где-нибудь или нет?
— Крайнего? — переспросил Лукас, — То есть ты предлагаешь его подставить, насколько я понимаю?
— Именно, подставить, — Глеб широко улыбнулся, — мы с планеты свалим, а люди Лысого станут трясти доброго доктора, чтобы выяснить, куда этот рангуний прихвостень дел общак. Вспомнят, что он с рангунами тусовался. Подумают, что это все рангуньи происки. Потом начнется такая заваруха, что никому мало не покажется. Стекольный завод будет круглые сутки трупы в гробы закатывать. Как подумаю об этом, так на душе теплеет. Веришь ли, старина Лукас? Но для начала его нужно найти!
Лукас придвинул к себе лэптоп и принялся оживленно стучать по клавишам:
— Это как раз не проблема.
— Неужели ты его найдешь, не выходя из дома? — не поверил Жмых. — Я-то думал, придется лазать по вражьей территории… В лучшем случае вызывать его по телефону…
— Разумеется, мы все сделаем, не сходя с места! Самому бы тебе, конечно, пришлось бегать по рангуньему району, стучаться в каждый дом и спрашивать: «Извините, я могу найти здесь доктора Кротова?»
— Действительно, лажа какая-то, — согласился Глеб. — Но просмотреть картинки с тысячи камер тоже, наверное, работенка та еще!
— Зачем смотреть картинки с камер самому, когда есть сканеры, идентификаторы, базы данных? Досье, в конце концов?
— Опомнись, какие еще досье?! Здесь же нет копов!
Лемуриец с многозначительным видом поднял вверх указательный палец.
— Ты знаешь, меня это тоже очень удивляет… Невероятно, но факт. Полиции на Дроэдеме нет, а досье — есть. Причем на самых разных личностей, как ныне живых, так и покойных. С соответствующими указаниями.
— Гонишь! — не поверил Глеб.
— Вот как? — обиделся Лукас. — По-твоему, я говорю неправду?
— Именно. Не может быть, чтобы на всех были досье.
— Хорошо. На кого ты хочешь получить информацию? Допустим, на Хмурого?
— Ладно, не будем тихого покойничка беспокоить… Вот на Лысого — дело другое. Или на Седого. Интересно узнать, правду он заливал про Бетельгейзе или нет?
— Но Седой тоже покойник, — заметил Лукас.
— Его не жалко! — проворчал Глеб и вспомнил с содроганием, как ему пришлось целовать ладошку преступного авторитета. Хорошо, что все, кто был при этом, уже на том свете. Кроме Лукаса, а он считает, что подобное безобразие ему просто привиделось.
Лемуриец принялся за хакерскую работу. И уже через пару минут Жмых увидел на экране фотографию Седого. Человек на экране выглядел моложе и благообразнее, чем потрепанный жизнью коск, которого они встретили в лесу. Шикарный черный костюм с жемчужными запонками, пестрый галстук с золотой булавкой, белоснежная хлопковая рубашка — на голограмме из досье Седой представлял собой прямо-таки воплощение респектабельности и достатка.
— Вот, пожалуйста, номер А45835, прибыл на Дроэдем пассажирским лайнером полтора года назад…
— Пассажирским лайнером? — оживился Жмых.
— Ну да. Здесь так написано. Что тебя удивляет? По-твоему, бандиты обязательно должны путешествовать на угнанных космических кораблях?!
— Нет, дело вовсе не в этом. Но если пассажирские суда летают сюда — должны же на них продавать обратные билеты? Не идут же они в обратный рейс порожняком? А Лысый заливал, что выбраться с планеты невозможно. Не иначе, у него у самого были проблемы со служащими космопорта или отрядами самообороны — вот он и наводил тень на плетень. Втыкаешь?!
— Зайдем в файл «История», — невозмутимо продолжил Лукас. — Вот здесь все о нем расписано с самого раннего детства. Привод в полицию за кражу трех килограммов конфет.
— Взял конфет, а мне сказали, не воруй, — напел Жмых, — вот так, зараза, враз я попадал на сро- о-к…
— Хулиганская драка с поножовщиной, — продолжил Лукас.
— Быстро рос пацан, — констатировал Глеб.
— Угон воздушного катера — и исправительная Колония.
— Покататься захотелось. Узнаю родственную душу. Сам много раз по малолетке катера угонял.
— Да только колония ему на пользу не пошла — как только вышел, убил рангуна.
— Это я могу понять, — буркнул Жмых. — Познакомился с лохматыми небось на астероидах. Они и мне немало крови попортили.
— Потом — убийство двоих людей.
— О как, вошел во вкус, не иначе…
— И Седой отправился на астероиды сроком на двадцать лет. Несоблюдение внутреннего распорядка, конфликты с заключенными, отказы от работы — и его переводят в систему Бетельгейзе, в заведение усиленного режима. Где он и участвует в бунте. Даже ухитряется сбежать оттуда вместе с четырьмя другими косками. Дальше большой провал в досье, сведения только предположительны — в руки полиции он больше не попадал.
— Фартовый коск, стало быть.
— И вот — прибывает сюда. Идентифицирован прямо в космопорте.
Жмых почесал затылок, пробормотал:
— Авторитетного коска ты мочканул, поэт. Хорошо, подписки у него не осталось…
— Хорошо, — с довольным видом улыбнулся лемуриец.
— Чего скалишься? — поинтересовался Жмых. — Небось думаешь, всех бы так мочить, чтобы без подписки, без лишних сложностей. Убил кого-нибудь, закопал и вышел сухим из воды. Неплохо, да? А еще вегетарианец… Мне вот что интересно — на меня ведь тоже досье в полиции было? Выходит, и меня индент-ни… имнедтни…
— Идентифицировали, — без запинки выговорил Лукас.
— Да, то есть уже в космопорте просекли, что я за птица? — продолжил мысль Жмых.
— Конечно же! — воскликнул поэт. — Я с большим интересом изучил твое досье, Глеб Эдуард… Всегда, знаешь ли, необходимо знать, с кем имеешь дело. Может, ты не только к холодильникам проявляешь интерес…
— А к чему же еще?
— Ну, разные случаются отклонения, — замялся Лукас.
— Например?
— Меня больше всего интересовало, не испытываешь ли ты особых чувств к лемурийцам. Недавно ты рассказал мне, что нет. Но прежде я ведь этого не знал!
Глеб нахмурился.
— Сдурел, что ли?
— Да нет, просто пошутил.
— Ясно, смешно. Интересно, что копы обо мне пишут! Небось, и снимки мои в голом виде у них имеются. Копы — жуткие извращенцы, скажу я тебе. Им меду не надо, чтобы сфотографировать человека в душе. Или, скажем, в туалете… Будто там можно заняться чем-нибудь необычным…
— Действительно, — на этот раз лемуриец разделил негодование товарища.
— Так что они пишут?
— Да больше про ходки твои. Про драки на астероидах. Даже есть запись одной — где ты дерешься обломком пластикового ящика.
Жмых задумался.
— Это когда же? Когда мы мочили рангунов — десять против троих? Нет, тогда мы их камнями забросали… Или когда бешеный лемуриец завалил двух парней, а мы бросили предъяву лохмоухим
