комнату связи, поинтересовался новостями. Из слов оператора я понял, что пикап прибыл по назначению, а моторная лодка загружается. После чего мы направились по туннелю к Эль Темпло. Однако на сей раз меня вели иным путем. Вместо того чтобы вступить на подножие пирамиды, мы свернули в сторону и по боковой лестнице спустились глубоко вниз. Долго петляли по низким коридорам, шлепали по зловонным лужам, пока, наконец, не подошли к железной двери, похожей на дверь лаборатории. Агвилла дотронулся до верхнего угла слева, дверь бесшумно открылась, и мы вошли внутрь. Агвилла включил электрический свет — здесь его экономить не было нужды.
Мы стояли в огромной пещере. Насколько я мог понять, это была природная пещера, одна из тех, что в изобилии встречаются под Скалистым массивом и служат складами провизии и военного имущества. Пещера, в которой мы находились, была до самого свода заставлена ящиками и коробками с эмблемой белого орла. В глубине виднелся подъемник.
И тут я понял, что именно эту картину я уже видел накануне на экране монитора!
— Здесь две тысячи тонн энергана, — сказал Агвилла. — Можете сами подсчитать, какому количеству горючего это соответствует.
Я не мог скрыть своего удивления.
— Когда вы успели изготовить столько?! С такими скудными подсобными средствами и в небольшой лаборатории?
— Терпение! — сказал Агвилла и повел меня дальше.
Примерно в получасе ходьбы отсюда находилась другая пещера, а рядом несколько пещер поменьше. Все они доверху были набиты коробками с зернами знергана.
— Здесь собрано несколько тысяч тонн, — сказал Агвилла.
Мы повернули назад. Возможно, были и другие склады, но мне их не показали. Дорогой Агвилла рассказывал: — Все, что вы видели, — плоды четырех лет работы. С того дня, как Анди расшифровал надпись на вазе. Пожалуй, и четырех лет нет — ведь первые месяцы ушли на строительство лаборатории, налаживание транспорта и прочее.
Признаться, тяжко пришлось. Все, без преувеличения все — от стакана воды до сверлильных станков — пришлось переносить на руках или на спине, лошадей сюда спустить было невозможно. Мы карабкались по Белой Стене, ножами прокладывали в джунглях путь, по пояс тонули в трясине, людей вместе с поклажей сносило потоками. Нас кусала мошкара, преследовали хищные звери, мы сутками не спали, работали без отдыха, голодали… Трое погибло — двое сорвались со стены, третьего ужалила змея. Особенно трудно было доставлять металлические секции для обогатительного бассейна… Так продолжалось до тех пор, пока не прорыли новые туннели. Наконец оборудовали лабораторию и получили первые партии энергана, а с ним и электроэнергию. Сейчас мы вырабатываем несколько тонн зерен в сутки.
— Поразительно! И есть возможность получить больше?
— Лошади не выдерживают нагрузки. Но десять тысяч тонн энергана — это не пустяк! И наверху примерно столько же.
“Видимо, их сейчас выгружают из машины и моторной лодки”, — мысленно добавил я, а вслух сказал: — Такими темпами вы сможете весь мир обеспечить энерганом.
— У нас мало людей. Вы сами видели.
— Почему же вы не привлечете еще?
— Из соображений безопасности. К тому же далеко не каждый способен одолеть дорогу к Ясимьенто. Что же касается лично меня, то мне вполне достаточно тех запасов зерен, которыми я располагаю сегодня. Дальше будет видно.
— Агвилла, разрешите задать вам один вопрос, на который вы можете и не отвечать. Нужный песок добывают только в Ясимьенто?
— Пока да. Но мы с отцом работаем над другим сырьем, оно доступнее, его месторождения богаче. Как правило, они находятся в тех районах Земли, где тектонические процессы сходны с нашими, а таких много: в Мексике, Японии, Индонезии, на Камчатке, даже в Италии. По сравнению с ними наш Ясимьенто беден… Хочу надеяться, что решение не за горами.
— Но это замечательно! Вы отдаете себе отчет, что если ваши попытки завершатся успешно, то вы на пути к тому, чтобы разрешить энергетическую проблему на нашей планете! Спасти человечество от ядовитых загрязнений воздуха! Преобразить облик Земли! Превратить пустыни в сады!
От волнения я не находил слов, но Агвилла, угадав мое состояние, задумчиво произнес: — В данную минуту, сеньор Искров, человечество не слишком интересует меня. Да и что такое человечество? Мак-Харрис, апперы, генералы?
Или полицейские, которые не задумываясь способны вырвать сердце из груди живого человека? Солдаты, в “патриотическом” порыве стреляющие в собственных отцов? Ученые, за несколько тысяч сребреников создающие новое смертоносное оружие? Торговцы, бесстыдно грабящие людей, писаки, стоящие на задних лапках перед апперами, продажные журналисты… Это тоже человечество?
Я перебил его: — Но, Агвилла, человечество — это еще и дети, в женщины, обыкновенные люди, труженики, те, кто в поте лица создает материальные блага…
— Оставьте свою дешевую пропаганду для других, сеньор Искров.
Кому-кому, а вам полагалось бы знать истинное положение дел в мире. Вот вы говорите “труженики”, а они из страха перед энерганом бастуют. Крестьяне припрятывают молоко, которое у них есть, пусть в небольших количествах, и сбывают его на черном рынке. Разве они при этом думают о голодающих детях? А женщины… Женщины продают себя тем, кто дороже заплатит…
Я снова перебил его: — Вы любили когда-нибудь, Агвилла?
К моему немалому удивлению, невозмутимый Белый Орел, умеющий подавлять других своей язвительной надменностью, вдруг залился краской. До кончиков ушей. До корней буйных волос. Смутился, как девушка.
— Женщины меня не интересуют, — сказал он внезапно осипшим голосом. — И без них хватает забот… Что касается любви… — Он улыбнулся так, что отчетливо обозначились ямочки на щеках и подбородке, и| стал таким привлекательным, что, ручаюсь, ни одна женщина перед ним не устояла бы, — о любви я читал в романах. Пустое занятие…
10. Кампо Верде — земной рай
Из обхода пещер мы вернулись поздно ночью, но Доминго Маяпан и Анди еще не спали. Мы нашли их в комнате у Педро Коломбо перед монитором, который держал под наблюдением Белую Стену. Доктор Маяпан махнул нам рукой, и мы присоединились к ним. Сначала я ничего не мог разглядеть — экран заволокло сероватой дымкой, но звук был отчетливый. Лаяла собака. С каждой минутой лай все усиливался, словно животное приближалось к нам.
— Свет! — приказал Агвилла.
В то же мгновение мощный луч прожектора пополз к пещере. Вот он достиг тропинки и выхватил какое-то существо, стремительно мчавшееся вниз.
Коломбо повернул рычажок, изображение укрупнилось: это и в самом деле была собака, большая, откормленная собака.
— В пуэблосах таких нет, — сказал Педро Коломбо.
— Ты прав, — задумчиво подтвердил Агвилла. — Гаси!
Прожектор погас, в непроглядном мраке слышался собачий лай, он звучал все громче и громче.
— Отпустим? — спросил Анди.
— Ну, нет, — ответил Агвилла. — Рассмотрим вблизи.
Включай!
Коломбо нажал какую-то клавишу, яркая полоса молнией прорезала темноту, вонзилась в тропинку и погасла. Собака жалобно заскулила от боли, потом затихла, и в наступившей тишине мы услышали, как тяжелое тело покатилось в пропасть. Затем все смолкло.
— Сеньор Искров, — обратился ко мне Агвилла, — ваша машина все еще наверху?
— Вероятно… если ее никто не угнал.
— Я не подумал об этом, — пробормотал он. — Ошибка. Вернуть машину в Тупаку! Немедленно! И принесите мне пса!
Педро Коломбо кивнул в знак повиновения.
Мы пробыли около телеэкрана еще какое-то время, но никаких происшествий больше не было, и мы ушли. На сей раз хозяева повели меня, не в столовую, а в помещение, где я еще не бывал.
— Наша библиотека, — сказал Анди.
Боги, какая это была библиотека! Стены огромного зала, в прошлом служившего, вероятно, местом торжественных приемов, украшенные фресками и скульптурами, от пола до потолка были заставлены книгами. Чего только тут не было. Детские сказки и произведения великих классиков, фантастика и поэзия — от древних времен до наших дней. Но особенно широко была представлена научная литература, в первую очередь книги по химии, физике и горному делу, монографий, посвященные нефти, бензину, атомной и солнечной энергии, космическим лучам книги по географии и астрономии. И едва ли не все, что относится к археологии и криптографии: легенды и истинные факты, исторические сведения и конкретные находки. Я увидел собрание бесценных средневековых рукописей и современные стереоальбомы, оттиски иероглифов и подлинные папирусы…
Тут же стояла изящной формы ваза около метра высотой. Ее поверхность была испещрена черточками, кружочками, птичьими головами, изображением длинноносых мужских профилей на фоне дымящихся горных вершин.
— Вот наша “Песня”, — сказал Анди. Я ожидал услышать стихи, но он сказал: — А сейчас мы покажем тебе фильм. Нажатием кнопки он разместил на стене небольшой экран и установил сзади проектор.
— Предупреждаю, Тедди, фильм документальный, никаких постановочных или монтажных фокусов. И старый — снят двадцать два года назад.
Но, полагаю, тебе будет интересно. Думаю, ты вспомнишь свою поездку по Теоктану.
Как будто я мог забыть Теоктан, тонущие в грязи селения, бедные хижины, голых ребятишек с вздувшимися животами!
Мы сели. Агвилла принес кукурузный напиток. Но никто не притронулся к стаканам ни во время демонстрации фильма, ни после. Мы не сводили глаз с экрана. Изредка Агвилла бесстрастным голосом давал краткие пояснения, словно все происходившее в фильме его не касалось.
Фильм был снят на цветную, порядком выцветшую пленку и не смонтирован, а просто склеен, поэтому некоторые кадры повторялись по нескольку раз, в особенности те, где была запечатлена Ева. Начинался он с придорожного знака, на котором значилось: КАМПО ВЕРДЕ — 10 км. Потом камера (снимали явно с
