грузов, — и движутся они обычно по фиксированным маршрутам, а нам это не всегда подходит. Нам нужна группа, которая обладала бы относительной свободой действий.
— Тогда почему бы вам не нанять кого-нибудь, у кого есть боевой опыт? — спросил сосед Кристины. — На дорогах-то опасно.
— Мы не нанимаем боевиков, — объяснил человек за столом. — Уж такая у нас договоренность с властями. Мы — гражданская организация. Так что я даже не могу обещать вам, что вы получите оружие. Транспорт — да. Подберем вам относительно безопасный маршрут. Дадим запас топлива. Один такой рейд займет у вас примерно две недели. Вполне терпимо, верно? А он очень неплохо оплачивается.
Я не выдержала.
— Все это очень хорошо при условии, что кто-то из сидящих здесь умеет водить машину.
— Я умею, — отозвался тот, что сидел с краю.
— Я тоже, — неохотно сказал сосед Кристины.
— А я — нет, — объяснила я. — Так что я не могу работать никаким курьером. Разве что вы меня пошлете в автошколу, или как там это называется. И то — ничего из этого не выйдет. Я никогда не смогу водить — у меня реакция замедленная.
— Вы не поняли, — объяснил наш наниматель. — Вам и не придется вести машину. Мы набираем группы, курьерские группы. Они состоят из пяти человек. Двух водителей для такой группы вполне достаточно.
— Зачем вам группа из пяти человек? Если двое будут попеременно вести машину, то что будут делать остальные трое? Охранять груз? Вы же не даете оружия!
— Это не моя идея, — сказал сидевший за столом человек. — Мое дело — дать вам инструкции, именно вашей группе, и отправить вас при условии, что все на эту работу согласятся.
— А что везти-то? — спросил Игорь.
— Для вас это не существенно. Небольшой пакет. Груз не займет много места.
Кристинкин сосед ядовито спросил:
— А что, если этот груз у нас кто-нибудь попытается изъять, нам что, съесть его, что ли?
— Упаси боже! — сказал наш инструктор. — Да и вообще, не волнуйтесь вы так, умоляю. Если даже и потеряете груз, никакой катастрофы не случится. Ничего такого особенного в нем нет. Другое дело, что вам все же нужно постараться его не потерять, потому что именно для этого мы вас и нанимаем, а уж если по какой-нибудь причине вы все же довести его не сможете, вам все равно нужно будет добраться до пункта назначения и объяснить, где и при каких обстоятельствах вы его потеряли. Заверяю вас, никаких мер за этим не последует — если вы все же отчитаетесь на месте. А насчет того, чтобы съесть… Перед отъездом вы получите на складе все, что вам понадобится. И предварительную выплату — в любой форме, какая вас устроит, — деньгами, вещами или продуктами. Я вас не тороплю с окончательным решением, но к завтрашнему утру те из вас, кто за эту работу возьмется, должны быть готовы к отправке. Пропуск на склад я вам сейчас выдам. Там все отмечено — сколько и чего вы можете взять. Груз получите завтра. Дорожные карты и инструкции — тоже. Все. Счастливо.
И он встал из-за стола. Так что нам ничего не оставалось, как тоже подняться, забрать эти дурацкие пропуска, распрощаться и уйти. Он не стал больше ничего объяснять, не стал уговаривать — просто поставил нас перед выбором. Не люблю ситуаций, в которых приходится принимать сознательные решения. Потому что, что бы ты ни выбрал, все равно будет не то. Всегда будет казаться, что если бы ты свернул не по правой, а по левой дороге, все было бы иначе. Свобода воли, на самом деле, вещь далеко неоднозначная.
— Вообще-то, я тоже немножко умею водить машину, — пробормотал у меня за спиной Игорь.
— Ну вот, — объясняла я Вадику Заславскому. — Он нам выдал пропуска на склад и какие-то талоны и велел отобрать все, что нам нужно. Когда мы пришли на этот склад, мне просто дурно стало — столько там всего можно набрать на эти талоны! Кристина, та просто встала и заплакала — у нее мама уже год как болеет, а там были какие-то дефицитные лекарства, которые она никак раздобыть не могла — ни купить, ни выменять. И если они так оплачивают каждый такой рейс, знаешь, потом можно полгода жить и ни о чем не думать.
— По-моему, такое изобилие подозрительно, — сказал Игорь.
— Сама эта организация подозрительна — откуда у них все это?
— Я проверял, — покачал головой Вадька. — Никаких материалов ни у кого на этот комитет нету, все бумаги у них в порядке, никакого оружия — ни покупки, ни хранения, — ничего. Никаких сомнительных операций.
— Да, — согласилась я. — Этот, который нас нанимал, то же самое говорил. Про оружие, я имею в виду.
— Ну так что же ты решила? — спрашивает Вадька. — Едешь, что ли?
Я вздохнула.
— Похоже, еду. Хочешь, пошли меня опять в командировку. От газеты. Но они меня соблазнили. Я продажная.
— Это может быть опасно, — говорит он. — Ты хоть представляешь себе, что сейчас на дорогах делается?
— Ничего хорошего не делается, сама знаю. Недавно говорила тут с одним драйвером. Но он — ничего. Вполне живой.
— Они же караванами ходят, — объясняет.
— Мы все напуганы, — говорю. — Усталые, недокормленные и напуганные. Оттого и соображаем плохо. Мы же понятия не имеем, что вокруг происходит, а чем больше сидишь вот так, без связи с внешним миром, тем страшнее. Может, когда мы своими глазами поглядим на то, что вокруг делается, все окажется не так уж безнадежно.
— Ясно, — говорит Вадька. — Значит, ты едешь. А ты, Игорь?
Игорь немного помялся, потом сказал:
— Похоже, я тоже еду. Хотя не могу сказать, что мне вся эта их компания нравится.
Есть у меня такое подозрение, что Игорь на самом деле не столько едет, сколько бежит. У него немолодые, властные родители, которые, с одной стороны, ограничивают его свободу (руководствуясь самыми хорошими намерениями, естественно), а с другой — нещадно наваливают на него бремя сыновнего долга. И никакие катаклизмы, никакие тяжелые времена не способны ни освободить его от этой ответственности, ни дать относительную свободу, которая на самом деле и есть бремя взрослого человека. Наоборот, реальными тяготами люди обычно пользуются — сознательно или бессознательно — для того, чтобы укрепить свои позиции. Спасает только уход в никуда, только побег… пусть даже и такой опасный и в такой сомнительной компании. А им он скажет, что делает все это ради них, что он кормилец и обеспечит их надолго, и даже — что жертвует собой. И в самом деле будет так думать. Кристина — вот та действительно, насколько я ее знаю, человек долга, долга неуклонного и железного, как у парового катка и шагающего экскаватора. У нее есть какие-то свои представления о том, как все должно быть, и если мир не соответствует этим представлениям, то это единственно его вина. Но зато она и надежна, поскольку есть вещи, которых она не совершит никогда ни при каких обстоятельствах — хоть на куски ее режь. Германа, ее соседа, я практически не знаю, знаю только, что у него семья, которую нужно кормить, а пятого нашего спутника не знаю и вовсе. На складе они с Геркой собирали всякие вещи в дорогу — собирались тщательно, со знанием дела, проверяя все по десять раз, — Герка когда-то, кажется, водил туристские группы. Остальным они велели не путаться под ногами и только, когда все было собрано и увязано в аккуратные тюки, позволили нам подобрать себе одежду и всякие личные мелочи — об остальном они позаботились. Я попыталась выяснить, что они берут с собой, но Герка сорвался и наорал на меня — зачем я лезу в то, в чем все равно не разбираюсь. Наверное, мне следовало дать ему какой-то отпор, чтобы расставить все по местам и показать, что я такого отношения не потерплю, но делать этого я не стала. Я трусовата. И покой для меня дороже. А Герка, похоже, из тех, кому нужно постоянно выпускать пар, он крикун и невротик, но когда собирается группа — все равно, по какому поводу, — в ней всегда оказывается свой крикун и
