Простыня его не смущала абсолютно, хотя пришлось приложить немалые усилия, чтобы намотать ее на руку и суметь второй рукой взять чемодан.
- Бернардо Конь-в-Яблоках, Анита Блейк.
Он держал простыню правой рукой и несколько смутился, когда выпустил чемодан и стал все это перекладывать в другую руку. Простыня соскользнула спереди, и мне пришлось отвернуться - и быстро.
Отвернулась я, потому что покраснела и надеялась, что в темноте это будет не видно. Я замахала рукой за спиной:
- Поздороваемся, когда оденешься.
- Смущаешь девушку, - раздался голос Эдуарда.
- Прошу прощения, - сказал Бернардо. - Я действительно не хотел.
- Мы сами заберем багаж, пойди оденься, - сказала я.
Кто-то подошел ко мне сзади, и не знаю, как я поняла, что это не Эдуард.
- Ты скромница. Я по описанию Эдуарда ожидал чего угодно, только не этого.
Я медленно обернулась. Он стоял очень близко, с чертовским натиском вторгаясь в мое личное пространство.
- А чего ты ждал? - Я вызверилась на него злыми глазами. - Блудницы Вавилонской?
Я смутилась и была не в своей тарелке, а от этого я всегда злюсь. И в голосе это было слышно.
Полуулыбка Бернардо несколько увяла.
- Я не хотел сказать ничего обидного.
С этими словами он поднял руку и тронул мои волосы.
Я отступила на шаг:
- А это что еще за ритуальные ощупывания?
- Я заметил, как ты смотрела на меня в дверях, Я почувствовала, как жар мне бросился в лицо, но на этот раз я не отвернулась.
- Если хочешь появляться на крыльце в виде центральной вкладки из 'Плейгерл', это твое право, но не обижайся, что на тебя пялятся. Только не усмотри в этом то, чего нет. Ты лакомая конфетка с виду, но то, что ты на это так напираешь, никому из нас чести не делает. Либо ты блядь, либо меня считаешь блядью. Первому я готова поверить, второе не соответствует действительности. - Сейчас уже я шла на него, вторгаясь в его пространство. Краска смущения сменилась бледностью злости. - Так что осади назад.
Настал его черед глядеть неуверенно. Он отступил, замотался простыней насколько мог и поклонился. Это был старомодный придворный поклон, будто он его уже делал, и делал всерьез. Красивый жест, когда вокруг рассыпаются такие волосы, но я видала его в лучшем исполнении. Не последние полгода, но видала.
Он выпрямился, и лицо его было серьезным, а вид - вполне искренним.
- Есть два типа женщин, которые водятся с мужчинами вроде Эдуарда, вроде меня, зная, кто мы такие. Первые - это шлюхи, сколько бы они на себя ни навешали оружия; вторые - чисто деловые женщины. Я их называю Мадоннами, потому что они никогда ни с кем не спят. Они хотят быть своими парнями. - Улыбка снова заиграла на его губах. - Прошу прощения, если меня разочаровало, что ты - свой парень. Я здесь уже две недели, и мне становится одиноко.
Я покачала головой:
- Целых две недели! Бедный мальчик. - Протолкнувшись мимо него, я взяла свою сумку с вещами и посмотрела на Эдуарда. - В следующий раз предупреждай меня о чужих странностях.
Он поднял руку в бойскаутской клятве:
- Никогда не видел, чтобы Бернардо так себя вел при первой встрече. Клянусь.
Я прищурилась, но, глянув ему в глаза, поверила.
- И чем я заслужила такую честь? Он поднял мой чемодан и улыбнулся:
- Посмотрела бы ты на свою физиономию, когда он появился на крыльце в простыне. - Эдуард засмеялся очень по-мужски. - Никогда не видел, чтобы ты так смутилась.
Бернардо подошел к нам.
- Я честно, серьезно не собирался никого смущать. Просто я сплю без одежды и потому набросил простыню.
- А где Олаф? - спросил Эдуард.
- Сидит и дуется, что ты ее привез.
- Просто блеск, - сказала я. - Один из вас воображает себя Лотарио, а второй не хочет со мной разговаривать. Лучше не придумаешь.
Я повернулась и пошла к дому вслед за Эдуардом.
Бернардо окликнул меня:
- Только не надо заблуждаться насчет Олафа, Анита. Он любит женщин у себя в кровати и в отличие от меня не так разборчив в способах, как их туда затаскивать. Я бы больше опасался его, чем себя.
- Эдуард! - позвала я.
Он уже вошел в двери и обернулся на мой голос.
- Бернардо прав? Олаф для меня опасен?
- Я могу сказать ему о тебе то же, что сказал насчет Донны.
- Что именно?
Мы все еще стояли в дверях.
- Я ему сказал, что, если он ее тронет, я его убью.
- Если ты придешь мне на помощь, он вообще не станет со мной работать и уважать меня не будет ни на грош.
- Это правда, - кивнул Эдуард.
Я вздохнула:
- Ладно, сама справлюсь.
Бернардо пододвинулся ко мне сзади, ближе, чем мне бы хотелось. Якобы случайным движением сумки я его отодвинула.
- Олаф сидел в тюрьме за изнасилование, - сказал Бернардо.
Я поглядела на Эдуарда, не скрывая недоверия.
- Он серьезно?
Эдуард просто кивнул. На его лице было обычное спокойствие.
- Я тебе говорил в машине, что не позвал бы его, если бы знал, что приедешь ты.
- Но ты не говорил о сроке за изнасилование.
Он пожал плечами:
- Да, надо было сказать.
- Что еще надо мне знать о добром старине Олафе?
- Действительно. - Эдуард посмотрел на Бернардо, стоящего за мной. - Ты можешь вспомнить что- нибудь еще, что ей надо знать?
- Только то, что он хвастается тем изнасилованием и что он с ней сделал.
- Понятно, - сказала я. - Вы мне все объяснили. У меня только один вопрос.
Эдуард посмотрел на меня с ожиданием, Бернардо сказал:
- Валяй.
- Если я убью еще одного твоего помощника, я опять окажусь у тебя в долгу?
- Нет, если он это заслужит.
Я бросила сумку на порог.
- Блин, Эдуард, если ты меня все время будешь сводить с психами и мне придется защищаться, я тебе до могилы задолжаю.
- А ведь ты серьезно, - догадался Бернардо. - Ты убила его последнего помощника.
Я посмотрела на него:
- Да, я серьезно. И я хочу получить разрешение убрать Олафа, если он сорвется с нарезки, и не задолжать при этом Эдуарду очередной фунт мяса.
