среди них попадались детективы в гражданском. Мне не надо было их представлять, я и без того определила в них копов. Они бродили по огороженной зоне в пластиковых перчатках, приседая возле улик, а не становясь на колени.
И желтая лента оборачивала все это, как бантик — упаковку с подарком. С внешней стороны ленты не было ни одного полицейского в форме, потому что со стороны, противоположной дороге, никого не ждали. У меня с собой были «файрстар», браунинг и нож в наспинных ножнах, так что я вытащила свою лицензию и поднырнула под ленту. В конце концов кто-нибудь меня увидит, и кто-то из копов в мундире получит втык, что меня пропустили через периметр незамеченной.
Сотрудник полиции штата засек меня почти сразу же, я не успела далеко спуститься с холма. Ленту натянули широким кругом, и этот коп стоял возле ее верхнего края. У него были каштановые волосы и темные глаза, а на бледных щеках — россыпь веснушек. Он пошел ко мне, протягивая руку вперед:
— Извините, мисс, но вам здесь находиться нельзя.
Я помахала перед ним лицензией.
— Вы тут хотели, чтобы я взглянула на это тело.
— Взглянула. Вы хотите взглянуть на тело. — Он сказал это тихо, не то чтобы пытался передразнить. Темные глаза смотрели на меня, потом он вроде как вспомнил, где он, и протянул руку за моей лицензией.
Я дала ему ее подержать, рассмотреть, перечитать дважды. Потом он мне ее отдал.
Поглядев вниз по склону, он показал рукой:
— Вон тот невысокий человек, в черном костюме, волосы светлые. Это капитан Хендерсон, он здесь командует.
Я уставилась на него в удивлении. Ему полагалось отвести меня к главному. Нормальный коп, который меня не знает, ни за что не должен был допустить, чтобы я ходила по месту преступления без сопровождающего. Истребители вампиров не вполне штатские, но они и не детективы. Я одна из очень немногих, кто тесно взаимодействует с полицией. В Сент-Луисе, где меня многие копы знали понаслышке или в лицо, — другое дело. Но здесь...
Прочитав имя на нагрудной табличке, я спросила:
— Ваша фамилия Майлз?
Он кивнул, и снова не глядя на меня. Он вел себя не как полицейский — он вел себя испуганно. А копов напугать не так-то легко. Дайте копу несколько лет поработать, и он отлично будет сохранять полное безразличие: был, сделал, видел, запротоколировал. У Майлза были сержантские нашивки, а их в полиции штата не дают за испуг на месте преступления.
— Сержант Майлз, — сказал он. — Чем могу быть вам полезен, миз Блейк?
Кажется, он начинал себя реабилитировать в моих глазах. Чем-то это мне напомнило, как приходила в себя доктор Кэрри Онслоу. Глаза его утратили остекленевший вид, он смотрел на меня прямо, но вокруг глаз что-то натянулось, будто от боли. Что же там за чертовщина такая, у подножия холма? Что могло так потрясти закаленного копа?
— Нет, ничего, сержант. Спасибо.
Я не стала прятать лицензию, потому что была почти уверена: без сопровождения полисмена меня обязательно снова остановят.
Какая-то женщина блевала возле тоненькой сосны. Ей поддерживал голову мужчина, одетый, как и она, в форму Скорой Медицинской Помощи.
Уж если блюют ребята из СМП, то дело плохо. И очень плохо.
Меня остановил Мэйден. Мы секунду просто смотрели друг на друга. Я — выше по склону, он — ниже, и я смотрела на него сверху.
— Здравствуйте, миз Блейк.
— Здравствуйте, Мэйден.
Слово «полисмен» я не сказала намеренно, потому что я его уже не считала полисменом. Он перестал им быть, когда подался на сторону плохих парней.
Он как-то странно и почти незаметно улыбнулся.
— Я вас проведу к капитану Хендерсону. Он здесь командует.
— Отлично.
— Может быть, вам стоит подготовить себя к этому, Блейк. Это... там очень плохо.
— Со мной ничего не случится.
Он покачал головой, не поднимая глаз от земли. Когда он снова посмотрел на меня, глаза были пустые — холодные глаза полицейского.
— Может быть, Блейк, может быть. Но со мной бы случилось точно.
— Что это должно значить?
— Это кто еще такая?
Это нас заметил капитан Хендерсон и подошел — в городских туфлях, чуть-чуть оскальзываясь. Но шел он решительно и понимал, как надо ходить по лесной подстилке в неподходящих туфлях. Ростом он был где-то пять футов восемь дюймов, волосы светлые, короткие. Странные у него были глаза — они меняли цвет, когда он шел к нам сквозь солнечные блики. То светло-зеленые, то серые.
Капитан подошел, встал между нами и посмотрел на Мэйдена:
— Кто эта женщина и почему она внутри периметра?
— Анита Блейк, капитан Хендерсон, — представил нас Мэйден.
Капитан посмотрел на меня в упор, и глаза его были холодно-серыми с зелеными искорками. Он был красив так называемой суровой мужской красотой. Но лицо его отличалось какой-то резкостью, мрачностью, будто из него изъяли что-то обаятельное и приятное.
Как бы ни казался сексуальным его взгляд при перемене цвета глаз, сами глаза были далекие, оценивающие — коповские глаза.
— Значит, вы Анита Блейк?
— Да.
Я не стала поддаваться злости. Капитан тоже не злился на меня — просто здесь что-то было плохо. Что-то помимо самого преступления. Интересно, что именно.
Он оглядел меня сверху вниз — не похотливым взглядом, а будто снимая мерку. К этому я привыкла, хотя обычно это не делалось так бесцеремонно.
— Насколько у вас крепкий желудок, Блейк?
Я приподняла брови, потом улыбнулась.
— Что тут смешного? — сурово спросил Хендерсон.
— Послушайте, я знаю, что там плохо. Ваш сержант там, наверху, настолько потрясен, что не стал подходить ближе второй раз. Мэйден вот тоже уже мне сказал, что там ужасно. В общем, отведите меня к телу.
Хендерсон шагнул вперед, нагло и глубоко вторгаясь в мое личное пространство.
— Вы так уверены, что выдержите, Блейк?
Я вздохнула:
— Нет.
Кажется, злость его резко уменьшилась. Он заморгал и шагнул назад.
— Нет?
— Я не знаю, выдержу или нет, капитан Хендерсон. Всегда есть шанс, что следующий ужас окажется таким страшным, что от него уже не оправишься. Кое-что у меня в мозгу уже отпечаталось так, что я кричу по ночам. Но пока все в порядке. Так что ведите меня к останкам жертвы гризли. Наша прелюдия затягивается.
Я смотрела, как на его лице сменяют друг друга эмоции: интерес, потом злость, но потом интерес победил. Повезло мне.
— Жертва гризли. Вы уверены, что вы не репортер?
Я не могла не улыбнуться:
— Много на мне грехов, но этого нет.
Тут уж он не смог удержаться от улыбки. Тут же он стал лет на десять моложе и красивее куда более
