— Как о каждом гражданине России.
— Ладно, ладно, — отмахнулся Андрей Васильевич, — только без пафоса! И без тебя понятно, что Ершова у ворот ада!
— Если мы не поможем Катерине, — произнес капитан, — то ад поглотит ее вместе с тайной, которую мы пытаемся разгадать!
Полковник нервно закурил новую папиросу.
— Андрей Васильевич, — терзал старика Женька, — Ершову отправили в Бутырку.
— — Знаю, еще с самого утра.
— Это хорошо!
— Хорошего мало, капитан! — раздраженно сказал Варанов. — Мы не знаем, что ищем. Твоя Ершова набедокурила и не может даже вспомнить: что, где и когда снимала!
Вахрушев виновато развел руками.
— Но она и в самом деле без понятия…
— Без понятия могут быть грудные дети, — недовольно возразил полковник!
Разговор внезапно прекратился, и мужчины задумались о Ершовой: кому нужна эта женщина- фотограф и кто на нее охотится?
— А как продвигается дело Челядинского? — внезапно сменил тему Вахрушев.
При упоминании Челядинского полковник заскрипел зубами.
— Дело — дрянь!
— А майор Барышников?
Андрей Васильевич поднял голову и как-то болезненно скривился, словно у него была страшная зубная боль.
— Тот еще гусь!
— Это понятное дело, а по существу? — спросил Вахрушев. — Что слышно от Валеры Лапикова?
— По существу, — вздохнул полковник, — я отстранил Барышникова от работы.
Капитан удивился.
— Но он же до сих пор работает в группе!
— Указание сверху! — бросил Варанов. — Кому-то нужно, чтобы майор находился в курсе всех дел! — многозначительно поведал полковник. — Барышников, — зло прошептал он, — вот кто нам нужен! Он — ключ к разгадке!
Капитан Вахрушев мрачно вздохнул, но ничего не ответил. Он понимал, что в этом загадочном деле очень круто замешаны чьи-то интересы и, по всей видимости, людей крупного государственного масштаба.
Глава 9
В одной из камер предварительного заключения Бутырской тюрьмы было немноголюдно, но тесно.
Человек пять-шесть находились в небольшом помещении размером пять на четыре с железной массивной дверью, толстыми обшарпанными стенами, высокими потолками и маленьким окошечком в железную клетку.
За окном виднелся кусочек голубого неба, светило полуденное солнце, но его лучи не проникали в камеру, а только касались внешней стороны железных прутьев на окошке.
Возле входа находился умывальник и открытый туалет, который обитатели камеры отгородили одеялом от жилого помещения. Было душно, воняло потом и мочой, вперемешку с хлоркой.
Восемь железных кроватей в два яруса были наглухо привинчены к полу и стенам. У окошка стоял небольшой одинокий столик.., стульев в камере не полагалось. Обитателями этой мрачной каморки были одни женщины, разные по возрасту и по содеянному преступлению. Правда, вину многих нужно было еще доказать следственным органам…
Массивная железная дверь с грохотом отворилась, и в камеру вошли надзиратель, здоровый толстый мужчина в милицейской форме, и симпатичная русоволосая женщина в черном спортивном костюме. В руках у молодой узницы был нехитрый скарб, казенные миска с ложкой и железная кружка.
Постояльцы, бросив свое занятие, с любопытством устремили свои взгляды на новенькую.
— Располагайся на свободной койке, — безразлично приказал надзиратель подследственной, — если что — стучи погромче в двери.
Молодая женщина неуверенно кивнула головой, и длинная прядь волос упала на лицо.
— Извините, а где тут у вас… — хотела спросить она у милиционера, но тот спешно покидал грязную зловещую камеру и махнул рукой.
— Аборигены все расскажут, — бросил уставшим голосом упитанный бугай с покрасневшими от бессонницы и пьянства глазами.
Дверь с грохотом закрылась. Женщина неуверенно постояла у порога в новый мир и смело посмотрела на сокамерниц.
— Проходи, красотка, — прогундосила толстая тетка, лежащая на койке возле окна, месте, которое в криминальном мире считалось одним из престижных и наиболее удобных, — не мельтеши перед зенками.
Остальные женщины молча и настороженно переводили свои любопытные взгляды с одной узницы на Другую.
— А где тут свободное место? — слабым голосом спросила Катя.
Толстуха презрительно оттопырила узкие и длинные губы и, не меняя позы, откинула нависшую прядь грязно-рыжих волос с маленького лба.
— У нас в колхозе сперва здороваются, — сказала она, — а уж потом задают вопросы!
Новенькая виновато пожала плечами.
— Здравствуйте!
Толстушка повелительно обвела взглядом присутствующих и, кивнув на новенькую, презрительно и надменно бросила дежурную фразу:
— И поздоровее видали, ковырялка! Ты лучше, детка, расскажи нам о себе: кто такая, откуда родом, а главное — за что тебя, голубушку, к нам на нары кинули.
Новенькая покраснела и хотела дерзко ответить паханше, но, вспомнив советы и напутствие Евгения Вахрушева, сдержалась.
— Фамилия Ершова, зовут Катей, — ответила подследственная. — А здесь по подозрению в убийстве, хотя это какая-то нелепая ошибка!
В камере сначала вырвался вздох изумления, но толстая женщина подняла исколотую татуировкой руку, и в камере воцарилась зловещая тишина, не предвещающая ничего хорошего для Екатерины Ершовой.
— Ошибка, говоришь?
— Да.
— А это мы сейчас выясним, — угрожающе прошипела толстуха и спустилась с кровати, Катя почувствовала, что сейчас произойдет нечто неординарное, и беспокойно посмотрела на притихших женщин, словно ища у них поддержки и защиты. Однако все, кроме маленькой худощавой женщины лет тридцати пяти с беспокойными желтоватыми глазами, понуро отвели свои взгляды: в этом мире были свои волчьи законы, о которых Ершова ничего не знала.
— А что нам выяснять? — продолжая стоять у двери, неуверенно спросила Ершова.
Она приготовилась к самому худшему.
— Да че ты, Груша, цепишься к ней? — несмело вступилась худощавая женщина с верхнего яруса нар. — Заняться тебе нечем или в заднице засвербило?