выступала голая грудь. Крови не было. Я в своей жизни видела трех вампиров, умевших поражать на расстоянии; и один из них — член Совета. Но никто из троих не владел таким умением: столь виртуозно вблизи от кожи порвать материю и при этом не пустить кровь. Значит, мы увязли в соревновании, кто кого выведет из себя, и Колин побеждал.
Я поглядела на Шанг-Да и Джемиля, стоявших позади скамьи. Они были невредимы.
— Телохранители хреновы, — бросила я им.
— Мы здесь не для того, чтобы охранять вампиров, — сказал Шанг-Да.
Я посмотрела на Джемиля. Он лишь пожал плечами. Отлично, лучше не придумаешь. Зейн стоял еще дальше, за волками, в одежде тоже целой и невредимой, но с потерянным видом, как у трезвенника на фестивале виноделов.
— Я должен был его остановить? — спросил Зейн.
Я покачала головой:
— Нет, Зейн. Ты — нет.
Я бросила взгляд на Ричарда, гадая, почему он позволил всем стоять и глазеть. С Ашером — было понятно. Попросить помощи — это знак слабости.
— Сними куртку, а то я сниму, — сказал Колин.
— Колин, ты уже добился, чего хотел.
Голос у женщины оказался неожиданно глубоким — богатое хрипловатое контральто.
Колин потрепал ее по руке, улыбаясь, но в его словах мягкости не было.
— Когда я добьюсь, чего хочу, я тебе сообщу, Никки. — И он отошел от нее, будто отбросил, и боль этого оскорбления была заметна.
На миг в этих темных глазах вспыхнул гнев, и я ощутила ее силу. Ее силу, а не его. Она была кем-то вроде ведьмы, или экстрасенса, или чего-то еще — тут я не находила нужного слова. Человеком она была лишь в той степени, что и я: в очень небольшой.
Гнев мелькнул и исчез за маской темного стоического лица, но я не сомневалась в том, что видела. Она его не любит, и он не любит ее. Но она его слуга-человек, привязанная к нему на целую вечность, к добру или к худу.
— Хочешь видеть, что у меня под курткой? — спросила я. — Так подойди и помоги мне ее снять. Так поступают джентльмены.
— Анита... — начал Ричард.
Я потрепала его по руке:
— Все нормально, Ричард. Остынь.
Выражения его лица было мне достаточно — он не верил, что я смогу себя сдержать. Забавно, что каждый из нас по-своему не доверял другому.
Я посмотрела на Ашера. У нас не было с ним общих меток. Мы не могли читать мысли друг друга, но все и так ясно. Сегодня нам накидают пенделей, потому что вервольфы не собираются нам помогать.
Я поглядела на восьмерых вервольфов — местных. Верн сидел на скамье, его волки стояли вокруг него. Двое из них уже были в полном волчьем виде, только размером с пони — больше обычного серого волка. Верн сидел в той же футболке и джинсах. Никто не стал специально наряжаться, кроме нас. Даже остальные вампиры были просто в костюмах и платьях.
Никогда не видела столько вампиров, одетых так... ординарно. Обычно у них есть чувство стиля или хотя бы чувство театральности. Они одеваются эффектно. Правда, что может произвести больший эффект, чем увешанное костями дерево? И к тому же лупанарий должен был стать местом действия нашего спектакля, а не Колина. И снова мелькнула мысль, можем ли мы доверять Верну настолько, насколько думает Ричард.
Я подвинулась к центру треугольника, образованного скамейками, и ждала, чтобы Колин ко мне подошел.
А он стоял рядом со своим черноглазым вампом и улыбался.
— А зачем я буду тратить энергию даже на эти несколько ярдов, если могу раздеть тебя отсюда?
Я улыбнулась, постаравшись, чтобы это выглядело насмешливо.
— Боишься подойти ближе?
— Признаю, что ты — хрупкое создание, но внешность часто бывает обманчива. Я сам не раз использовал это юношеское лицо, чтобы обманывать неосторожных. Сам я не из таких, Анита Блейк.
Он протянул бледную руку, и я ощутила, как сила пробежала по моей коже, разрезая бархатный топ спереди. Крест вывалился из бархата, как освобожденная звездочка, запылал белым, и я из осторожности отвернулась. Он горел как магний, так что даже глаза резало. В присутствии вампиров кресты светятся, но если они горят как сверхновая, то дело очень серьезно. Я никогда раньше не видала такого сияния в ситуации, когда сама еще не успела испугаться. Поэтому я думала, что крест реагирует на мой уровень страха.
Сегодня я впервые поняла, что, быть может, моя вера зажигала крест, но раз вера на месте, что-то иное пришло в действие. Не моя воля, но Твоя.
Вампиры Колина отреагировали именно так, как им полагалось. Они скорчились, закрылись полами пиджаков (в одном случае — юбкой). Спрятались от света.
Все, кроме Колина и его черноглазого вампира. И почему меня не удивило, что они достаточно стары и сильны, чтобы не отвернуться от креста? Рады они не были; они прикрыли глаза руками, но не скорчились.
— Резани еще раз, клыкастенький, посмотрим, что на этот раз вывалится.
Он сделал, как я просила. Я, честно говоря, не думала, что он попытается. Он резанул силой по воздуху, но она отхлынула, как вода от скалы.
— Если хочешь сделать мне больно, придется тебе это делать поближе и лично.
— Я мог бы приказать Никки вырвать тебе горло.
— Я-то думала, ты крутой парень, Колин. Или это только с юношами, связанными и беспомощными? А иначе у тебя не получается быть большим страшным вампиром? Надо, чтобы жертва была связанной? Или тебя молодые ребята заводят?
Колин произнес одно только слово:
— Барнаби!
Черноглазый встал перед Колином, ближе к кресту, но остановился, не в силах подойти ближе. И тут при свете креста я увидела, как лицо Барнаби начало распадаться. Гладкая кожа отвалилась, соскальзывая мокрыми комьями, обнажились сухожилия, влажно блестя, за ними кости. Нос провалился, остался голый череп, покрытый гниющими остатками.
Он захромал ко мне, протягивая руку, и это мне напомнило руки Дамиана сегодня вечером. Плоть, отваливающаяся в вонючих волнах черноты, только запаха не было. Вампир, умеющий гнить, когда хочет, умеет и управлять запахом — будто с помощью волшебного дезодоранта.
Если бы это была драка, я бы выхватила пистолет и пристрелила его раньше, чем он дотронулся до креста, но сейчас шла битва воль. Если в нем хватит духу, чтобы коснуться моего креста, то и у меня хватит смелости ему не мешать. Я только надеялась, что он не зажмет крест между нашими телами. Один вампир такое уже делал. Ожог второй степени на груди не отвечает моим представлениям о приятном.
Крест разгорался тем ярче, чем ближе подходил вампир. Мне пришлось отвернуть голову от света, на него просто больно было смотреть. И я знала, что вампиру еще больнее.
Сгнившая рука скользнула по моей груди, и что-то мокрое, кашеобразное поползло вниз между грудями. Он схватился за цепочку, не за крест — сообразительный вампир попался. Когда он дернул, цепочка порвалась. Крест упал ему на сгиб руки, и серебро полыхнуло пламенем таким белым и чистым, каким может быть только свет.
Вампир заорал и отбросил крест, мелькнувший сверкающей дугой, подобно комете, и стало темно.
Когда у меня глаза снова привыкли к свету фонарей, я сказала:
— Да ты не волнуйся, Барнаби, у меня есть запасные.
Вампир рухнул на колени, нянча обожженную руку.
