– Они проехали, – коротко сказал парень, когда «рафик» с армейским номером миновал его машину.
– Понял, – прозвучал короткий ответ и рация замолкла.
Джип вырулил на полосу и пошел за «рафиком» на расстоянии около трехсот метров. Лес обступил шоссе с двух сторон. Старые ели двумя высокими стенами шли вдоль дороги. Полоса отвода густо заросла орешником, молодым ельником, поэтому лес вглубь не просматривался. Тут, в лесу, шоссе проходило по косогору.
С одной стороны выемка, с другой – глубокий кювет. Небольшая лесная дорога примыкала к полотну. По ней если и проезжало машины три – четыре в день, то хорошо. Поэтому о ней и не предупреждал ни один дорожный знак.
На поросшей травой лесной дороге стоял «КамАЗ» с кузовом-фурой. В кабине восседал наголо бритый мужчина с колючим взглядом. «КамАЗ» стоял так, что его не было видно с шоссе, пока не поравняешься с выходящей из лесу дорожкой. Мужчина прижимал к своему несколько заостренному кверху уху трубку рации и вслушивался в эфир.
– Приближаемся! – услышал он. – Осталось метров пятьсот!
Он повернул ключ, завелся двигатель. Отжал сцепление, включил передачу, но не спешил трогать машину с места. Он увидел мелькнувший среди кустов нежно-желтый «рафик» и просчитав в уме до десяти, резко рванул автомобиль с места.
Шофер микроавтобуса успел увидеть лишь то, как внезапно появился большой кузов «КамАЗа». Он еще надеялся успеть проскочить, ведь видел, что шофер грузовика смотрит на него, а значит, тоже сейчас будет тормозить. «Рафик» вильнул вправо и, идя колесами по обочине, уже расходился с «КамАЗом», но тут бритый наголо человек в кабине грузовика прибавил обороты двигателя и резко двинул машину вперед.
Мощный бампер «КамАЗа» ударил в борт рафика, и микроавтобус, завалившись на бок, полетел в кювет, ломая стволы тонких елей.
Майор Кудин даже не успел проснуться, когда микроавтобус, перевернувшись, рухнул крышей на застывшую, поросшую мхом глыбу бетона. «КамАЗ» сдал задом в лес и мужчина, сжимая в руках пистолет, выскочил из кабины. Подоспел и джип с парнем в кожаной куртке. Вдвоем бандиты сбежали по откосу и лысый осторожно заглянул в салон микроавтобуса сквозь разбитое стекло.
– Ну как? – спросил парень.
– Кажется порядок. Все готовы.
Майор Кудин лежал неподвижно. Его лицо и грудь усыпали мелкие осколки стекла, в руке он продолжал сжимать ручку портфеля.
Двигатель «рафика» заглох, из пробитого бензобака на обросший мхом бетон тонкой струйкой тек бензин.
– Иди поднимись, я сейчас, – скомандовал лысый парню в кожаной куртке, и тот принялся карабкаться по откосу.
По шоссе в это время не проехало ни одной машины. Лысый бандит, смочил носовой платок бензином, щелкнул зажигалкой поджег его и бросил внутрь микроавтобуса. Сам же, пригнувшись, побежал по откосу подальше от микроавтобуса. Вспыхнуло яркое пламя. Взрыв прогремел когда они уже оба стояли на шоссе.
– Порядок. Гапон будет доволен, – проговорил лысый, садясь в джип.
«КамАЗ» они бросили в лесу.
Отъехав от места происшествия метров на сто, парень в кожаной куртке передал рацию лысому.
– Сообщи для Гапона, что все в порядке, пусть и Иваницкого с Борщевым успокоит'.
Гапон открыл глаза и подумал:
«Мои ребята не подкачают, справятся».
Минут через десять после телефонного разговора с Гапоном Иваницкий успокоился, вытащил носовой платок, вытер буквально мокрое лицо и пробормотал:
«А Борщеву я это дело не спущу. Я его, мерзавца, урою. Будет он у меня дерьмо руками разгребать. А то мулатки, баксы, радиотелефон, такси… Мерзавец, все дело может погубить!»
