выходу, только два седых полковника, упершись лбами, безуспешно пытались разойтись посреди зала. Я дал повиснуть на себе двум или трем офицерам.
— Нам по пути, джентльмены! Я вам помогу.
— Друг… ты… настоящий друг… — выдохнул мне в лицо один из них, и содержание спиртного у меня в крови резко подскочило.
Мы вышли из клуба, пробрались между машинами, куда загружали алкоголиков с погонами офицеров, и побрели по дороге. Я не знал, где находятся ДОСы, но меня это и не интересовало. Как и моих спутников, полностью сосредоточившихся на переставлении ног. Перед нами из-за угла появилось отделение военных полицейских. Увидев блеск серебряных звезд на погонах, они сочли разумным раствориться во тьме.
Мои попутчики становились все тяжелее и все медленнее брели по проходу между палатками к ярко освещенному длинному зданию — видимо, одному из павильонов, реквизированных у горожан со всем имуществом парка. У входа в здание стояли двое часовых; камни вдоль дорожки были выкрашены в белый цвет, а над дверью красовалась надпись: «ШТАБ КОМАНДУЮЩЕГО АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛА ЗЕННОРА». Пожалуй, мне не сюда. Я обронил свою ношу на траву возле плаката: «Стой! Часовой стреляет без предупреждения!» и пошел прочь, слыша за спиной храп. Но вскоре наткнулся на патрульных.
— Эй, молодцы! — крикнул я. — Вызовите дежурного по гарнизону. Видите вон там офицеров? Они больны, наверное, им отравили пищу.
Я метнул на патрульных свой самый тяжелый взгляд. На их лицах не дрогнул ни один мускул.
— Есть, сэр! — сказал сержант.
Они повернулись и пошли прочь. Я последовал их примеру и вскоре добрался до выжженной спортплощадки, где стояли три космических корабля, ощетинившиеся пушками, — видимо, чтобы произвести впечатление на туземцев. Или чтобы успешно отразить атаку врага, которой генералы не дождутся. Наверное, они ужасно огорчились, генералы, поняв, что туземцы не дадут повода уничтожить себя с помощью этих блестящих игрушек. Генералы затеяли войну, а на нее никто не пришел. Как им не посочувствовать? Я шел медленно и часто спотыкался, чтобы во мне издали узнавали офицера. Вот и трап, а над ним — открытый люк. Я — офицер, возвращающийся на свой корабль. И вернусь, если никто меня не задержит, например, часовой, стоящий на нижней ступеньке трапа.
— Стой! Вы куда, сэр?
— В задницу… — пробормотал я и попытался его оттеснить. Рядовой, что с ним церемониться.
— Майор, сэр, ваше величество… Не могу я вас так пропустить, покажите, пожалуйста, пропуск.
— В заднице пропуск… Какой еще пропуск, если это мой корабль?
Мимо него, по ступенькам. Шаг за шагом к открытому люку. Навстречу коренастому старшему сержанту, вежливо загородившему проход.
— Это не ваш корабль, сэр. Я знаю всех офицеров экипажа. Вы с другого корабля.
Я открыл рот, чтобы возразить, осадить, наорать. Но прикусил язык, разглядев синие, словно отлитые из пушечного металла, челюсти, горящие глаза и кустистые брови. Даже волосы, торчащие из сломанного сержантского носа, казались стальными.
— Не мой?
— Не ваш.
— Ну, конечно, не мой… — я повернулся и, шатаясь, спустился на траву. Назад, Джим, назад. Надо найти укромное местечко и придумать что-нибудь поумнее.
Прячась в тени высокого дерева, я смотрел на корабли и ломал голову, как бы проникнуть на один из них. Час был поздний, пьяниц не видать, лагерь затих. Только патрули полицейских бродят среди палаток. Придется дождаться утра, возможно, днем часовые менее бдительны. А сейчас надо вздремнуть, — подумал я, зевнув так, что заболела грудь. Внезапно со стороны штаба послышались громкие голоса. Вскоре на дороге появилась группа быстро идущих офицеров. Среди них я узнал отвратительную фигуру Зеннора и отступил в тень. Надо держаться от него подальше. Или не надо? Подавив желание удрать из лагеря и продолжить существование, я стоял возле дерева и лихорадочно соображал. Офицеры пересекли стадион и приблизились к кораблю, на который меня не пустили. Наконец в мозгу окончательно сформировалась спасительная идея, и я покрылся потом при мысли, что сумею ее осуществить. Огромным усилием воли я заставил себя покинуть укрытие и побежал к кораблю. Если Зеннор или кто-нибудь из его свиты оглянется — я пропал! Но офицеры — это создания, предназначенные для движения вперед и преодоления препятствий, встречающихся на пути. Они решительно шли вперед, а я бежал за ними. Со стороны могло показаться, что один офицер отстал от своих товарищей и догоняет их. Неподалеку от трапа я перешел на шаг и, как только офицеры исчезли в люке, приблизился к часовому…
— Где генерал? Срочная депеша для генерала! Срочная!
Прихрамывая (старая рана, память о геройском прошлом), я пошел вверх по ступенькам. В воздушном шлюзе стоял второй часовой.
— Где генерал?
— В каюте капитана, сэр, — ответил часовой.
— Кажется, на кораблях этого класса каюта капитана возле радиорубки?
— Так точно, майор. Каюта номер девять.
Я быстро прошел через шлюз и, уже медленнее, двинулся по коридору. Никто не встретился мне на пути, хотя сверху доносились голоса. Я поднялся на вторую палубу, дошел до конца коридора, там остановился и медленно досчитал до двухсот.
— Ты смел, Джим, но глуп, — пробормотал я и кивнул, соглашаясь с собой. — Вперед!
К каюте номер девять я приближался на цыпочках. Из-за двери слышались голоса. Рядом с ней была другая дверь с табличкой «Радиорубка». Ну, Джим, сейчас или никогда. Осмотрись. Никого не видать? Отлично. Сделай глубокий вдох. Что это за гулкая барабанная дробь? А, это твое сердце. Пора бы привыкнуть — оно всегда так бьется, когда тебе страшно. Не обращай внимания. Подойди к двери, возьмись за ручку… Да, но где эта ручка? Снята. Дверь заварена наглухо и опечатана. Пока я констатировал этот факт и раздумывал, что он означает, над ухом прозвучал голос:
— Что вы здесь делаете?
Сердце, метавшееся в груди, окончательно сорвалось с якоря и прыгнуло в горло. Я проглотил его, обернулся, сделав жуткую гримасу, посмотрел на человека в форме. На его погоны. И процедил сквозь зубы:
— Вас я о том же хочу спросить, лейтенант. Что вы здесь делаете?
— Я на своем корабле, майор.
— И это дает вам основания хамить старшему по званию?
— Виноват, сэр, я не видел ваших знаков различия. Но вы подошли к радиорубке, а нам приказано…
— Знаю, что вам приказано. Никого не подпускать к опечатанной радиорубке.
— Правильно.
Я приблизил лицо к его лицу и, скалясь, смотрел, как он бледнеет. Трудно одновременно скалиться и цедить слова сквозь зубы, но у меня получалось.
— В таком случае, могу вас обрадовать: мне поручено выяснить, как выполняется приказ. Где генерал Зеннор?
— Там, майор.
Я повернулся и двинулся в указанном направлении. В том, куда мне меньше всего хотелось идти. Но что еще оставалось делать? Если сразу пойти к выходу, лейтенант заподозрит неладное и, не дай Бог, поднимет тревогу. А если я пойду к генералу, он успокоится. Решительно отворив дверь капитанской каюты, я шагнул внутрь. Офицеры совещались у карты, висящей на противоположной стене. Зеннор стоял спиной ко мне. Я повернулся направо и увидел книжные полки. Не медля, подлетел к ним, провел пальцем по корешкам книг. Прочитать их названия я не мог, так как глаза заливало потом. Пришлось вытащить книгу наугад. Я направился к выходу, скосив глаза на офицеров. Никто не обратил на меня внимания. Я замедлил шаг, напрягая слух, но ничего не разобрал, кроме «задницы» — словечка, без которого в армии Зеннора не обходится ни одна беседа. Когда я вышел в коридор, лейтенант уже скрылся за поворотом. Я
