Шотландской, ибо она не будет готова к встрече своего жениха, пока не найдет сестру-цыганку. Это действительно был сон, а не обрамляющий его рассказ, и этот сои я сейчас хочу исследовать.
Проснувшись, сновидица признала, что совершила слишком быстрый духовный рост. Метафорически она прикрыла свой третий глаз и сконцентрировалась на душевно-телесной работе. Фактически она знала свою «сестру-цыганку», женщину, бросившую вызов косному отцу, уйдя из дома и связав жизнь с человеком, к которому была сексуально привязана. Однако в результате сестра получила нервный срыв. Она попыталась совершить прыжок, на который у нее явно не хватало сил. Сновидица не представляла себе, что от нее требуется дальше, однако предвидела, что, попадая в ловушку тени, она уже не сможет отстаивать свою истину.
Эти три темы: козырек кепки (или вуаль), теневая сестра, все еще связанная со старым отцом или матерью, и открывающееся духовное видение - оказываются общими мотивами современных снов (как и сказок). Таким образом, мы можем предположить, что они несут в себе как личностный, так и трансперсональный смысл. Более того, сны указывают на происходящее в бессознательном, поэтому они предполагают наличие бессознательного доверия к новому способу видения. Однако этот способ или путь видения следует интегрировать на каждому шагу по пути в приземленный Грааль. Такие сны не относятся к женственности, соответствующей союзу мужчины и женщины, телесно соединившихся в одно целое. Сновидица получала постоянное предупреждение, что ее духовное зрение пока не настолько острое, чтобы разглядеть то, что можно увидеть без вуали. Ее духовность все еще слишком ранима для прежней критики и камней, которые в нее полетят, едва она осмелится сказать, что, по ее мнению, является истиной.
Там, где женщине не удалось достичь интеграции женственности, не получилось найти достаточную опору в Богоматери или полностью осознать ее тень, Магдалину, которая, скинув вуаль, смогла бы посмотреть на себя через призму патриархальных законов (в сказках - это старый король или царь), - там женщина попадает в довольно опасное положение. Происходящая в итоге трагедия явно просматривается в жизни многих монахинь, снявших вуали; эти монахини потеряли безопасность, которую давали им монастырские стены, и не смогли вписаться в сексуальный, материальный, жесткий, непонятный им мир. Они колебались между своей свободой в глазах Господа и своим рабством, порождавшим вину и страх.
Эта трагедия столь же ясно проявляется в жизни многих женщин, стремившихся швырнуть вуаль порабощающего их брака своему отцу-мужу, которого они когда-то намеревались любить, уважать и которому обещали подчиняться. Постепенно они сознают, что не могут жить свободной жизнью, поскольку не обладают ни внутренней силой, ни фундаментальными экономическими знаниями, чтобы выжить. Они больше боятся свободы, чем тюрьмы, ибо, несмотря на обладание новым взглядом на мир, у них не произошло внутреннего бракосочетания, придающего сил отстаивать истину девственности, позволяющую им сказать: «Вот я какая».
В своих прежних книгах я подробно рассматривала вопрос интеграции женской тени. В этом вопросе я продвинулась, дойдя до уровня родительского отвержения во второй и третьей главах этой книги. Здесь мне придется повториться по совершенно иной причине. Едва спадают вуали иллюзии и становится возможным внутреннее бракосочетание, нарастает напряжение между маскулинностью и женственностью, как это часто бывает в реальном браке. Проблема обычно заключается в разнице описания мужского и женского чувства. То, что представляет ценность для одного, либо не ценится, либо не воспринимается другим.
Чувство - главная проблема в нашей культуре. Женщины постоянно разочаровываются в мужчинах, ибо, по словам одной из них: «Он не может понять, почему я так расстроена. Ему не хватает видения, чтобы заметить то, что видно мне». Мужчины, оказавшиеся в тупике из-за такой реакции женщин, говорят: «Я дал ей все, что она хотела, а она бросила меня. Почему?» Чувство не ценится индустриальным и постиндустриальным механическим суперменом, преобладающим в западной цивилизации. Женщины не реже, чем мужчины, отдают власть внутреннему или внешнему патриархальному судье, необходимую для оценки качества своей женственности, и заканчивают отторжением своих аутентичных чувств как «наивных, нелогичных и глупых». Так происходит глубинное предательство самих себя.
Однако женские ценности отличаются от мужских не только с точки зрения характерных аспектов женственности. В нашей культуре мужчины приучены не обращать внимания на свои чувственные ценности или же просто вытеснять их. Маленьких мальчиков, которые могли стать чистыми «чувствующими типами» (по классификации Юнга), родители и сверстники называют «бабами». За слезы, связанные с оскорблением, вызванным предательством души, их называют «нюнями». Став подростками, а затем мужчинами, они обладают ограниченным доступом к своим истинным чувствам. Вместо зрелости, их чувственная сторона вместе с оставшейся частью личности остается на инфантильном уровне; тогда она может появиться в сновидениях в образе маленькой девочки или даже проголодавшегося котенка. В гонке, направленной на достижение высшей цели, мужчины фактически уходят в сторону от своих ценностей даже больше, чем женщины.
Не имея связи с ценностью, чувство снижается до заряжающей комплекс эмоции. Поступки становятся резкими, ибо вызываются эмоционально заряженными комплексами, превращающими эго в лилипута, и живущими своей непоследовательной, часто безжалостной жизнью. Иначе говоря, мужчины и женщины, «расстроенные» отношением партнера, должны научиться отличать свои истинные чувства - кого-то или чего-то, для них подходящего, - от эмоциональной реакции (исходящей из комплекса). Например, женщина, которая раздражается на своего мужа, может саркастически смеяться или, подавив свою ярость, разговаривать, крепко стиснув зубы. «Мой дорогой прошелся по мне катком, - говорит она, - он был таким холодным и бесчувственным». Это может быть правдой, но и правда может находиться под влиянием комплекса.
Многие женщины, которые любят считать себя сознающими буквально все, беспомощно меняют своего мужчину «чувственного типа» на «мыслительного», но бесчувственного (но при этом эмоционального) мужчину. Их собственный отцовский комплекс вступает в схватку с партнером, подвергая насилию именно тс чувства, над которыми они так долго работали в процессе переживаний. Жизнь снова становится пустой: «ну и что?» Не обладая женственным сознанием, воздающим должное нашему чувству, мы барахтаемся в эмоциях, которые могут стать совершенно необузданными и потащить нас следом за собой. Если мы можем научить внутреннюю маскулинность ценить свою женственную чувственность, наши партнеры как-нибудь смогут понять, какая вокруг царит агония.
Десять лет Джейн работала над формированием ценностной системы, укрепляя внутреннее бракосочетание. Затем мы снова обратились к ситуации, в которой сильный отцовский образ требовал от нес того, что она просто не могла ему дать. Когда она отстаивала свое категоричное НЕТ, болезнь свалила ее с ног. Джейн понимала свою зависимость от отцовского комплекса. Она осознавала угрозу внутреннего разрыва вследствие ложного внутреннего брака между тенью и осуждающим анимусом. При чтении следующего отрывка из ее журнала ясно виден возникший у нее паралич:
Получается, будто я нахожусь сразу в двух местах. Чувствую, что моя жизнь только начинается, как если бы все, на что я надеялась, теперь стало возможным. Но мне пятьдесят лет, и я вдруг испугалась, что сон, который мне приснился, мог оказаться ложным. Двери открываются, но я никогда не могла представить, что там была; другие двери закрываются. Происходит так, будто чудесным образом слились воедино два потока моей жизни. Не зная, как это получилось, я все-таки пришла. Тайный сон, на возможность которого я не могла даже надеяться, и все, сделанное мной, казавшееся несущественным, теперь стало иметь прямое отношение. Я чувствую, что мне тридцать, как если бы моя жизнь только началась, а я не могу от нее взять все, что нужно. Труднее всего принять решение, потому что мне нужно напряженно работать, чтобы находиться здесь, а я не чувствую, что к этому готова. Когда я вижу, что могу иметь то, что нравится, на меня находит ужас. Я чувствую себя эгоисткой. Реальное последствие - правая дверь, через которую нужно пройти, - потерялось в мириаде рациональных причин, почему я не могу иметь то, что необходимо моей душе. Под воздействием какого-то чуда я стою в своем королевстве, но при этом не могу его назвать. Неужели это из-за моей невротической непригодности? Или же я боюсь взять на себя ответственность за то, чтобы остаться самой собой? Или же это поток, несущий меня к какой-то неизвестной судьбе. Я это понимаю, но чувствую лишь смутное доверие.
Джейн держит в руках ключи от жизни, но чтобы их получить, ей пришлось очень напряженно работать. Почему же тогда, объясняя свой успех, она использует выражение «под действием какого-то
