Бэтти взяла в руки громадный фужер с толстой соломиной-трубочкой внутри.

— Коля, ты правда веришь, что мы выскочим из этой истории? Успокой меня, пожалуйста.

— Выскочим, Бэтти. Будь спокойна и не думай о покойниках. Они не виноваты, ты не виновата и «Магнум» не виноват. Глупо винить окружающий мир. Дальше ты бы могла сама продолжить. Карма виновата! — он взял фужер и приподнял его, заглянув в мутную смесь.

— Злая карма всегда приводит к своей сатанинской, завершающей цели. Иначе быть не может. Конечно, зло в мире необходимо. Дозированными порциями. В той закусочной доза псевдосвященников закончилась. При чем здесь ты? Не «Магнум», так кирпич с крыши. Или трейлер обоих переехал бы. Ты со своим револьвером была божьим представителем, выполнившим простую, рядовую миссию. Выключила сознание отслуживших свое псов. А души их забрали твои коллеги по операции ликвидации этих самых псов, которым пришло время вернуться назад. И больше не думай об этом.

Бэтти вздохнула, забралась в кресло с ногами, и, расслабившись, потянула в себя из трубочки. Трубочка оказалась высокого проходного коэффициента. Бэтти отсосала четверть фужера и, покрутив головой над столом, схватила черную жареную гренку и захрустела, почувствовав привкус чеснока.

— Да, твой коктейль отражает душевное состояние.

— Я старался.

— А скажи, что это ты ему такое в закусочной сказал? Что это за Бобергауз?

— Это заклинание, чтобы пули не попали. Ведь сработало! Сама видела.

— Нет, правда. Я это имя и раньше слышала.

— Да был такой человек. Сел и книжку написал. И все. Больше он ничего не писал, и жив ли даже он — неизвестно. До этого он тоже ничего не издавал. В общем, пришел ниоткуда — ушел в никуда.

— Ну, и что там, в этой книжке, особенного? Ведь ты запомнил его.

— Понимаешь, Бэтти, в том-то и дело, что особенного — ничего. Но некоторые мысли стоят всей книги. Впрочем, многие считают это полнейшим бредом. А, в общем-то, мыслей много. Вот, например одна из них, там у него даже гносеологическая формула есть: чем больше усилий человек прилагает для достижения точечной цели, тем меньше у него шансов ее добиться. Точечная цель у Бобергауза — это меркантильно-материальная конкретизированность. Ну, слава, должность, деньги... Именно это положение я и имел в виду, когда предлагал этому другу с автоматом прочесть книгу и не слишком стараться достичь попадания в цель, — и тем одновременно увеличивал наш шанс, говоря ему правду, и тем же самым не прилагал усилий для выживания в этой ситуации. Тебе понятно? Китаец же был более флегматичен и спокоен в этом плане, он не слишком старался убить. Не от души. И видишь — его нож почти влетел мне в лоб.

Ну, что он там еще пишет? Много. Считает, что Эйнштейн ограничил Вселенную своей конечностью скорости света. Говоря по-другому, ограничил Божественные возможности. И Бобергауз не верит ему, считает интеллектуальным манипулятором, использующим непроверяемые в естественных условиях результаты расчетов. Макромир, по его мнению, — пустой звук. Мегамир — это наша реальность. Ну, и микромир — это наше будущее. Не верит он в сингулярное[72]  состояние материи. Считает, что при бесконечно увеличивающейся массе материя не претерпевает коллапса, а сжимается абсолютно и вся уходит в математическую точку. Составил даже формулу относительно этого перехода. По его мнению, физики ограничили мир с двух сторон: сингулярным состоянием и скоростью света. А вне этого остается только трансцендентное, то есть внесознательное. И — тупик. Что можно сказать о трансцендентном состоянии? А ничего о нем не скажешь!

Вообще, у Бобергауза можно кое-что почитать. Что сумеешь прочесть. Но коли примешь за бред — не верь глазам своим. Бред этот создан исключительно для отвлечения внимания и зрения. Да, Бэтти. Чтобы люди летали — в это я не верю. Горизонтально, имеется в виду. А в то, что бред у тебя в голове, на глазах твоей души предстает совсем в другом обличье — вот в это я верю. А вообще-то я не особо во что- либо вообще верующий. Ну, так вот. Прочесть Бобергауза можно довольно-таки легко. А вот применить на практике — тут вопрос особый. На практике его умозаключения, внедренные в рефлексию, применяются вроде как сами по себе. Читая Бобергауза, ты впускаешь в душу джинна, и с той минуты он иногда сможет сам принимать решения. В конечном счете, итоги для тебя — только положительные, но через отрицательные моменты. Потому что разрушение первично, а созидание — вторично. Это он тоже так решил. Также и аффект первичен, а эффект — его производное, хотя довольно опосредованное.

