— Это хорошо. Там много витамина бэ.
Они сидели в креслах, в небольшой комнатке. На стене висел монитор охранной системы особняка. Экран был разделен на четыре части и каждая показывала свой участок. Валаам принес «Оболонь». Стали пить пиво и смотреть в монитор. Вдали виднелся чей-то участок; дорога, уходящая вдаль от ворот; муха лазила по видеокамере, заняв пол экрана; кусты черной смородины, плотно обступившие здание...
— Ваш шеф достаточно либерален, — заметил Мойша. — Можно подумать, что не она стреляла в него, а наоборот.
— Нет, вам так только кажется. Он словами выражает не все чувства. Восток — дело тонкое. Когда нужно — он действует как положено. Я немного его понимаю... Зачем и в самом деле сразу ломать ей руки?
Чернокожий немец посмотрел на воинственную секретаршу слегка удивленным взглядом.
— Ломать руки? Ну, вы даете...
— Если бы она так долго гоняла по Киеву вас, возможно мнение было бы другое. И... она нечего не расскажет. Без воздействия.
— Ну, вы же на нее воздействовали.
— Мое воздействие нужно подтвердить действием.
— Да в общем я с вами согласен. Подругу гранатометчика жалеть глупо. Кто в тебя пулей — ты в него хлебом? Это отпадает. Надо пустить через нее двести двадцать вольт. Для начала.
— Хорошая идея!
— Потом кинуть в кипяток...
— Мойша, шутки сейчас неуместны.
— А кто шутит?
Кустарник на экране монитора неожиданно зашевелился и из него вышел человек. Посмотрел почти прямо в камеру, огляделся и сел на траву. Мойша с любопытством наблюдал за ним. Грибник, наверное... Нет, бомж скорее... В руках ничего нет, какой-то измученный, тяжело дышит... Впрочем, стоп, стоп, стоп... Негр встал и подошел вплотную к экрану. Молча смотрел, смотрел...
— Этого не может быть, — проговорил. — Таких совпадений не бывает!
— Что случилось? — удивленно спросила Леся. Мойша протянул в ее сторону руку с поднятой ладонью, ничего не говоря. Негр узнал хозяина кинжала, которого очень хорошо запомнил в баре, где их группу избили. Что он делает здесь, у Валаама? Это все очень подозрительно! И вообще, не совсем ясно, какую игру ведет арабский представитель разведки. Ахмед мягковат, а это наводит на размышления. Но неоспоримо одно — если будет найден византийский клинок, то все уезжают домой в Германию. А вот арабскому резиденту спешить некуда. Он здесь работает и живет. Да баба под боком такая, что все за него решить может. Зачем же домой в пустыню?
— Леся, извините, я пройдусь, проверю что это за человек.
Вышел во двор, нашел дверь, открыл засов и шагнул за забор. Пошел вдоль него на цыпочках, крадучись, словно ловя зайца. Вот он, — сидит. Травинку жует. Вид какой-то загнанный, словно пробежал марафонскую дистанцию. Тихо ступая, Мойша подошел к Димедролу сзади... Постоял пару секунд в размышлении... И... похлопал его по плечу. Тот дернулся, как от разряда тока в тысячу вольт и прыжком повернулся к Мойше. Негр был больше Дмитрия в два раза и, схватив его за плечи, не давая возможности вырваться, уставился на того как на кролика. Негр смотрел на Димедрола, Димедрол смотрел на негра... Секунда, другая... Узнал.
— Слушай, давай без шуток, друг, — сказал спокойным шепотом Мойша. — Ответь мне, что ты тут делаешь?
— Собаку выгуливаю, — не растерялся перепуганный Дима, хорошо помнивший этого черного громилу. — Питбультерьера, двух... Вон они, в кустах бродят.
— Ну, позови своих собачек. Чего молчишь?
Димедрол неожиданно для себя задал туповатый, не к месту, вопрос.
— Откуда вы так хорошо говорите по-русски?
— А у меня мама и бабушка — русские. Что — не похоже?
— Да похоже, похоже... Я думал... вообще-то, что вы не местный... Ну, а так — свой парень. Правда, подрались немного по пьянке — так все же бывает! Ты, наверное, родом с Подола? Я и припоминать тебя начинаю. Помню, в детстве бегал такой маленький, черненький... — Замолчал, уставившись в глаза негру.
— Кто?
— Ммм... Украинец!
— Ха-ха. Мне нравится твой любопытный юмор, собаковод. Послушай теперь меня. Ты помнишь, из-за чего была драка в кафе? Помнишь. Но учти, я у тебя ничего не крал. Вот своему знакомому ты морду бил не зря. А мы — совершенно не причем. Мы покупатели.
— Ну, ну...
— От нас сбежал тот придурок Игорек.
— Сбежал и от нас.
— А ножик остался у тебя.
— Это что, твоя вещь?
— Нет, нет, нет! — быстро проговорил Мойша. — Я не об этом. Вещь твоя. Но ... Как бы это тебе сказать...
— Ты приехал за кинжалом из Нойенхагена? — мрачно спросил Дмитрий Донцов и его дед, выглядывающий из глубины души.
— Тебе знаком Нойенхаген? — удивленно спросил негр.
— Да, это мой любимый немецкий город. У меня есть открытки всех красивых мест. Мой дед сфотографирован на площади Вагнера. Он там... прославился в... 45-ом. У него там был хороший друг — священник.
— У меня в Нойенхагене много родни, — ностальгически сказал Мойша. — Мать, бабка... Покойная уже. Мать то сама из Бердичева...
— И моя мать из Бердичева, — удивленно проговорил Димедрол. — Она там родилась. Жила на улице Карла Маркса. Сейчас такой уже нет. Потом, когда родился я, приехали сюда, в Киев.
Негр напряженно — удивленно глядел на собеседника.
— Как тебя зовут?
— Дмитрий. Дима.
— А меня зовут Мойша. Но я не еврей.
— Да я вижу...
— Слушай, Дима. Моя мать тоже жила в Бердичеве на улице Карла Маркса. Я это знаю. Она часто вспоминает молодость и хочет уехать туда. Иногда хочет.
— Скажи, так может мы еще и родственники? — серьезно спросил Дима, начиная подозревать подвох.
— Да нет, тут уж вряд-ли...
— Друг, давай, может, выпьем? — предложил Димедрол, потерявший психологическую ориентацию из-за многочисленных стрессов.
— Я то не против, но выпить нет. Это не мой дом. Ты скажи Дима... Может, продашь кинжал мне?
Димедрол сразу замкнулся и ушел в себя.
— А где я его возьму? У меня его давно нет. Продал.
— Десять тысяч евро.
— Да продал, говорю. На базаре, в прошлое воскресенье.
— Пятьдесят тысяч.
— Купил итальянец. Увез в Венецию. Повесит у себя над камином.
— Семьдесят тысяч.
— Впрочем, камина у него нет. Он еще хочет его пристроить...
