– Ни хрена себе, – удивился Никанор. – Даже не предупредил.
Сломав компакт-диск на несколько частей, Воробьев сложил осколки себе в карман.
– Ты один или еще кто есть?
– Двое моих ребят. Будут чисто на подстраховке, им знать ничего не положено. Что тебе понадобится? Бумага, ручка и…
– Ничего.
– Только на словах объяснишь? Мне бы лучше…
– Зачем объяснять? На месте покажу.
– Со мной попрешься? Надо тебе?
– Головой подумай. Шеф ведь ясно сказал: мы с ним вдвоем знаем место. Если что не так, я оказываюсь крайним. Вот передам из рук в руки, и крайним станешь ты.
– Вопросов нет. Только оружия не бери с собой.
– Я его отродясь в руках не держал. Не моя стихия.
– Ты вообще в курсе, кто и как охраняет башню?
– По людям я тоже не специалист. Другое дело – техника. Противопожарная система там сейчас просто супер. Охранная категорией пониже.
Зато там сейчас куча народу на посту в каждую смену.
– Раньше было пять человек.
– Этих повыгоняли, никого не оставили.
Во времена могущества Алефа на российском рынке телевещания Никанор заходил на башню, как к себе домой. Охранники чуть ли не честь отдавали, зная, в чьей службе безопасности он работает. Теперь придется туда пробираться под чужим именем.
– Найди мне хоть один пропуск, и я сделаю нам с тобой два.
– Какие там пропуска?
– Система простая и эффективная. У каждого сотрудника свой электронный код. Суешь пропуск в прорезь, и на мониторе у охранника появляется фото, заложенное в память. Охранник сличает изображение с реальным лицом и дает добро.
– И ты обманешь такую систему?
– Опять ты путаницу вносишь. Обманывают человека, народ. А техника… С техникой надо уметь работать.
Глава 13
Иностранец фотограф готовил материал о Москве для глянцевого журнала, издаваемого на Западе огромным тиражом. На ломаном русском языке он объяснил Муму, что отснял уже пять пленок, из которых отберет потом не больше десяти фотографий. Утром у него самолет в Лондон, а вечером он случайно узнал о «фантастической» возможности залезть на самую вершину Останкинской башни.
– Может, это все менять, еще не знаю. Может, я делать только фото сверху, никакой другой.
Фотограф радостно улыбался. Из шорт торчали кривоватые ножки, обросшие рыжим пухом. Такой же рыжий пух топорщился над верхней губой. Дорогина всегда поражал неиссякаемый запас наивного оптимизма в иностранцах. Будто там, откуда они приехали, нет проблем, даже таких, как болезни или смерть.
– Давай разминайся, Майкл. Видишь на стенке наглядную агитацию: какие упражнения нужно сделать, какие суставы разогреть.
Пока Дорогин включал кофеварку, фотограф аккуратно выполнял каждое упражнение положенное число раз. За этого беспокоиться не стоит, будет четко выполнять все команды до единой.
– Теперь кофейку, чтобы глаза пошире открылись. Кофе отличный, за счет фирмы.
– С кофеин?
– А зачем тебе без кофеина? Это все равно, что брачная ночь без невесты.
– Знаешь, Сериожа, кофеин накапливаться организм.
– Один раз, за компанию. Будешь потом рассказывать дома, как отрывался в России, кофе с кофеином пил.
Тяжело вздохнув, Майкл взял в руки чашку. Он уже имел опыт общения с россиянами и знал, что отказываться от угощения бесполезно.
– О, yes, – одобрительно кивнул он, отпив пару глотков.
– Фак ю шит, – добродушно подмигнул дежурный охранник «Эвереста».
Это была единственная фраза на английском, которую он запомнил наизусть, – слишком часто она повторялась в голливудских боевиках.
Надев мотоциклетный шлем вместо панамы, положенную сбрую и поролоновые накладки, фотограф стал чем-то похож на космического туриста.
Подъем происходил гладко и без проблем. Выполнив очередное указание Сергея, иностранец застывал в ожидании следующего. «Высотной болезнью» он не страдал. Тихо и восторженно ворчал себе под нос, разворачивая мощный объектив то в одну, то в другую сторону.
Их маршрут разительно отличался от всех предыдущих дорогинских восхождений. Майклу постоянно хотелось обозреть полную панораму, отыскать нужный образ. Поэтому поднимались они по спирали, и Москва открывалась со всех сторон. Натянутые струны проспектов с гирляндами фонарей – от голубоватых, похожих на ледяные шарики, до медово-желтых. Редкие кристаллы высотных домов, контур Садового кольца и узкие темные полоски бульваров. Излучина Москвы-реки, серебрящаяся лунными бликами, купола храма Христа Спасителя, крохотное красное пятнышко, в котором с большим трудом можно распознать фирменное 'М' компании «Макдональдс».
– Аккуратнее, Майкл. Не дай бог, объектив раскокаешь. Гонорара, небось, не хватит новый купить. Кстати, сколько тебе обещают отвалить?
Знаю, у вас там не принято спрашивать о деньгах.
Но ты ведь сейчас здесь, в Москоу, а мы здесь общаемся без лишних церемоний.
– Восемь и половина тысяча евро, – ответил фотограф, пока менял в аппарате пленку.
– Серьезно? Мне тут кучу народу надо поднять и спустить, чтобы такие денежки заработать.
– Знаешь, Сериожа, как я работал первое начала? Бесплатно свои фото отдавал, только пусть бы печатали с моя подпись.
– Молодец, Майкл. По ступенечке, помалу.
Не так, как мы здесь: три ступени вверх карабкаешься, потом слетаешь сразу на пять, как на санках.
– У вас ступенька обледенелый, – засмеялся фотограф.
– Точно.
Перед спуском Майкл решил «щелкнуть» Дорогина на память.
– У меня в каждый город свой проводник. В Нью-Йорк был бывший агент ФБР, в Бомбей – местный воришка, В Венеция – гондольер с причал возле площадь Сан-Марко.
– Если лично для себя – на здоровье. Только в журнале не хочу мелькать. Я ведь когда-то в кино снимался каскадером. Потом пошла черная полоса: куча неприятностей, вплоть до клинической смерти. Однажды я прочел про туземцев, что они не любят сниматься, считают, что каждое изображение уносит частицу их души. Может, действительно так и есть. Если бы меня не тиражировали, жизнь раскрутилась бы счастливее.
– Нет вопрос, Сериожа. Без разрешения частный лицо ни один журнал фото не печатать.
На прощание Майкл оставил на фирме десяток журналов со своими красочными репортажами о столицах мира. Обнялся с Дорогиным и спросил адрес, чтобы прислать новый журнал, уже с видами Москвы.
Сергей записал ему адрес фирмы, он не знал, когда появится в доме под Клином.