В отношении теологических мировоззрений у Бобергауза тоже особое мнение. Мир — двойственен. И не более. Все остальное — обертоны и компилятивные извращения ума. И далее. Падший Ангел — Сатана в природе, естественно, существует в натуральном физическом обличье. Его же опустили. И он теперь здесь. А не наверху. Более того, без него жизнь была бы невозможна. Многие его видят ежедневно и даже порою по пьянке дают в морду, хотя добром это, конечно, не кончается. Прости, Бэтти, за русский сленг.

— Ничего-ничего. Я все понимаю. Мне так интересно! И кто же этот Сатана?

— Ну, что тебе сказать. Сатана он и есть сатана, потому что тянет к нему сила сатанинская. По Бобергаузу, все просто. Хотя и совершенно неправдоподобно — вот в чем опасность-то! Но не согласиться — нельзя. По Бобергаузу, Сатана — это женщина. Не просто женщина, стирающая белье и падающая с ног после работы. Нет. Та женщина — несостоявшийся Падший Ангел. Хотя зачатки есть у всех. Сатану состоявшегося видит каждый. Чувствует каждый. Слышит каждый. И последствия сатанинской деятельности известны всем, только зовут это другими словами. Но всем, кому Всевышний вложил разум, — все понятно. Вот это он и есть. Его единственное оружие — магнетические внешние и внутренние данные. Гетевский Мефистофель — фантазия усталого человека.

«Может быть, я неправ?» — спросил бы Бобергауз.

«Быть может, исключительно все проблемы мира, не то что быта, возникают не по сатанинской вине, этой версии формоощущения Падшего Ангела?» — спросил бы он снова, естественно, не ожидая ответа.

«Мало кому позволит согласиться с этим дьявольская зашоренность тестостероновым посредником», — добавил бы он. — «Любой химик, работая с кислотными растворами, надевает резиновые перчатки, чтобы уберечь кожу рук. Но человек, рождающий мысли, беззащитен от них. Таких перчаток нет. Кроме смеха. Если мысли позволяют добраться до него», — усмехнувшись, сказал бы Бобергауз и закурил толстую сигару, отдающую ладаном.

А кто же Бог? А Бог — мужчина! Выражаясь вернее — Сын Божий. Каждый мужчина — Сын Божий. Каждая женщина — Сатана. А дети их — вы сами видите, кто они такие. И поэтому все Сыновья Божьи отчасти имеют сатанинское происхождение. И большую часть жизни многие из них находятся под непосредственным контролем, влиянием и управлением Сатаны, его родителя. Вот откуда и идут все нерешаемые проблемы... — Музыкант замолчал. И отхлебнул огненного коктейля.

— Ну, и что там еще у Бобергауза? Ты прав, он странноват, — сказала Бэтти, шокированная отрывком из бобергаузовского евангелия.

— Бэтти, — мягко сказал Музыкант. — Я не разделяю мнения Бобергауза. Поверь, мне никогда в голову не придет, что ты — Сатана, а я — Сын Божий. Может быть, Бобергауз и дотянулся до мысли такого высокого полета, но я этого сделать не в состоянии. И тебя воспринимаю как женщину, только как женщину. И друга, — он слегка обнял ее за плечи. Помолчав немного, стал цитировать:

— '...В Вавилоне имело место разъединение экзистенций, а не онтологических наречий. Каждая личность выделилась из субстанции и экзистенциально осознала себя, как часть мыслящего мира. А разговорная речь — ее никто не менял, да и не смог бы, — это физический мир. Как только человек стал центром себя (и мира) и стал только тогда человеком, то плюнул на рабскую работу и ушел на свободу. А башня рухнула...'

Вот так, по его объяснению в эссе № 14, оборвалось строительство Вавилонской башни. Но только — настоящей, которую создавали задолго до Вавилона. Ну, а поствавилонское строительство продолжается и в наше время, но совсем на других объектах и с иными целями. И те, кто строит, — не ведают об этом. Это у Бобергауза надо читать. Здесь он прав. Некоторые его рассуждения понимаешь частично, но хватает и этого для осознания его мысли. Бывает, человек что-то пишет с подтекстом. Этот наш мыслящий друг, похоже, пишет наоборот. С надтекстом...

— Давай, Коля, отмочи что-нибудь еще. Я правильно выразилась?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату