Сквозь толстую ткань куртки он дотронулся до висевшего под мышкой пистолета. Кобура была новенькая, купленная несколько часов назад здесь же, в Зальцбурге, и всякий раз, стоило лишь слегка наклонить голову, Глеб ощущал ее острый запах. По набережной на противоположной стороне реки, протыкая сгущающиеся сумерки синими стрелами проблескового маячка, медленно прокатилась патрульная машина. В городе, и не только в этом, было полным-полно полицейских. Они не слишком бросались в глаза, но, имея кое-какой опыт, их было нетрудно заметить. Европа уже не первый год жила в постоянном страхе перед террористами, и Глебу подумалось, что, если его ненароком заметут здесь с незарегистрированным пистолетом под полой и фальшивым паспортом в кармане, это будет ирония судьбы.
Глеб посмотрел на часы. Магазины еще открыты, а значит, вполне можно успеть приобрести бинокль, подняться на гору и со стены замка насладиться зрелищем обнесенной кирпичной стеной виллы арабского программиста Халида бен Вазира.
Глеб двинулся обратно в город, прокладывая себе путь через толпы туристов к улочке, где заприметил магазин, торгующий оружием и спортивным снаряжением.
Была суббота, десятое декабря.
Глава 8
В пятом часу утра одиннадцатого декабря с проселочной дороги, рассекающей надвое дремлющие в ожидании далекой весны поля графства Хартфордшир, свернул потрепанный 'рейндж-ровер'. Машина имела такой вид, словно в течение многих лет принадлежала фермеру, который не слишком о ней заботился, но старый мотор гудел ровно и мощно, без единого постороннего звука. Светя фарами, внедорожник покатился по белой от снега грунтовой дороге. Колеса беспощадно давили, смешивая с пылью, нестойкое снежное покрывало, которому было суждено растаять с восходом солнца, и за машиной оставались две четкие темные колеи. Они вели к большому, заметно покосившемуся дощатому фермерскому амбару, который стоял в конце обнесенного живой изгородью обширного поля.
Свет фар упал на старые, потемневшие от времени и непогоды доски, из которых были сколочены ворота амбара. Ворота были громадные, как в ангаре; внимательный наблюдатель мог без труда заметить, что они, в отличие от стен и кровли, совсем недавно были отремонтированы и с тех пор старательно поддерживались в исправном состоянии.
Не выключая мотора, водитель выбрался из машины, а вслед за ним на звонкую от легкого ночного морозца землю с подножки спрыгнул пассажир. На обоих были короткие утепленные куртки с лохматыми меховыми воротниками, облегающие джинсы и удобные теплые ботинки на толстой рифленой подошве. Оба молодые и смуглые, а их густые волосы были иссиня-черными и блестели, словно их обильно смазали гуталином.
Водитель отпер тяжелый навесной замок, и тот, звякнув, повис на откинутой дужке. Руки в теплых овчинных перчатках ухватились за края огромных дощатых створок, и ворота распахнулись с неожиданной легкостью.
Освещения внутри не было, источником света служили только фары оставшегося снаружи автомобиля, и в их лучах стало видно, что в амбаре хранится вовсе не сено или какой-нибудь облепленный засохшим навозом фермерский драндулет. На ровном земляном полу, густо усыпанном соломенной трухой, стоял, раскинув ярко-красные, лаково поблескивающие крылья, легкий двухместный биплан.
Не тратя времени на разговоры, водитель джипа и его пассажир приступили к проверке аппарата. Она не отняла много времени, поскольку настоящая, тщательная проверка состоялась накануне. Убедившись, что все в порядке, водитель вернулся к машине и скоро вновь возник в свете фар, неся в каждой руке по большой дорожной сумке. Сумки явно были очень тяжелые, но пассажир даже не подумал помочь своему товарищу, ограничившись тем, что открыл дверцу кабины, когда водитель подтащил свою ношу к самолету.
Небо на востоке уже начало понемногу становиться из черного темно-синим, предвещая скорый рассвет. Пассажир затоптал сигарету и, опершись о крыло, ловко забрался в кабину. Захлопнув дверь, он включил подсветку приборной панели, повозился немного, пристраивая поудобнее сумки, почти целиком занявшие тесный салон, и включил зажигание.
Раскатистый треск выхлопов поршневого авиационного двигателя разорвал предутреннюю тишину в клочья, огромный амбар наполнился клубами сизого дыма. Пропеллер мгновенно набрал обороты, превратившись в дрожащий, расплывчатый круг, который, как гигантский миксер, дробил на мелкие искры лучи автомобильных фар. Водитель машины махнул на прощанье рукой и, не получив никакого ответа, бегом вернулся к 'рейндж-роверу' и сел за руль. Машина попятилась, развернулась и съехала в поле, освобождая дорогу. Пилот еще немного помедлил, в последний раз проверяя показания приборов и давая двигателю прогреться, а затем осторожно тронул легкий самолет с места.
Выкатившись из ангара, тот, набирая скорость, двинулся вперед. Скорость все увеличивалась, самолет слегка подпрыгивал, когда колеса натыкались на незаметные глазу неровности импровизированной взлетной полосы. Эти прыжки становились все длиннее, а затем легкая машина окончательно оторвалась от земли, перемахнула темную полосу живой изгороди и, набирая высоту, ушла в темное пасмурное небо. Громовой треск перешел в отдаляющееся ровное гудение, в рокот, в тонкий комариный писк, а затем смолк вдалеке.
– Аллах акбар, – одними губами прошептал водитель джипа, глядя в ту сторону, где скрылся биплан.
Он снова вышел из машины, закрыл и запер ворота амбара и, покончив с делами, огляделся. На тончайшем снежном покрывале осталось множество темных, хорошо заметных даже в предрассветных сумерках следов, но это не имело ровным счетом никакого значения, да и снег обещал растаять, как только взойдет солнце. Водитель вернулся за руль, и вскоре потрепанный 'рейндж-ровер' уже мчался по узкому асфальтированному проселку, направляясь в ту же сторону, что и самолет. Помимо всего прочего, водитель должен был убедиться, что все прошло гладко, а разница в скорости между его машиной и летевшим где-то впереди бипланом, учитывая небольшое расстояние, была не так уж значительна.
Биг Бен еще не пробил шесть утра, но хозяин белого особняка в одном из фешенебельных и самых дорогостоящих (ввиду удаленности от мест компактного проживания арабов и, в особенности, русских) районов Лондона уже был на ногах – впрочем, как обычно. Другое дело, что сегодня был далеко не самый обычный день, и хозяин трехэтажной виллы с бассейном, террасой, гаражом на четыре машины и всем прочим, чему полагается присутствовать в доме, которому осталось всего ничего до настоящего дворца, с самого момента пробуждения испытывал душевный подъем, этакую смесь легкого нетерпения со спокойной, деловитой уверенностью. Все было продумано, расчеты подверглись многократной и весьма тщательной проверке, и теперь все должно было пройти как по маслу, без сбоев и случайностей – если, разумеется, на то будет воля Аллаха.
Безоружный телохранитель, одетый так, как одеваются слуги в богатых домах у него на родине, внес поднос с кофейником и почтой, которую хозяин не успел просмотреть накануне вечером. Хозяин, уже с раннего утра надевший европейский костюм с белой рубашкой и галстуком, но без пиджака, рассеянно кивнул в ответ на его приветствие, взял с подноса чашечку кофе и одной рукой ловко развернул вечерний выпуск лондонской 'Таймс'. Некоторое время он пытался читать, но вскоре оставил это бесполезное занятие: мысли разбегались, занятые тем, что должно было вот-вот произойти, да и в газете, против обыкновения, не оказалось ничего интересного. То есть газета, как обычно, была весьма содержательной, но новости вчерашнего дня меркли на фоне того, что должно было произойти с минуты на минуту. И газетные новости казались пустыми и незначительными, как будто относились не к вчерашнему дню, а к позапрошлому веку и теперь представляли лишь чисто академический интерес.
Его внимание ненадолго привлекла заметка, посвященная затянувшемуся спору между Россией и Украиной по поводу цен на российский газ. Тон заметки был тревожным, и это заставило полные, красиво очерченные губы хозяина особняка изогнуться в легкой иронической улыбке. Да, топливо – это кровь цивилизации, оно во многом предопределяет судьбы наций и исходы войн, которые еще не начались. Тому,
