принтер и занесла руки над клавиатурой.
– Каким будет ваш девиз?
– Валькирия, – не задумываясь, ответил Глеб.
– Пожалуйста, по буквам, – попросила служащая, явно не понимая, что может обозначать это слово.
Глеб продиктовал.
– А теперь я прошу вас подписать эту бумагу.
– Это обязательно? – спросил Сиверов.
– Да.
Нехотя он достал ручку и задумался.
– Вы можете подписаться и не своей подписью. Но только смотрите, воспроизвести ее вам потом придется точь-в-точь.
– У меня много подписей, – хмыкнул Глеб.
– Тогда не забудьте, какой именно вы сегодня расписываетесь.
И Сиверов размашисто подписался: «Валькирия».
– С вас причитается восемьсот тысяч.
– Простите, но мне некогда менять валюту.
– Хорошо, я сделаю это за вас. Глеб отсчитал доллары.
– Только-то и всего?
– Если вы хотели заплатить больше, нужно было брать большую ячейку.
Девушка открыла сейф и вынула из него два одинаковых ключика. Вернее, они показались Глебу одинаковыми только на первый взгляд. Потом он заметил, что они разнятся нарезкой.
– Вот ваш. А этот останется у меня. Вы отправитесь сразу или попьете кофе?
– А у вас цейлонский или краснодарский? – с абсолютно серьезным лицом осведомился Сиверов.
Девушка не удержалась и рассмеялась:
– Кофе у меня отличный.
– Я бы с удовольствием выпил с вами не только кофе, но, к сожалению, вы на службе. Пошли.
Сиверов поднялся, девушка подошла к двери.
– Я пойду впереди, если вы не возражаете.
Они шли по длинному коридору, залитому безжизненным светом люминесцентных ламп.
– Странно, вы совсем не интересуетесь системой безопасности, – сказала, не оборачиваясь, служащая банка.
– Это потому, что я не собираюсь грабить ваше хранилище.
Глеб смотрел на стройные бедра женщины, затянутые в короткую, облегающую юбку.
– Хотя в вашем банке есть одна вещь, которую мне хотелось бы похитить.
– Конечно же, вы скажете – это я?
– Разумеется.
Не вы первый говорите такое. Наверное клиенты очень волнуются, оставляя на хранение большие ценности и говорят всякие глупости.
Прикрыв рукой панель, служащая набрала код, и ажурная металлическая решетка отъехала в сторону.
– У вас все как в рекламе, – глядя поверх плеча девушки, воскликнул Глеб.
И впрямь, перед ним сияли полированным металлом дверцы ячеек.
– Я проведу вас к вашей, а затем подожду у выхода. Они оказались в самом дальнем углу хранилища. Два ключа вошли в отверстие, и дверца распахнулась.
– Можете просто отвернуться, – посоветовал Глеб.
– Я должна выполнять инструкции.
– А кто вас увидит?
– В общем-то, ваше дело.
Служащая банка отвернулась. Глеб расстегнул сумку, и прозрачный полиэтиленовый пакет с банковскими пачками лег в прохладную нишу.
– Теперь закрываем.
Ключи повернулись в отверстиях, и каждый остался у своего хозяина.
– Ну вот, теперь целый год вы можете быть спокойны.
– Надеюсь, я появлюсь здесь раньше, – сказал Глеб.
– Должна предупредить: разницу за срок хранения мы вам не выплатим.
– Я появлюсь здесь, чтобы увидеть вас.
Служащая даже не восприняла этот комплимент всерьез, настолько шутливым тоном он был произнесен.
– А что если кому-нибудь взбредет в голову оставить здесь взрывчатку? – поинтересовался Сиверов для того, чтобы хоть как-то расшевелить девушку.
– Ну и фантазии же приходят вам в голову! Надеюсь, вы этого не сделали?
– Надеюсь, этого не сделал никто из ваших клиентов.
– Если хотите, можете застраховать свой вклад. Но это вам обойдется еще…
– Нет, я этого не буду делать, плохая примета.
– Тогда мне только остается пожелать вам счастливого путешествия.
– А с чего вы взяли, что я отправляюсь в путешествие?
– Ну как же? Если вы оставляете ценности, значит, куда-то отправляетесь, к тому же не зная наверняка, когда вернетесь.
– Вы ошиблись. Здесь я спрятал заначку от своей жены. Вы не верите?
Девушка покачала головой:
– Вы не похожи на женатого человека.
– Хорошо, значит, я спрятал здесь недопитую бутылку водки для того, чтобы опохмелиться ровно через год.
– Вот это уже больше похоже на правду. И вообще, дела наших клиентов меня совершенно не интересуют.
– А зря.
Глеб взмахнул рукой на прощание и двинулся к выходу. На душе у него стало немного легче. Еще одна часть его прошлой жизни оказалась надежно замурованной в подземельях банка.
– А теперь – к Ирине, – невесело усмехнулся Глеб, глядя на свое отражение в зеркальце заднего вида.
Он не спешил тронуть машину с места.
«Имею я право увидеть ее или нет?» – рассуждал Глеб.
Ему страстно хотелось увидеться с Быстрицкой, сказать ей слова прощания, пообещать, что лишь только представится возможность, они встретятся вновь. Но Глеб понимал: он не имеет на это права. Пусть лучше думает, что он исчез, пусть лучше думает, что он мертв, но не терзает себя, зная правду. Ведь вполне возможно, что спецслужбы докопаются и до нее. Начнутся допросы, и ей будет легче говорить правду, что она не знает, кто он такой, не знает, откуда возник и куда исчез, чем занимался. Сколько раз до этого у Глеба возникал соблазн все рассказать Быстрицкой, признаться в том, что он никакой не Федор Молчанов, но каждый раз он находил в себе силы остановиться, не сделать рокового шага. И только благодаря этому он мог сейчас спокойно рассуждать. «Если я не сделал этого раньше, то не нужно делать и теперь. Возможно, все обойдется, мы встретимся вновь, и она даже не узнает о том, что я собирался навсегда покинуть ее. Вот только дискеты… Я обязан их забрать. Ведь если они попадут в руки спецслужб, то могут пострадать люди, которым я не желаю зла. И в первую очередь – Ирина».
Глеб не доехал до ее дома полквартала, припарковал машину во дворах и, отыскав ближайший телефон-автомат, набрал номер. Он ждал долго, пока не прозвучало гудков десять. Теперь уже стало ясно, что Ирины дома нет.
– Ну вот, теперь можно идти, – сказал сам себе мужчина.
