Он был все тем же гниющим ночным кошмаром, но кожа на руке почернела.
— Да, но не у каждого есть твоя вера, — сказал Колин.
И снова, как было в лесу, я не ощутила выброса силы вампира, но вдруг меня поразил страх. Теперь, когда я знала, в чем дело, это не казалось уже таким сильным, но все равно отличалось от любых вампирских штук, с которыми мне приходилось сталкиваться. Сила эта была какой-то более спокойной, и потому еще более пугающей.
— Барнаби, вон тот белобрысый вервольф очень тебя боится. Испытал уже встречу с твоей породой.
Барнаби встал и попытался меня обойти. Я заступила ему дорогу.
— Джейсон под моей защитой.
— Барнаби ему ничего плохого не сделает, только поиграет с ним немножко.
Я покачала головой:
— Я дала Джейсону слово, что вампир, который ранил Натэниела, его не коснется.
— Слово? — удивился Колин. — Ты же современная американка. Твое слово ничего не значит.
— Для меня оно кое-что значит, — ответила я. — Я им не разбрасываюсь.
— Я чую правдивость твоих слов, но я говорю, что Барнаби будет играть с твоим юным другом, и ты не можешь ему помешать, не нарушив перемирия. Нарушитель перемирия, кто бы он ни был, ответит перед Советом.
Я двигалась вместе с Барнаби, и он заставлял меня отступать, но я все еще загораживала ему дорогу.
— Колин, мне говорили, что ты умеешь чувствовать чужой страх. Ты сам чувствуешь, как он боится твоего друга.
— О да. У меня сегодня ночью будет пир.
— Ты можешь сокрушить его рассудок, — сказала я.
Кто-то коснулся моей спины, и я вздрогнула. Это был Ашер, я уже допятилась до скамейки.
Ричард и его телохранители встали вокруг Джейсона. Ашера они защищать не стали, но Джейсона не бросят. Барнаби сдвинулся в сторону, пытаясь обойти меня. Мне пришлось вспрыгнуть на скамейку, чтобы не сойти с его дороги.
Левой рукой я уперлась в его сгнившую грудь, а правую положила на рукоять браунинга. Так, чтобы он видел.
Тогда заговорил Колин. Тело Барнаби загораживало ему взор, но он будто видел глазами второго вампира.
— Если ты застрелишь моего вампира, ты нарушишь перемирие.
— Ты послал Натэниела к нам помирать. Ашер сказал, что это своего рода комплимент, что на самом деле ты веришь, будто мы его вылечим.
— И вы же его вылечили? — спросил Колин.
— Ага, — согласилась я. — Так вот, на комплимент я тебе отвечу комплиментом. Я верю, что если я пристрелю Барнаби в упор, он сумеет выжить. Мне приходилось стрелять в разлагающихся вампиров, и 190 одежде их было больше вреда, чем им.
— Ты чувствуешь правдивость ее слов, — сказал Ашер. — Она верит, что он выживет, а значит, перемирия она не нарушает.
— Верит, но надеется на его смерть, — возразил Колин.
— Лишить рассудка одного из членов нашей свиты — тоже нарушение перемирия.
— Не согласен, — сказал Колин.
— Тогда у нас патовая ситуация, — заключила я.
— Не уверен, — возразил Колин и повернулся к Верну. — А ну-ка, Верн, оправдай свой корм. Убери защитников от этого юнца.
Верн встал, и волки его потекли за ним. Они выплеснулись на поляну клубом энергии, от которого у меня волоски на шее затанцевали, а рука потянулась к пистолету.
— Верн, — сказал Ричард.
Но Верн не смотрел на Ричарда — он смотрел на меня. В руке у него была небольшая корзинка с крышкой. Я не стала ждать, пока выяснится, что там, а направила пистолет Верну в грудь.
Глава 19
— Остынь, девушка, — произнес Верн. — Это подарок.
Мой пистолет смотрел точно в середину его тела.
— Ага, так я и поверила.
— Когда ты это увидишь, поймешь, что я не на его стороне.
— Не перепутай, на какую сторону встать, щенок дворняги, — сказал Колин. — А то потом очень, очень раскаешься.
Верн посмотрел на вампира. Я увидела, как его глаза из человечьих стали волчьими, когда он протянул мне корзину. Но взгляд этих злых, устрашающих глаз был направлен на Колина.
— Ты не умеешь призывать зверей, — сказал Верн голосом, вдруг огрубевшим и рычащим. — Ты смеешь стоять здесь, в средоточии нашей власти и угрожать нам. Ты ничтожней ветра за входом пещеры. Ты здесь никто, и звать тебя никак.
— Но и она тоже не из ваших, — ответил Колин.
— Она лупа Клана Тронной Скалы.
— Она человек.
— Она стоит между тобой и вервольфом. Для меня это значит, что она лупа.
Барнаби попятился. Не знаю, то ли он решил, что я выхвачу пистолет и пристрелю его, то ли Колин нашептал новый план в его истлевший череп. И вряд ли мне это было интересно. Ком чего-то тяжелого и мокрого сползал мне в лифчик. Будто слеза по щеке, только хуже, куда хуже. На глазах у Барнаби я подавила желание вытереть эту дрянь. Когда же он отполз к Колину, я левой рукой вытащила эти остатки и сбросила на землю.
— А что такое, Анита? Слишком близкое и личное получилось?
Вытерев руку о кожаную юбку, я улыбнулась и ответила:
— А шел бы ты, Колин, на...
Верн один вышел в центр треугольника. Его волки остались толпиться перед дальней скамейкой. Он подошел, остановился в паре ярдов перед нами, держа корзину в руках.
Я глянула на Ашера. Тот пожал плечами. Ричард кивнул, вроде как мне полагалось пойти навстречу. Верн сказал, что это подарок.
Я пошла навстречу. Он опустился на колени, поставив корзину между нами на траву. И продолжал так стоять. Я тоже встала на колени, потому что Верн, кажется, этого ждал. Он все не сводил с меня своих волчьих глаз. С виду он был как стареющий Ангел Ада, но эти глаза... Интересно, привыкну ли я когда- нибудь видеть волчьи глаза на человечьем лице? Вряд ли.
Я откинула крышку корзинки. На меня глянуло лицо... голова. Я вскочила на ноги. Браунинг сам по себе появился у меня в руке. Я направила его на Верна, в землю, потом приложила плашмя к своему лбу.
— Что это? — Мне удалось все же обрести голос.
— Ты сказала, что хочешь голову Майры в корзине. Что если мы тебе ее дадим, это восстановит справедливость между нашими кланами.
Я резко вдохнула сквозь зубы и глянула в корзину, стоя рядом, не отводя пистолета ото лба, как прохладный, успокаивающий предмет.
Рот отрубленной головы раскрылся в безмолвном крике, веки полуопущены, будто ее убили во сне. Но я знала, что это потом кто-то закрыл ей глаза. Даже мертвой она не утратила тонких черт лица, и ясное дело, что При жизни она была хорошенькой.
