
Заметив мое изумление, Педро включил звук, и до меня долетело завывание ветра, шум скатывающихся в пропасть камней. Даже мышь не могла бы проскользнуть незамеченной по этой тропке.
Весь второй экран занимала современная химическая лаборатория. Среди множества колб и труб различного диаметра и размера виднелись сосуды с зеленоватым веществом, между которыми сновал худощавый человек в белом халате.
Третий экран показывал шахту, с виду почти не отличавшуюся от шахты обыкновенного лифта, четвертый — огромный склад, сверху донизу заставленный ящиками.
На пятом экране виднелся узкий, глубокий, затянутый дымкой испарений провал. Сквозь пар можно было разглядеть узкоколейку и вагонетку, стоявшую на рельсах. Педро прибавил звук, и я услышал резкий свист, словно из котла под колоссальным давлением вырывался пар.
— Знакомая дорога, сеньор? — Педро, улыбаясь, кивнул на первый экран.
— Вижу, вижу… — сказал я и подумал, каким же я выглядел жалким, когда полз по этой тропке вниз. — Значит, я все время был у вас на мушке!
— Так уж положено, сеньор. Но держались вы молодцом. Да и мы были готовы в любую минуту броситься к вам на помощь.
Я не решился спросить об остальных изображениях, Педро же о них словом не обмолвился. Но уже одно то, что он позволил мне заглянуть в пункт связи Эль Темпло, свидетельствовало либо о том, что мне полностью доверяют, либо — вероятнее всего — о том, что я для них совершенно не опасен.
Хотя я был предоставлен самому себе и никто не мешал мне выйти из дому, я предпочел вернуться в отведенную мне комнату. Однако когда примерно час спустя вновь послышалось лошадиное ржанье, я выбежал во двор.
Братья Маяпаны сгружали мешки. Я поспешил им на помощь, взвалил на себя мешок и чуть не рухнул под его тяжестью. Он оказался явно не под силу человеку, который двадцать лет жизни дышал ядовитым стайфли и питался почти исключительно искусственной пищей. Мешок был набит каким-то черным сыпучим веществом. Энерганом?
Пошатываясь, я поплелся вслед за братьями.
Шли мы, думаю, минут пятнадцать, но, согнувшись под тяжестью непосильной ноши, я не смотрел по сторонам. Знаю только, что какое-то время мы шли длинными коридорами, миновали полутемные залы, потом поднимались по истертым каменным ступеням, местами чуть ли не ползком пробирались под низкими проемами. Какое уж тут любопытство, я мечтал лишь об одном — чтобы скорее кончился мучительный переход.
Но вот, наконец, мы подошли к массивной железной двери.
Агвилла коснулся ладонью левого верхнего угла, и дверь бесшумно отворилась. В глаза ударил яркий свет. Я вошел, с огромным облегчением сбросил мешок на пол и только тогда позволил себе оглядеться.
Мы находились в лаборатории — той самой, которую я уже видел на телеэкране. Сейчас она выглядела гораздо внушительней и смахивала скорее на небольшой химический завод. Кроме множества стеклянных трубопроводов, колб и огромных шаров, где весело булькала жидкость самых разных цветов и оттенков, в глубине помещения я заметил бассейн с темным густым веществом. Его без устали размешивали серебристые лопасти, то и дело всплывали и лопались пузырьки, по желобу в бассейн сыпался угольно-черный порошок. Под высокими сводами лаборатории негромко жужжали мощные вентиляторы. Наверное, в древности это помещение служило храмом. Со стен смотрели оскаленные, полустертые лики божеств. Над входом отчетливо проступал фриз с изображением крылатого змея.
Позади стеклянных шаров, освещенных пляшущим светом, возвышался огромный алтарь, украшенный астрономическими знаками.
— Добро пожаловать, сеньор Искров, — услышал я мелодичный голос доктора Маяпана.
Одетый в белый халат, он сидел перед небольшим контрольным пультом, наблюдая за десятками мигающих лампочек и приборов на табло.
— Как вам нравится наш заводик? — В его тоне звучала явная гордость.
— Здесь вы и производите энерган? — растерянно спросил я, ошарашенный всем увиденным в Эль Темпло.
Казалось невероятным, что здесь, в этой подземной лаборатории, созданы те огромные количества энергана, которые наводнили Америго-сити, грозили расшатать экономику Веспуччии и повергли в панику даже нефтяных магнатов других стран.
— Нет, — ответил Маяпан, — здесь лишь завершающий процесс.
Сырье поступает из другого пункта. — Он показал на мешки. — Гремучий песок.
Я вспомнил галерею и вагонетку на экране монитора. Не рискуя расспрашивать, где находится “другой пункт”, все же не удержался: — Скажите, доктор…
