Мы трое дружно кивнули.
– У тебя знак появился одним из первых? – спросил Дойл, уже без злости, просто с интересом.
Рис кивнул.
– Кромм Круах – последнее из моих имен, а не первое.
И тут Дойл поступил очень невежливо, совершенно не в духе сидхе. Он спросил:
– Кем ты был раньше?
Старые сидхе никогда не задают таких вопросов. Вспоминать о былой славе слишком болезненно.
– Тебе не стоило спрашивать, – сказал Рис.
Дойл церемонно поклонился.
– Я виноват, прости. Я только... – Он разочарованно хмыкнул. – Я вижу, как все вокруг обретают силу, а я остаюсь таким, как прежде.
– Ревнуешь? – спросил Рис.
Дойл закутался в плащ поплотнее и кивнул:
– Похоже. Не только Мерри... Еще и из-за магии.
Кажется, выговорившись, он стал чувствовать себя лучше, или просто в голове у него прояснилось. Потому что он встряхнулся всем телом, как вышедшая из воды собака, и повернулся ко мне с гораздо более спокойным лицом.
– В большинстве случаев татуировки были похожи на мои крылья, – сказал Никка. – Они существовали от рождения.
Я повернулась на его голос, поняв,
– А где твои крылья?!
Он повернулся на другой бок, показав мне спину. Я подумала, что они снова стали татуировкой, но поторопилась. Они еще поднимались над телом, как цветок между ключицами Никки, но уже лежали плоско, словно были на пути к возвращению в прежнее состояние.
– Они опять станут рисунком? – спросила я.
– Возможно, – ответил Рис.
– Никто не знает, – сказал мне Никка.
– Вы с Галеном что, проснулись раньше меня?
– Нет, – улыбнулся Гален, – мы вырубились позже.
Я очень осторожно отклонилась на спинку кровати. Бабочка взмахнула крыльями, мелькнув вспышкой цвета, и снова прикрыла сияющее великолепие черно-серыми верхними крыльями. Отдыхая, совки стремятся слиться с древесной корой. Не ее вина, что, попавшись в белизну моей кожи, бабочка стала так заметна. Но теперь она нервничала из-за своей беззащитности – а значит, двигалась. Одним из постоянных стремлений моей жизни теперь будет не напугать ее. Не хотелось бы мне ощутить, как она станет вырываться по-настоящему. Боюсь, что в таком случае меня просто стошнит. Принцессе не положено выказывать страх, а уж тошнота... Нет, это совсем не подобает королевским особам.
Дойл, видимо, понял мои затруднения и помог мне подоткнуть подушки под спину и голову, чтоб я могла сидеть, не слишком перегибаясь в животе.
– Как там Ройял и остальные феи-крошки? – спросила я.
– Твой эльф в порядке, хотя он единственный не улетел отмываться от крови. Обязательно хотел остаться и убедиться, что с тобой все будет хорошо.
Я попыталась разглядеть что-нибудь в темноте:
– Он здесь?
– За дверью, с Адайром и Готорном.
Иви обвил кроватный столбик бледной рукой, блеснув полоской тела. До меня дошло, что он должен был остаться голым, когда отдал мне свой плащ, но тогда я и не заметила его наготы – посреди моря крови и корчащихся тел.
– Он зовет тебя своей бело-красной богиней. – Интонации Иви звучали вроде бы шутливо, но одновременно – пугающе серьезно. Улыбка, не затрагивающая глаз.
– Я никому не богиня.
– Не уверен, – сказал Иви, плотнее приникая к столбику. Теперь только резное дерево мешало мне увидеть его наготу. – Бывало, нас обожествляли и за меньшее.
– Давно, – буркнул Дойл. – И далеко отсюда.
Иви пожал плечами.
– Мы тогда были на земле фейри и теперь – на земле фейри. Что значит расстояние, Мрак?
– Где остальные? – спросила я.
– Китто, Холод и еще кто-то ушли за едой для вас, – сказал Дойл.
– Распоряжение Галена: никто не ходит в одиночку. – Рис пожал плечами. – Неглупо придумано. Так что теперь мы везде ходим по трое.
– Но у нас для такого людей не хватит, – удивилась я.
– Теперь – хватит, – сказал Рис.
– Каким образом? – нахмурилась я.
– Королеву удалось убедить, что нам нужны не только боги растительности.
– А почему тогда здесь так пусто? – спросила я.
– Нас тебе недостаточно? – поинтересовался Гален.
Я улыбнулась:
– Не в том дело. Просто, когда все на виду, я знаю, что с ним все в порядке.
– Да, а почему у нас с Мерри появились бабочки, а у Никки – цветок? – спросил Гален.
– У Никки крылья и так есть, – предположил Рис. С этими словами он шагнул вперед, и я заметила что-то не то у него под плащом.
– Это что, повязка? – спросила я.
Рис распахнул плащ: правая рука действительно была на перевязи.
– Что случилось?
– Во-первых, мы убедились, что временные фокусы происходят только в нашем холме. За пределами нашего ситхена время так ползет, что полицейские, наверное, еще не добрались до своей лаборатории.
– Давай сразу ко второй части. Как тебя ранили? – спросила я.
– Мы возвращались домой, когда трое благих предложили нам остановиться поболтать на минутку.
– Вряд ли они выразились именно так, – усомнился Никка.
– Уж больно вежливо для них, – согласился Гален. Он лег на бок, опираясь на локоть. Правую руку он тщательно оберегал, чтобы не потревожить бабочку.
Рис широко улыбнулся.
– Ну, в общем, они нас остановили и особенно хотели потолковать со мной. – Улыбка стала чуть менее веселой. – Командовал я, и моя вина, что они застали нас врасплох. – Он искоса глянул на Дойла. – Моих людей могли убить.
– Убить?! – переспросила я.
– Они воспользовались холодным железом.
– Шутишь! – выдохнул Гален.
Рис прислонился поудобнее к спинке кровати и покачал головой. Вид у него был мрачный.
– Для нас это было неожиданностью.
– Вот за это ты себя не ругай, – заметил Дойл. – В мелких стычках между дворами холодное железо не используется. Его приберегают для войны, а войны сейчас нет.
– Пока нет, – поправил Рис.
– В смысле – пока? – спросил Гален.
– Тебя ранили холодным железом? – спросила я.
Сначала он ответил на мой вопрос.
