что.
Она задохнулась на полуслове, из чего я точно поняла, как выгляжу. Полицейских медэкспертов не так-то просто испугать своим внешним видом.
– Майор Уолтерс рассказал мне немного о том, что с вами случилось. – Она покачала головой, сняла очки и вытерла лоб тыльной стороной ладони.
– Нам не хотелось бы, чтобы широкая общественность узнала о внутренних делах фейри, – сказал Холод.
– Я не проговорюсь. – Она посмотрела на меня, и у нее на лице я разглядела едва ли не жалость. – Вы сможете поговорить со мной, принцесса?
Я глубоко вдохнула, дыхание было еще неровным. Голос прозвучал хрипло, и мне пришлось откашляться, но наконец я выговорила:
– Я слушаю, доктор.
Стражи отступили, чтобы она могла подойти поближе. Я так и сидела верхом на Галене, и если эта интимная поза ей не понравилась, то она никак этого не показала. Я осталась сидеть, потому что по- прежнему хотела сжимать Галена так крепко, как только могла. Это было почти как цепляться за него, но не так, чтобы всем было видно, что я в него вцепилась. Гален обнимал меня за талию.
Поласки присела рядом с нами, чтобы глаза были на одном уровне.
– Мне нужно кое-что узнать, и спросить я могу только у вас, но я могу выдать самими вопросами, кто меня интересует больше всего.
– Понятно, – сказала я.
Она снова надела очки и качнула головой.
– Не думаю, что вы поняли. Уолтерс сказал мне, что суда над преступником не будет. Вы станете его пытать или просто убьете. Это правда?
– Да, – ответила я.
Она подождала, надеялась, что я продолжу. Потом улыбнулась и сказала:
– Ни один человек не ограничился бы таким ответом. Он почувствовал бы желание оправдаться, что отнимает у кого-то жизнь. Он так много всякого почувствовал бы... – Она посмотрела на меня из-под длинных ресниц. – Но вы чувствуете не так, как мы.
– Дело не в происхождении, доктор. Не важно, что я фейри, а вы человек. Дело в культурных различиях. Я выросла в мире, где пытка – обычное наказание для преступника, а когда необходимо – применяется казнь, нечасто, но без проволочек. Мы не откладываем казнь лет на двадцать, дожидаясь, пока мерзавец найдет законный способ увильнуть от наказания.
– Я много страшного видела в жизни, принцесса, и спала бы спокойней, если бы кое-кто уснул навеки. – Она вздохнула. – Мне нужно ваше слово, что вы не казните того, о ком я вынуждена сказать.
– Я не могу пообещать это, не солгав.
– Тогда что казни не будет до тех пор, пока я не обработаю собранные улики.
Я посмотрела на Холода и стоящего с ним рядом Мистраля.
– Как вы думаете, я могу это пообещать без страха нарушить клятву?
– Полагаю, королева учтет твое слово чести и не захочет оскорбить человеческую полицию.
– Мне нужно твердое 'да', – сказала я.
– Простое 'да' может оказаться неправдой, – сказал Холод. На лице у него была самая лучшая из его масок: надменная, непроницаемая. Наверное, предназначенная доктору, не мне.
– Мистраль? – спросила я.
– Она в последнее время очень заинтересована в хорошем общественном мнении. Смерть репортера сама по себе неприятное событие. Она не захочет усугубить это казнью без суда.
– Значит, да, – подытожила я.
Он посмотрел на Холода, потом оба повернулись ко мне. Мистраль сказал:
– Она – Андаис, Королева Воздуха и Тьмы. – И пожал плечами.
– Ваше слово, что вы никого не позволите казнить, пока я не обработаю улики, – сказала Поласки.
Я подумала еще немного и сказала:
– Даю слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы никому не причинили непоправимого вреда, прежде чем вы снова с нами не свяжетесь.
– Непоправимого вреда. – Она чуть не улыбнулась. – Никогда не слышала такой формулировки.
Я просто смотрела на нее, надеясь, что по моему лицу ничего нельзя прочитать.
– Хорошо, я принимаю ваше слово. Не разочаруйте меня.
– Постараюсь, – сказала я.
– Могут ли малые фейри менять облик?
– Среди фейри много оборотней.
– Могут ли маленькие фейри стать большими, примерно в человеческий рост?
– Вы имеете в виду маленьких крылатых фейри, фей-крошек?
Она кивнула.
– Некоторые из них на это способны. Но немногие.
Гален принялся поглаживать мне спину. Не знаю точно, кого он старался успокоить – меня или себя.
– Немногие – это сколько?
– Еще недавно мы думали, что они утратили эту способность.
– Пока мы знаем только одного, кто может это делать, – добавил Холод.
Поласки бросила на него быстрый взгляд.
– Тогда другой вопрос. Может ли какое-то заклятие или воздействие магии холма повлиять на мое зрительное восприятие?
Мы переглянулись с Холодом и Галеном. Холод сказал:
– Я уверен, что Рис сделал все возможное, чтобы защитить вас от явных чар.
– А может ли кто-то магически воздействовать на сами отпечатки? – спросила она.
– Если понимают, для чего это нужно, – сказала я. – Так что все, кто не смотрит телевизор, отпадают. А это большинство стражей. Но если принцип понятен, то можно сделать так, что все отпечатки будут казаться похожими.
– А подменить отпечатки?
– Не думаю, но наверняка не скажу, – ответил Холод.
Мистраль произнес:
– Я не знаю, в чем дело с этими отпечатками, но похоже, это как следы животных?
– Неплохая аналогия, – сказала Поласки.
– Тогда я согласен с Холодом, изменить их на самом деле будет трудно.
– То есть скорее помутят мое представление о предмете, чем изменят сам предмет?
Мы все с этим согласились.
– Тогда мне нужно отсюда выбраться и проверить свои находки на рабочем компьютере.
– Ваши первые вопросы указывают на одну из фей-крошек при кухне, – сказала я.
Она кивнула.
– Но только в случае,если они могут стать такими же большими, как мы. Отпечаток размером почти с мою ладонь, но совпадает с отпечатками одной из фей.
– Которой? – спросила я.
Она покачала головой:
– Этого я не скажу.
– В таком случае мы посадим под замок всех фей.
– Всех?! – переспросила она.
Я кивнула.
– Для вас осторожность – это не посадить кого-то в тюрьму по ошибке. Для нас – посадить как можно больше, чтобы виновный точно оказался за решеткой.
Она вздохнула, потом опять кивнула.
