Толстуха грозно зыркнула на защитницу.
— Закрой поддувало, Чахотка! — приказала Груша. — Я еще с тобой не до конца разобралась! Погодь, и до тебя очередь дойдет…
Маленькая сухая женщина гневно сверкнула желтыми зрачками. Однако под грозным взглядом массивной паханши опустила глаза и отвернулась к кирпичной стене.
— Усекла?
Маленькая защитница ничего не ответила, признавая свое поражение.
— То-то! — усмехнулась толстуха и приблизилась к новенькой.
Остальные сокамерницы исподтишка наблюдали за событиями. По всей видимости, разборки предстояли быть жесткими. Впрочем, такое случалось повсеместно: это была обычная проверка на прочность или «вшивость»: хозяин камеры сразу же давал понять новичку и остальным, кто будет здесь верховодить и командовать.
Груша появилась в камере совсем недавно, вчера вечером, и сразу же «построила» всех обитателей по стойке «смирно» и показала, что главная здесь она.
А Чахотку, как ее окрестила толстуха, подселили сегодня утром…
Подойдя к Ершовой, крепко сбитая женщина, смерила новенькую оценивающим взглядом и стала задирать ее подколками.
— Так что ты там гундосила насчет «мокрухи»? — с издевкой спросила она и, сделав шаг вперед, толкнула упругим животом Екатерину.
Агрессивная толстуха была почти на голову выше Ершовой, а по комплекции превосходила раза в два-три.
— Что вам надо? — неуверенно произнесла Катя, хотя приблизительно подозревала о намерениях уголовницы и отступила на шаг назад.
Груша повернулась к народу, как бы приглашая всех принять участие в самодеятельном тюремном шоу.
— Девочки, — безобразно рассмеялась заводила, — она еще спрашивает…
Сокамерницы понимающе хихикнули в ответ на приглашение хозяйки камеры, кто от безделья, кто от страха, но особого энтузиазма не проявили.
— Ты думаешь, что явилась сюда, вся расфуфыренная и чистенькая, — стала наседать толстуха, — навешаешь нам лапши на уши и станешь качать здесь права нашим девушкам, козявка?
Екатерина вся сжалась в комок, наблюдая за шальной бабенкой, скосив в сторону глаза. Евгений предупреждал ее, что с новенькими обычно бывают такие встречи, на которых прощупывают вновь прибывших.
Если покажешь этой публике, что испугалась и сдалась, то с тобой уже не станут считаться и будут понукать кому не лень.
— Я ничего не думаю, — сама того не ожидая, смело произнесла Ершова.
— Ах так…
— Да, так!
И вдруг Груша, которой надоело пустословить, неожиданно перешла к решительным действиям и крепко схватила Катерину за волосы.
— А так, симпатяжка? — с издевкой усмехнулась задира и стала волтузить соперницу. — Так тебе нравится, моя сладенькая?
Екатерина выронила из рук свои вещи и громко взвыла от боли.
— Пусти, сумасшедшая!
Эти слова взбесили и еще больше разъярили кровожадную бабу.
— Ах, я сумасшедшая? — зло воскликнула она и ударила противницу по лицу.
Екатерина Ершова отлетела к стене и сильно ударилась затылком, однако она не потеряла равновесия и чудом удержалась на ногах.
— Я покажу тебя, красотка, — зашипела Груша, — кто из нас сумасшедшая!
Она всем телом бросилась на побледневшую и растерянную соперницу. Сокамерницы, до поры до времени сохранявшие нейтралитет, начали заводиться, и в небольшом помещении поднялся шум, стали накаляться страсти.
— Давай, Груша! — кричали одни.
— Покажи этой стерве! — орали другие.
Слышались также и другие возгласы, но более тихие и робкие.
— Вставай!
— Не сдавайся!
— Перестаньте!
Катя вдруг перестала соображать, где находится, и, ощутив на губах кровь, неожиданно вошла в раж, который подстегивали и воинственные женские вопли.
Кровь ударила ей в голову, она бросилась на свою обидчицу и схватила ту рукой за горло.
— Давай, красотка! — донеслось до нее, словно в кошмарном сне.
— Не робей!
— Покажи этой шлюхе!
— Долби падлу!
Толстуха попыталась освободиться от мертвой хватки хрупкой женщины, но тонкие пальцы Ершовой безжалостно сжимались. Груша захрипела и опустила руки, но еще продолжала двигаться, пытаясь своей массой придавить Катю к стене.
— Что, не нравится? — тяжело дыша, прошептала Ершова.
— Пад-ла… — задыхалась матерая уголовница, — убью, стерва!
Груша собрала все свои силы и готова была ударить соперницу кулаком по голове сверху, но Ершова неожиданно увернулась и ткнула кулаком прямо в нос толстухи. Та пронзительно ойкнула и, брызнув кровью, отлетела в сторону на пол.
— Су-ка… — истошно заревела Груша, — ты мне нос сломала!
Грузная женщина попыталась подняться, но этого ей не позволили сокамерницы.
— Бей! — закричала Чахотка и первая бросилась на Грушу.
Сработал стадный инстинкт, когда добивают проигравшего, и град ударов посыпался на свергнутую с тюремного трона паханшу. Сокамерницы дубасили ее и мстили за все свои унижения, которыми та осыпала их за короткое пребывание в КПЗ.
Катя смотрела на все это, и ее вдруг охватил ужас.
— Перестаньте! — закричала она, однако разъяренную толпу уже было невозможно остановить. — Перестаньте, женщины! Что вы делаете?
Чем бы все это закончилось — неизвестно, но наконец-то проснулись надзиратели. Загрохотали железные засовы, и металлическая дверь с грохотом распахнулась. В камеру ворвалось четверо милиционеров.
— Стоять, шалашовки! — заорал главный надзиратель.
— По местам!
— Разойдись!
Подследственная публика мгновенно кинулась на нары, стараясь всем своим видом показать, что к этому ЧП не имеет никакого отношения. Мало того, женщины стали обвинять во всем Грушу.
— Мы ни при чем!
— Это все она!
Пожилой майор Хомутов, маленького роста, но довольно крепко сбитый мужчина, поднял вверх руку.
— Молчать, шалавы!
Все замолчали. Груша поднялась и, вытирая кровь, пошла на свое место, а Ершова с обезумевшими глазами тихонько вжалась в стенку.
— Что здесь произошло? — строго спросил майор Хомутов.
Бабы снова загалдели:
