мальчик все еще всецело на ее стороне, оказывала ему неоправданное доверие. Шпана поганая! — на мгновение Кеггс забыл свою светскую манеру и позволил гневу пробиться сквозь полированную поверхность. — Простите мою резкость, сэр, — учтиво добавил он. — Сорвалось.
— Вы думаете, что леди Мод давала Альберту письма, а он их уничтожал?
— Я представляю себе, сэр, что именно так должно быть. у мальчика нет никаких принципов, решительно никаких принципов.
— Боже правый!
— Я хорошо понимаю ваше негодование, сэр.
— Похоже, что именно так оно и было.
— По моему разумению, сомневаться не приходится. Поэтому я и решился прийти сюда. В надежде, что я смогу посодействовать встрече.
Сильное отвращение, которое вызывал в Джордже этот заговор, обсуждаемый с зарвавшимся слугой, несколько ослабло. Может быть, это и недостойно, но, что ни говори, полезно. И потом, человек, вступивший в заговор с пажом, мало что теряет по части собственного достоинства, вступая в заговор с дворецким. Он посветлел. Чтобы снова увидеться с Мод, он готов поступиться приличиями.
— Что вы предлагаете? — спросил он.
— Сегодня дождливый день, и все останутся в доме, займутся разными играми, — Кеггс мило снисходил к забавам аристократии. — Поэтому маловероятно, чтобы вам помешали, если вы согласитесь явиться в аллею у восточных ворот замка и подождать там. Неподалеку от ворот, в поле, вы обнаружите заброшенный сарай, он укроет вас от дождя. Между тем я информирую о ваших действиях ее милость, и она, несомненно, найдет способ выскользнуть из дома.
— Звучит неплохо.
— Не просто звучит, это и впрямь неплохо. Вероятность помех, можно сказать, сведена к минимуму. Итак, через час?
— Прекрасно.
— В таком случае, позвольте пожелать вам доброго вечера, сэр. Благодарю вас, сэр. Очень рад был оказать вам услугу.
Он удалился, как и вошел, весьма солидно. После него комната казалась совсем пустой. Трясущимися руками Джордж принялся натягивать ботинки.
Едва он ступил за порог, он чуть не проклял погоду за ее предательство. В этот вечер, всем вечерам вечер, стихии Должны бы танцевать вокруг него, принося свои дары. Воздух должен быть тих, прозрачен и свеж, отблески зари должны озарять ему путь. На самом же деле воздух был пропитан тем запахом беспросветной влажности, который приходит в конце дождливого английского дня. Небо отливало свинцом. Плотные потоки дождя свистели и шептались о грязи и гадости, превращая аллею, по которой он ковылял, в сплошное месиво. Какое-то нехорошее предчувствие овладевало Джорджем, словно голос ночи злобно нашептывал ему предсказания беды. Входя в сарай, он странно нервничал.
В сарае царили мрак и мерзость запустения. В одном из темных углов периодически капало, что свидетельствовало о прорехе в древней кровле. Пробежала крыса. Стук капель прекратился, потом возобновился. Джордж чиркнул спичкой и взглянул на часы. Рано. Должно пройти еще минут десять, прежде чем он начнет надеяться, что она придет. Он присел на сломанную повозку и прислонился спиной к стене.
Подавленность снова овладела им. Бороться с ней в этом гадюшнике он не мог. Сарай напоминал склеп. Только такой дурак, как дворецкий, мог выбрать его для свидания. Отчего, подумалось ему, люди доводят такие места до таких состояний? Если им действительно нужен сарай, нужен настолько, что они не прочь потратить силы и средства на его строительство, разве он не стоит того, чтобы поддерживать его в должной форме? Расточительство, разгильдяйство, безалаберность — вот что это такое. И вообще, если вдуматься, все на свете — сплошное расточительство. Например, сидеть здесь — что это такое, как не бесцельная трата времени? Она не придет. Найдется десяток причин, чтобы ей не прийти. Так что за польза лелеять свой ревматизм в этом склепе, в этом памятнике погибшим сельскохозяйственным амбициям? Ровным счетом никакой — и Джордж продолжал ждать. Чего? Что она придет в проклятое место, где ее будет душить запах прелого сена, заливать дождь и — мрачно подумал Джордж, заслышав в очередной раз шуршание и суету на невидимом полу, — кусать крыса? Очень трудно ожидать, что девушка утонченного воспитания, привыкшая ко всем мыслимым удобствам, просияет от радости.
Серый прямоугольник, обозначивший дверной проем, вдруг потемнел.
— Мистер Бивен?
Джордж подскочил. При звуке ее голоса каждая его жилка затрепетала от дикой радости. Это был другой человек. Депрессия спала с него, как спадают одежды. Он почувствовал, что до сих пор судил обо всем неправильно. Вечер, к примеру, — чудесный вечер, не из тех ужасных, сухих, испепеляющих вечеров, когда нечем дышать, но приятно влажный, наполненный мелодичным звоном дождя. А сарай? О, как он ошибался! Это просто чарующее местечко, уютное, просторное веселящее душу. А что может придать больше бодрости, чем запах свежего сена? Даже крысы, чувствовал он, когда Ты узнаешь их поближе, окажутся вполне пристойными.
— Я здесь!
Мод быстро приближалась. Его глаза уже привыкли к мраку, и он смутно различал ее силуэт. Запах намокнувшего плаща овеял его, как облако озона. Вот она уже так близко, что он различает блеск ее глаз.
— Вы давно ждете?
Сердце загромыхало о ребра. Он едва мог говорить, но с трудом выдавил «нет».
— Я уж думала, что не смогу вырваться. Пришлось…
Она вскрикнула. Крыса, любившая, как и все крысы, спортивные упражнения, в очередной раз пустилась бежать через сарай.
Рука ухватила Джорджа за локоть, продвинулась чуть вниз и там осталась. Последние остатки самообладания покинули его. Мир расплылся, лишился реальности, остался лишь один твердый факт — Мод в его объятиях, а он произносит самые разные слова, очень быстро, каким-то чужим голосом.
Гиава XIX
Остро, словно его ранили, Джордж почувствовал: что-то не так. Еще когда он схватил ее в объятия, она напряглась и вскрикнула; теперь же она боролась, силясь высвободиться. Она вырывалась из его рук. Он слышал ее тяжелое дыхание.
— Вы… вы… — она задохнулась.
— Мод!
— Как вы смеете!
Наступило молчание, тянувшееся до бесконечности. Дождь стучал по облепленной листвой крыше. Вдали тоскливо завыла собака. Тьма накрыла его, как одеялом, удушая все его мысли.
— Спокойной ночи, мистер Бивен, — голос ее был как лед. — Я не думала, что вы… что вы такой. Я не ожидала этого… от вас!
Она продвигалась к двери. Когда она достигла ее, Джордж вышел из ступора. Содрогнувшись с головы до ног, он вернулся к жизни. Все его многочисленные эмоции вылились в одну — в холодную ярость.
— Стойте!
Мод остановилась. Ее подбородок вздернулся, ее презрительный взгляд зря пропадал в темноте.
— Да?
Тон ее еще больше усилил его ярость. От несправедливости кружилась голова. Он ненавидел ее. Ведь это он оказался потерпевшей стороной! Он, а не она, оказался обманутым; его, а не ее, так постыдно разыграли.
— Я хочу кое-что сказать, прежде чем вы уйдете.
— Нам не о чем разговаривать!
Высшим напряжением воли Джордж заставил себя не говорить, пока не подберет слов помягче тех, что просились ему на уста.
