У меня запылало лицо. Я еще больше смутилась.
— А, черт!
— Что такое? — спросил он, гладя меня по щеке.
— Обними меня, Ричард. Секс — это прекрасно, но когда я мечтала об этой минуте, я видела, как ты обнимаешь меня, прижимаешь к себе.
Он улыбнулся ласково, польщенно. Повернулся на бок и даже простыни натянул выше пояса. Приподнял руку, которая была сверху.
Я перекатилась на бок спиной к нему и прильнула к его теплому телу. Он был слишком высок, чтобы удобно было прижаться, но мы повозились, хихикая и отпуская глупые замечания, и нашли подходящую позицию. Я обернула его руку вокруг себя, утопая в теплом закруглении его груди и прочего, и испустила довольный вздох. Ощущение его обнаженного паха, прижатого ко мне, возбуждало не так сильно, как надо бы. Я чувствовала, что обладаю его телом, им самим. И хотела, чтобы так было всегда.
Кожа у него была почти горячей.
— На ощупь ты будто в лихорадке, — сказала я.
— Полнолуние, — ответил он. — Сегодня, когда луна станет совсем полной, у меня температура поднимется выше ста одного.[2]
Он отодвинул мне волосы и сунулся лицом в шею. От этого у меня мурашки побежали по коже, и я поежилась.
— Щекотно!
— Щекотно, — согласился он. Я почувствовала телом, как он увеличивается.
Засмеявшись, я перевернулась на спину.
— Кажется, мистер Зееман, вы рады меня видеть.
Он потянулся меня поцеловать:
— Всегда рад.
Поцелуй затягивался, переходя в нечто большее. Я придвинулась к нему, закинула на него ногу, но тут он освободился и поднялся на колени.
— В чем дело? — спросила я. Сегодня ночью, когда уже было поздно, мы выяснили, что я на таблетках. Но приятно было видеть, как Ричард испугался, подумав об этом. Поскольку вервольфы не болеют и болезней не переносят, то после выяснения вопроса о беременности проблем не оставалось. Это, кстати, объясняет, почему я не беспокоилась, вылизывая кровь с ликантропов этой ночью. Грубо, но не опасно.
— Не могу, — ответил Ричард.
Я глянула вниз.
— Ну да! Я же вижу, что ты готов.
Он покраснел.
— Ты же видела, что было ночью, Анита. Сейчас полнолуние ближе, и я владею собой хуже, а не лучше.
— А!
Разочарованная, я легла опять на кровать. Минуту назад меня мучили угрызения совести, что мы уступили вожделению, и вот я недовольна, что мы не можем сделать это снова. Такая у меня логика насчет мужчин.
— Я рад, что ты тоже расстроилась, — сказал он. — Минуту назад мне казалось, что сейчас ты вылезешь из кровати, скажешь, что произошла страшная ошибка, и вернешься к Жан-Клоду.
Я закрыла глаза руками, потом заставила себя взглянуть на Ричарда. Он такой сногсшибательно красивый, что заговорить с ним я затруднялась, но это было необходимо. Если он думает, что я брошу Жан-Клода, то оставить его слова без ответа я не могла. Хотя и хотела.
— Как ты думаешь, что значила эта ночь, Ричард?
Улыбка его чуть увяла, но не до конца.
— Для меня она что-то значила, Анита. И для тебя, я думал, тоже.
— Значила. И значит. Но...
— 'Но' — это насчет Жан-Клода, — тихо сказал Ричард.
Я кивнула, прижимая к груди простыни.
— Да.
— Ты не можешь после этой ночи снова всего лишь встречаться с ним?
Я села и протянула к нему руку. Он протянул мне свою.
— Мне так тебя не хватало, Ричард. Секс — это приятно, но...
Он приподнял брови:
— Всего лишь приятно?
Я улыбнулась:
— Это чудесно, невероятно, и ты это знаешь. Но ты понял, что я хотела сказать.
Он кивнул, волосы упали ему на глаза. Он убрал их рукой.
— Я знаю. Мне тоже тебя не хватало. Так грустно было без тебя по выходным.
Я прижала его руку к своей щеке:
— И мне.
Он вздохнул:
— Значит, ты собираешься продолжать с нами обоими?
Я опустила его руку к себе на колени.
— А ты с этим примиришься?
— Быть может. — Он наклонился и поцеловал меня в лоб, тихо-тихо. — Отметь, я не просил тебя его бросить и встречаться только со мной.
Я коснулась его лица.
— Отметила, с облегчением и удивлением одновременно. И спасибо тебе, что не попросил.
Он чуть отодвинулся, чтобы яснее меня видеть. Вид у него был очень серьезный.
— Ты не любишь ультиматумов, Анита. Если бы я на тебя надавил, проиграл бы.
— А зачем тебе выигрывать, Ричард? Почему ты просто меня не бросишь?
Он улыбнулся:
— Теперь она мне предлагает выбор.
— Я тебе и раньше давала выбор, — сказала я. — В смысле, я знаю, зачем Жан-Клод за меня держится. Я усиливаю основы его власти. А тебе было бы лучше, если бы ты выбрал в лупы приличную вервольфицу. Я основы твоей власти подрываю.
— Я тебя люблю, — просто ответил он.
— И почему у меня такое чувство, что мне надо за это просить прощения?
— Я много думал, почему у меня не получается тебя ненавидеть. Почему я не могу от тебя отстать.
— И? — спросила я, заворачиваясь в простыню, как в гнездо, чтобы не быть голой. Если после этого разговора он меня бросит, голой мне быть не хотелось. Глупо, но правда.
А Ричарда нагота вроде бы не смущала. Честно говоря, она отвлекала меня.
— Мне нужна подруга — человек. То есть не чудовище. Не монстр.
— Куча девчонок были бы рады быть твоей мягкой игрушкой.
— Это я понял, — сказал он, — но ни с кем из них у меня секса не было.
— А почему?
— Подальше от полнолуния я лучше собой владею.
Глаза не превращаются, тем более руки. Могу сойти за человека, но я не человек. Ты видела, кто я, и даже ты еле смогла с этим примириться.
На это я не знала, что сказать, потому и промолчала. Он опустил глаза, перебирая пальцами край простыни. Голос его стал очень тих.
— Когда я первый год был в стае, у одного из новых волков была человеческая подруга. Однажды он ей раздробил лобок, когда они соединялись.
Я вытаращила глаза:
