— Вот видишь.
— Что — видишь? Шерстобитов сказал бы, что тут издревле имела место мощная аномальная зона, и это как-то в названии местности закрепилось. Вокруг таких мест всегда какие-то поверья складываются.
— Я и говорю.
— Лишнее подтверждение его теории. Теперь он не успокоится, пока пришельцев не отыщет. Хотя, если честно, я думаю, если бы они хотели, давно бы дали себя найти. Они, может, вообще давно уже тут окопались — притворяются людьми.
— Так просто не окопаешься, — резонно возразила Варвара, — документы нужны, справки, прописка…
— Кино, что ли, не смотришь? Документы у них в порядке. Обычных наших граждан документы — которых они убили… или к себе забрали. А сами приняли их облик. А если мы разгадаем их страшную тайну, нас уберут. И тоже своих вместо нас подставят.
— Хватит меня пугать, Темка, и так тошно!
— Но ведь логично, согласись. Видишь Катерину? Вот тебе и пришелец. А что? Живут они уединенно, на отшибе. Никто их близко не знает, никто подмены не заметит. Сама видишь, приезжих они сторонятся… Ты думаешь, она стирать идет? Это не таз с бельем у нее в руке, это радар. А белье так, для прикрытия.
— Ладно, — сердито сказала Варвара, — хватит дурака валять. Добрый день.
— День добрый, — тихонько отозвалась Катерина.
Она опустилась на колени, вывалив на мостки груду белья, выбрала оттуда простыню и, склонившись, стала полоскать ее в воде. Юбка облепила круглые ягодицы — Артем виновато отвел взгляд. Фигура ладная, крепкая, ничем не хуже, чем у эмансипированной дочери.
Выполоскав полотнище, женщина с неожиданной силой отжала его, бросила на мостки, взялась за следующее. Постепенно груда белья в тазу уменьшилась, а на мостках — увеличилась. Катерина распрямилась, держась ладонью за спину, отбросила со лба выбившуюся из-под платка светлую прядку.
— Намаялась… — пожаловалась она негромко скорее самой себе, чем им, — вот, в той же Чупе у баб машины эти стиральные — заложишь белье и гоняй чаи сколько хочешь. А тут — крутись без конца…
— Так вы бы в Чупу перебрались, — посочувствовала Варвара.
Та вздрогнула и, вновь упершись взглядом в мокрые доски, поспешно ответила:
— Нам и тут хорошо…
— Не скучно?
— Не, — отозвалась она, — летом скучать времени нет… огород, потом черника пойдет, брусника, клюква… Зимой вот, тоскливо немножко.
— Да уж.
— А что делать-то? Не хочет Иван в город. Чего, говорит, там не видел… вот, Альку удалось пристроить… так опять же, куда девке без глазу? Иван говорит, больше не пущу! А вы бы ехали отсюда… Тоска тут одна, ничего больше. И этот, который все с какими-то железками бегает, вы ему скажите — не Божеское это дело! К добру не приведет.
Она с силой выкрутила последнюю простыню, сгребла белье в охапку, кинула в таз, уперев его в крутое бедро и, придерживая рукой, направилась к сходням.
— Ты куда это смотришь? — поинтересовалась Варвара.
— Туда и смотрю, — честно ответил Артем. — Красивая, — вздохнул он тихонько. — А вон и отец Федор пожаловал. Ты гляди, это он ее караулит!
Федор сидел на берегу, на выброшенной на берег коряге — при виде Катерины он поднялся, отбросил окурок в траву и заступил ей дорогу.
— Слышь, баба, — сказал он хрипло, — кобель-то опять выл всю ночь кряду…
Катерина отчетливо вздрогнула, прижала к себе таз обеими руками, попыталась, было, обойти мужнина брата стороной, но тот вновь шагнул ей навстречу.
— Ну, чего молчишь? Сказать неча?
— А ты с Иваном поговори, — вздохнула Катерина, — он тебе и скажет.
— Че он скажет? Вон, Мишка прибег, глаза на лбу, пошептал Ваньке на ухо — и где твой Иван? Сидит, ружжо чистит… Оприкосила ты Ваньку, ведьма, нашла себе заступника… Жизнь ему поломала… И мне — через него.
— Что такое оприкосила? — шепотом спросила Варвара.
— Кажется, сглазила — так же тихо отозвался Артем.
— Водка тебе жизнь сломала, а не я, — вполне резонно возразила Катерина. — Дай пройти.
— Не будет тебе ходу. — Он схватил ее за плечо, и Варвара вздрогнула, словно сама ощутила хватку его корявых пальцев.
— Сказано, пусти, — в голосе Катерины появились странные звенящие нотки. — Пусти, не то пожалеешь.
— А ты мне не грози! — он, казалось, лишь сейчас заметил Варвару с Артемом. — Чего уставились?
— Оставьте ее в покое, — негромко сказал Артем.
— Ишь ты, — недобро усмехнулся Федор, — еще один заступник! Умеет их порода мару навести… Что старая, что молодая — вот суки знатливые! А ты ему расскажи, что тогда на меженник приключилось…
Женщина выронила таз, отчего белье рассыпалось по мокрой траве, прижала руку к губам.
— Все это павесть, Федя, — шепотом проговорила она, — наговоры одни…
— Слухи? Сколько домов в деревне было! Сколько семей? А ноне че? Устьяне кто жив, со страху разбежались, повсюду навь одна, живете одинако, света белого не видите, Ванька сам озверел, на брата родного бросаться стал, а она все — наговоры… Да я тебя, суку…
— Темка! — предупредила Варвара, но Артем уже поднялся и нелепо загребая ногами в больших, не по росту сапогах, оттеснил перепуганную Катерину и встал перед Федором.
— Пожалуйста, — сказал он неубедительно, — уймитесь. Вы ее пугаете.
Голос пролетел над темной водой и поник.
— А ты не лезь, щенок!
— Артем!
Он увидел занесенный над собой кулак, а больше ничего увидеть не успел. Варвара, вроде бы вскрикнула — или это кровь визжала у него в ушах, Федор вдруг оказался на земле, грудой нечистого тряпья, а он колотил, колотил в чужое лицо, потом в спину, слепо, механически, никак не мог остановиться…
— Уйми, — Катерина прижимала кулаки к губам, — да уйми же ты его!
— Артем, пожалуйста!
Он остановился с занесенной в воздухе рукой, на пол-ударе.
— Пойдем… пожалуйста, пойдем…
Варвара схватила его за локоть, потащила. Он дал себя увести, но шел, оборачиваясь. Федор никак не мог подняться, ворочался, что-то хрипел. Катерина собрала белье и, не оглядываясь, побежала к дому, оскальзываясь на мокрых сходнях.
— Он же пьяный, Артем… Зачем же ты так? Нельзя так.
Мало нам, тоскливо думала она — между собой передрались, так еще и с местными цапаемся. Анджей с ветеринаром петушиные бои устроили, а теперь и этот дурачок с катушек съехал. Как сказал бы Пудик, типичная переадресованная реакция — наверняка мечтал красиво дать в морду Анджею, вот и врезал!
Артем, наконец, разжал кулаки.
— Опять я сделал что-то не то? — спросил он тоскливо.
Варвара поджала губы.
— Да черт его знает. Может, они тебя теперь уважать будут — кто этих местных поймет?