О том, что подполковник Борщев имеет дом на Кипре, участок, а также счета в швейцарском банке и даже абонировал себе депозитарий, Иваницкий не знал. Его первые большие личные деньги были спрятаны тут же, на территории полигона, зарыты на глубине метра и шестидесяти сантиметров. А у того места, абсолютно неприметного, как считал полковник, стояли таблички: «Не копать! Высоковольтный кабель!».
Кому придет в голову копать яму возле высоковольтного кабеля? Об этом месте знал лишь он один и четко помнил два числа: пятнадцать метров от столба и семь метров от угла склада.
Эту яму полковник Иваницкий вырыл полгода тому назад. Именно в ней, в железном ящике лежал основной капитал. Было еще две заначки. Одна в подвале под домом, но в подвале, который не принадлежал ему лично, а его подчиненному, прапорщику Свиридову.
Там, сославшись на тесноту, полковник Иваницкий хранил два мешка картошки. Расходную же часть денег он спрятал у себя в кабинете под одним из щитов паркета, в углублении.
Деньги были завернуты в целлофан и обвернуты стекловатой, чтобы их не сгрызли крысы.
«А теперь я могу вымыть руки, – подумал полковник, набрал в рот воды прямо из графина и над кадкой с фикусами вылил воду себе на руки. А затем вытер носовым платком. – Слава богу, можно пойти спать, пусть болит голова у Гапона. А с Борщевым я разберусь, разберусь, как пить дать! Запомнит на всю жизнь и больше не будет никаких загулов, никаких такси, пока не уйдет на пенсию. Электричка, пригородный автобус – все, как все люди. А то раскатывает, новый русский нашелся! Еще охрану нанял бы, мордоворотов штук восемь, как у Гапона!»
Сколько денег имеет Гапон со спирта, Иваницкий боялся представлять, потому что даже те суммы, которые зарабатывал он, казались ему астрономическими. А он был не настолько глуп и понимал, его доля во всей этой игре и во всем этом деле мизерная. Крошки отламываются ему, основные же деньги получают другие люди где-то там наверху, в штабах с дубовыми панелями, в Министерстве обороны и может, в аппарате самого президента. А то, что кое-кто из депутатов присосался к их жиле, Иваницкий знал наверняка. Ведь брат Гапона был депутатом и возглавлял одну из комиссий.
«Слава богу, – уже бредя в предрассветных сумерках к КПП, где его ждал „Уазик“, думал полковник Иваницкий. – Сейчас главное добраться до постели, уткнуться в подушку носом и заснуть. И скорее бы пенсия, скорее бы! И скорее бы кончился этот спирт!»
Но цистерн оставалось еще очень много.
За все время они успели реализовать лишь половину а может быть, и меньше. Ведь полковник Иваницкий был убежден, что существуют две части – большая и меньшая. Меньшая – это та, что в наличии, а большая – это та, которой уже нет.
– Спать, спать, – шептал полковник, садясь на переднее сиденье «Уазика».
Водитель ждал приказа.
– Чего стоишь, погнали!
– Куда, товарищ полковник?
– Спать! Не могу же я и день, и ночь службу тянуть! Должен же я хоть когда-то отдыхать? Давай, гони быстрее, невмоготу.
– Понял, – пробормотал солдат, поворачивая ключ в замке зажигания и выжимая сцепление.
К дому Иваницкий подъехал, когда уже светало. Его глаза буквально слипались.
«Хоть спички вставляй», – подумал полковник, Быстро раздевшись, он юркнул под одеяло и обхватил подушку, обхватил так крепко, словно в ней были не перья, а его заработанные доллары, с которыми он не намерен был расставаться ни под каким предлогом. Сон его хоть и был сладок, но чуток.
Бессонную ночь пришлось провести подполковнику Борщеву, пока его начальник полковник
