– Да, другой такой нет. И никто не сможет воспроизвести это вещество – никто, кроме меня. Я же прекрасно помню технологию и все составляющие. Там есть один секрет… «Вот завелся, старый маразматик!» – глаза Руднева сузились и сверкнули.
А может, это просто показалось Симаковскому, но на старика напала какая-то оторопь, на несколько мгновений его движения стали не столь уверенными.
– Так вы говорите, Борис Андреевич, это вещество действует в сочетании с обезболивающими и наркозом?
– С наркозом лучше. Да-да, уважаемый, оно действует именно так, как вы просили.
– И что, его в самом деле невозможно вычислить?
– Невозможно!
– Разве так бывает?
– Главное, чтобы произошло сочетание. Естественно, зная технологию, можно попытаться установить наличие в организме остаточных концентраций этого яда, но если не будешь знать, что именно ищешь, никакие экспертизы, даю вам голову на отсечение, не смогут определить причину смерти. А через восемь часов происходит полный и окончательный распад этого вещества.
И тогда вообще… – Все понял, – оборвал Симаковского Руднев, и его глаза вновь сверкнули.
– Где ваша жена, дети? – осведомился он.
– Вы же понимаете, я не люблю, когда жена видит, кто ко мне приходит.
Женщины чрезвычайно любопытны и, как правило, задают слишком много ненужных вопросов. Поэтому я отослал ее. Вернется она только к вечеру.
– Да, вы старый чекист, Борис Андреевич.
Симаковский самодовольно хмыкнул:
– Мне довелось служить с такими людьми, при таком начальстве… А учили тогда по-настоящему, не то что нынче. Хотя я не знаю, как гам сейчас учат. Но, судя по всему, таких специалистов, как я, нынче нет. Вы же ко мне обратились, а не к кому другому, – старик раздраженно махнул рукой.
– У вас есть личное оружие, Борис Андреевич?
Симаковский несколько мгновений помедлил с ответом, и по его замешательству Руднев понял, что у старика оружие есть.
– Нет, уважаемый. Зачем мне, пенсионеру, оружие.
Мое оружие вот здесь, – Борис Андреевич постучал пальцем по своему выпуклому морщинистому лбу.
– Хотя это уже не имеет значения, – сказал Руднев.
Он вынул из кармана пальто портсигар, раскрыл его, аккуратно уложил в него стеклянную ампулу и зажал резинкой. Тихо щелкнула серебряная крышка.
Руднев еще несколько мгновений держал портсигар на ладони, а затем опустил во внутренний карман пальто.
Борис Андреевич Симаковский с торжествующей улыбкой стоял у стола, ожидая продолжения разговора и заслуженного вознаграждения.
Руднев вновь запустил руку в карман.
'Значит, даст все-таки денег, – подумал отставной полковник, – вот чего я не научился в этой жизни, так это требовать у государства. Оно само мне все давало.
Сколько же я получу? В долларах или российскими?
Главное, что не придется переделывать запись в моем дневнике. Обещал же я помочь бескорыстно, а теперь, после того как дело сделано…'
Симаковский не успел додумать свою путаную мысль до конца – правая рука гостя, еще несколько секунд назад державшая портсигар, теперь сжимала пистолет с коротким глушителем.
– Что вы! Что вы, уважаемый! – выкрикнул отставной полковник КГБ Борис Андреевич Симаковский и поднял руки – так, как это делают солдаты, сдающиеся в плен.
И без того тонкие губы полковника Руднева в зловещей улыбке стали еще тоньше, превратившись в две ниточки.
– Вы слишком долго служили в органах и слишком много знаете. Думаю, вы понимаете, что ваша жизнь уже не имеет смысла. И я сейчас выстрелю не в вас, полковник Симаковский, а в ненужную нашему делу информацию, – словами киногероя объяснился полковник Руднев и нажал на спусковой крючок.
Выстрел был практически беззвучный. Пуля вошла точно в центр выпуклого морщинистого лба Бориса Андреевича Симаковского. Он качнулся, заваливаясь на письменный стол, и уткнулся головой в его крышку.
Кровь полилась на столешницу, пачкая листы бумаги.
Секунд двадцать полковник Руднев стоял без движения, продолжая сжимать рукоять пистолета.
– Ну вот и все, дорогой, – он подошел к уже мертвому Симаковскому, приставил пистолет к затылку и еще раз нажал на спусковой крючок. – Так будет лучше. Благодарю за службу.
Ощущая холодок в груди, Руднев покинул квартиру, спустился по лестнице, огляделся по сторонам. Ничего подозрительного не заметил и через арку вышел на улицу. А пройдя полквартала, сел в свой «фольксваген», запустил двигатель.
– Дело сделано, – сказал он самому себе, переключая скорости.
Глеб Сиверов видел, как Руднев покидал подъезд.
Еще до появления полковника Сиверов решил, что обязательно встретится с Симаковским. Но планы пришлось скорректировать. Глеб рассудил, что лучше всего это будет сделать сразу же после визита Руднева – под видом сантехника из домоуправления он войдет в квартиру и попытается выяснить, зачем приходил Руднев к Борису Андреевичу.
Глеб покинул свой наблюдательный пункт и пересек двор, в подъезде отключил воду на стояке, подошел к двери квартиры Симаковского и трижды позвонил.
В квартире стояла полная тишина. И тут Глеб отчетливо понял – то, что совсем недавно произошло в квартире, исправить уже невозможно.
'Черт подери, почему я не смог этого предусмотреть! А если бы и предусмотрел, что бы это изменило?
Ровным счетом ничего. Прав Лоркипанидзе, многое меня не касается, и не надо пытаться сделать этот мир лучше'.
Хитроумная отмычка вошла в прорезь замка и, повозившись секунд пятнадцать-двадцать, Сиверов усмехнулся – ригель мягко отошел влево, и Глеб оказался в квартире. Он сразу же уловил запах – обоняние у него, как и зрение, было прекрасным – запах, который нельзя спутать ни с чем. Это был запах пороха.
Глеб надел перчатки, старательно обтер ручку и только после этого закрыл за собой дверь, набросил цепочку и осмотрел квартиру. Все было именно так, как он и предположил: полковник Руднев ликвидировал Симаковского как ненужного свидетеля. На столе уже начинала густеть большая лужа крови, и тяжелые капли падали с края стола на ворсистый старый ковер.
«Интересно, сколько у меня времени?»
Сиверов осмотрел труп старика Симаковского, но ничего необычного не привлекло его внимания. Затем он присел на корточки и осторожно, по одному, принялся выдвигать ящики письменного стола. Глеб не знал, что ищет, но знал – хоть какие-то улики должны остаться. Пальцы нервно перебирали бумаги.
Наконец Глеб наткнулся на толстую тетрадь. Он начал перелистывать страницы. Его лицо оставалось непроницаемым, а взгляд – холодным и злым.
– Вот оно! – прошептал Сиверов, поняв, что в его руках находится дневник отставного полковника КГБ.
Глеб перебрасывал страницу за страницей, затем перевернул сразу несколько и увидел число, написанное твердым почерком. На этот раз губы Сиверова тронула улыбка.
Дневник Бориса Андреевича Симаковского перекочевал в железный ящик Глеба – такой, с каким обычно ходят сантехники.
Что-то еще удерживало Глеба, и поэтому он пока не спешил покидать квартиру, рискуя быть
