– Не знаю, – растерялась Эмма.
– Наверное, где-то на столике лежат.
– Ага.
Климов приподнялся и взглядом поискал часы.
Они лежали на полу рядом с носками, словно пытаясь заползти внутрь. Генерал посмотрел на стрелки. Оказалось, что он провел в этой квартире чуть больше часа, а так много всего произошло.
– Послушай, у нас еще вагон и маленькая тележка времени. Тебе когда нужно быть дома?
– Я сказал, что приду поздно, – смутился генерал, вспомнив, что у него есть жена. Почему-то сейчас он подумал о ней с омерзением. – Когда вернусь, врать придется.
А врать генерал не любил, но на этот раз дело того стоило.
– Ты не хочешь принять душ?
– С удовольствием бы принял, – Климов представил, как приятно будет подставить разгоряченное потное тело под освежающие струи воды.
– Тогда давай. Сначала ты, потом я. А если хочешь, можем вместе.
Климов кивнул, быстро вставая с огромной, слегка измятой кровати.
– Пойдем, – Эмма потянула его за руку.
Они забрались в большую угловую ванну со множеством наворотов – такую генерал видел впервые.
– А твоя подруга чем занимается?
– А ты как думаешь?
– Ну, не знаю…
– Она именно тем и занимается, о чем ты подумал, но не захотел сказать.
И у Климова мелькнула мысль – мерзкая, нехорошая, – что и Эмма торгует собой.
– Ты, наверное, подумал, что и я этим занимаюсь?
Климов кивнул.
– Ты ошибаешься. Есть куда более прибыльные занятия. Я с тобой здесь сейчас лишь потому, что ты мне нравишься. Люблю взрослых мужчин, тех, кому немного за пятьдесят. Я выросла без отца, меня дед воспитывал. Наверное, поэтому мне и нравятся взрослые мужчины, они какие-то основательные, не хлипкие.
– Ты и меня считаешь дедом?
– Нет, тебя я считаю настоящим мужчиной.
Это Климову польстило, тем более, что, как мужчина, он не ударил в грязь лицом и показал себя с лучшей стороны.
– Тебе хорошо? – сидя в теплой воде, бурлящей тугими струями, спросила Эмма, проводя рукой по его бедру.
– Хорошо.
– Тогда иди сюда. Сядь. Ближе. Упрись руками в бортик.
Генерал не заставил себя ждать. Эмма запрокинула голову. Климов увидел выражение страсти на ее лице, увидел, что ее глаза закрылись, и тоже закрыл глаза.
Они раскачивались. Вода несколько раз перелилась через бортик.
– Э, мы затопим соседей! – прошептал генерал.
– Да черт с ними, не затопим! Здесь все рассчитано. Не думай о мелочах, думай о главном.
Только в десять вечера Климов, наконец, собрался уходить и предложил поехать вместе на такси, но Эмма отказалась:
– Мне надо прибраться в квартире. Подруга скоро вернется.
– А может, мы еще встретимся? – робко спросил генерал.
– Может, и встретимся, – с улыбкой ответила Эмма, понимая, что скорее всего, сегодняшняя встреча последняя, и больше их жизненные пути не пересекутся. Так уже случалось не раз, и не имело никакого значения, что генерал был у нее дома и что он ей нравился.
По телефону Климов вызвал такси. На прощание поцеловал Эмму и попросил:
– Ты позвони мне, пожалуйста. Я очень буду ждать твоего звонка.
– Хорошо, позвоню, – Эмма поцеловала Климова в щеку, дверь закрылась.
«Тебе позвонят, не беспокойся», – с грустью подумала она.
После того, как генерал Климов покинул квартиру, Эмма опустилась в кресло. Ее руки бессильно легли на подлокотники. Она несколько раз качнулась. На губах все еще блуждала улыбка, а на душе стало тоскливо, причем невыносимо.
«Вот и все. Больше, генерал, мы с тобой никогда не встретимся. Никогда! А может, оно и к лучшему».
Она потянулась к телефону, трубка выпала из рук.
– Будь ты неладна! – зло схватила трубку Эмма, поставила телефон на колени и набрала номер фотографа. – Это я, Эдуард, порядок, – отчиталась она дрогнувшим голосом.
– Понял, – торопливо ответил фотограф. – Все сделано?
– Да, приезжай.
– Сейчас, дождись.
– Дождусь.
Эмма приготовила себе очень крепкий кофе, выпила две чашки, выкурила сигарету. Затем начала прибираться в квартире. Все эти привычные движения не помогали развеять тоски.
«Чертова жизнь! Вот как приходится зарабатывать деньги – обманом, подлым обманом, подставлять, в общем-то, нормальных людей. В чем они виноваты? В том, что не нравятся Бутакову? Ну, так это же не моя вина. А я инструмент в руках Бутакова, обычный инструмент – такой, как ножницы, нож, ложка или вилка. Он пользуется мной для достижения своих целей. Да, он мне хорошо платит, но разве деньги чего-то стоят по сравнению с тем унижением, которое я испытываю? Сволочь ты, Бутаков, самая настоящая мразь!»
– Мерзавец! Негодяй! Подонок! – бормотала Эмма, и от этого ей становилось немного легче.
Раздался звонок. Все уже было убрано, осталось лишь вымыть чашку и кофейник. Эмма подошла к двери, сбросила цепочку. Она даже не глядела в глазок, знала, что пришел Эдуард Вяткин.
Фотограф был возбужден, румян, пыхтел, как игрушечный паровоз:
– Ну, что, все в порядке? Вижу, вижу, все в порядке. Полный ажур.
– И по каким признакам ты это видишь, Эдуард?
– Глаза у тебя, как две пустых чашки, видно, что выложилась, пусто внутри.
– Да, пусто… – грустно улыбнулась Эмма. – Но тебе этого не понять.
– Конечно – не понять, у мужчин и у женщин физиология разная.
– Ты помолчать можешь?
– Не всегда.
– Я мразь, но и ты не лучше.
– Если тебе от этого легче, – пожалуйста, можешь думать и так, хотя я предпочитаю уважать и себя, и тех, с кем работаю. Слушай, родная, тут вот какое дело. Мне сейчас сбросили на пейджер, что меня ждут в ночном клубе. Там состоится презентация, соберется очень много важных людей, дорогих, так сказать, гостей. Я все эти камеры с собой взять не могу.
– Как не можешь?
– Не могу, и все. Там служба безопасности, проверка, не хочу светиться со специальной аппаратурой. Я только пленки заберу.
– А как же аппаратура? – все еще не поняла Эмма.
– Думаю, ты адрес не забыла?
– Нет, – Эмма уже начала догадываться, – не забыла.
– Привези, пожалуйста, я в долгу не останусь.
– Что с тобой, Эдик, поделаешь, вечно у тебя какие-то проблемы. Опять своих потаскух снимать едешь?
