Даже в воскресенье, когда никаких уроков не было. У нас там образовался такой клуб. По интересам.
Я приходил с Мариной. Антон приходил к Лидии Тимофеевне. А Елена Николаевна приходила сама по себе, в роли подруги: сочувствие, новости из учительской, воспоминания об институте.
Не знаю как они себя чувствовали рядом с нами. Вряд ли они относились к себе как к старухам. В 21 год женщины еще не драматизируют свой возраст.
Но уже начинают. Если не вышли замуж.
А, может, они иногда и думали, что они старухи. Я не знаю. Мне тогда было шестнадцать лет. И Марине. А Антону было уже семнадцать. К тому же высокий рост. Другие учителя говорили – быстро развился.
Нормальные учителя. Те, которые в школе.
А наши сидели с ногами на диване, пили кофе, курили и болтали о всякой чепухе. Мечта. Нормальному школьнику даже не снится. Особенно насчет советов.
– Никогда не рассказывай своей девочке о том, как ты ее любишь.
Кто это говорил? Елена Николаевна или Лидия Тимофеевна? Теперь уже не важно. Как, впрочем, не было важно и тогда. Не все ли равно, кто сообщает тебе такие вещи? Раз возникла необходимость.
– Понимаешь, мужчинам кажется, что женщины должны об этом знать.
– А разве не должны?
– Конечно, нет. Долг – это не женское слово.
– А какое тогда женское?
– Не знаю. Ты мне скажи.
Ответ приходил в голову через несколько дней.
– Это как с кошкой.
– В смысле?
– Когда сидишь в кресле, всегда хочется, чтобы она прыгнула тебе на колени.
– Вообще, это приятно.
– Но она не идет, если ее специально позвать.
– Ну и что?
– Ничего. Это и есть женское слово.
– Какое?
– Когда хочется, чтобы кошка прыгнула тебе на колени, но ты знаешь, что, если ее позвать – она не пойдет.
– Такое длинное слово?
– Короче не получается.
– Ну что же, все равно неплохо. Делаешь успехи. А вывод?
– Надо уметь сделать так, чтобы ей захотелось прыгнуть.
– Совсем неплохо.
– Но говорить ей об этом нельзя.
– Пятерка с плюсом. Если хочешь, могу поставить в журнал.
– А еще можно просто подавить в себе это желание.
Пауза.
– Ты что, из тех, кто любит преодолевать трудности?
Так продолжалось почти до Нового Года. Про Лидию Тимофеевну в школе нам объявили, что она серьезна больна и раньше последней четверти не появится. На ее место срочно взяли кого-то еще. Екатерина Михайловна перестала объединять на своих уроках два класса, а мы продолжали наблюдать развитие «болезни» Лидии Тимофеевны. Я никогда больше не видел человека счастливее, чем она. По крайней мере, до тех пор, пока не подошел Новый Год.
Про себя тоже не скажу, что я был несчастлив. Даже роман про мексиканский поход Кортеса двинулся вперед. Тетрадка в коричневом переплете пылилась на подоконнике с самого лета. Мама порывалась несколько раз почитать, но бросала. Ее раздражал мой почерк. Нашла две ошибки на первой странице. Орфографических. И подчеркнула. До эротики не дошла. Но я был готов объяснить: художественная необходимость.
«…оружие было теперь ни к чему. Ацтеки, которые еще продолжали оказывать сопротивление, ушли далеко в горы. Воинственная кровь и гордый характер не позволяли им идти на переговоры с испанцами, к тому же некоторые жрецы продолжали укреплять дух воинов публичными человеческими жертвоприношениями. Кровь лилась на ступени пирамид почти каждый день. По всей стране черными столбами вздымались к небу дымы священных костров. Большинство жертв предлагали себя для заклания добровольно. Надо было сообщить богам о бесчинствах испанцев. Поэтому торопились. Но боги молчали. Они были заняты чем-то другим. Избранные счастливцы уходили к ним бесконечной чередой, но все ожидания были напрасны. Ни один посланец не пробудил интереса богов. Среди простых крестьян поползли слухи о том, что в какой-то глухой деревне несколько раз появлялся Кецалькоатль, который вернулся с Востока, переплыв океан на плоту из змей. Он собирал вокруг себя толпы народа и, прежде чем вознестись, устрашающе объявлял, что ни один из богов, включая его самого, не станет больше покровительствовать ацтекам, потому что испанцы, тоже явившиеся с Востока, будут теперь божественными детьми – у них растут бороды, у них есть сверкающие одежды, их оружие громыхает сильнее молний. Кортеса он называл своим новым любимым сыном. Некоторые даже говорили, что Кортес – это и есть Кецалькоатль. Он долго жил на Востоке и теперь наконец решил проверить, как шли дела в его отсутствие. Гнев бога оказался ужасен. Но были и такие, которые говорили, что Кецалькоатль просто- напросто струсил. Что Кортес никакой вовсе не бог и что, если привести его к жертвенной пирамиде, то на ступени прольется такая же кровь, как у других. Боги оказались трусливее смертных. Они спрятались в своих небесных дворцах, оставив людей погибать под огнем испанских мушкетов. Им было стыдно за то, что они не сумели дать своему народу такого оружия как у испанцев. Они не смогли придумать таких пушек – значит это были плохие боги. Ацтекам оставалось полагаться лишь на себя. Те, кто еще хотел сражаться, забрали свои семьи и ушли в горы. Они решили, что победят без помощи богов. Может, потом боги придут в себя и снова дадут знать о том, что они существуют. После победы. А сейчас надо было дать им время придти в себя.
Поэтому испанцам оружие было теперь ни к чему. Для них наступило время надежд на золото. Они отбросили ацтеков в горы и предавались отдыху в столице бывшего индейского государства. Никто из конкистадоров Кортеса не мог верно произнести названия этого города, но тем не менее он им нравился. «Ченопипам» – говорили они и смеялись. – «Тенопупам». Никто, кроме самого Кортеса.
Задолго до высадки на мексиканском побережье, в то время, когда он еще служил на Кубе, Кортес часами беседовал с ацтекским жрецом, который бежал от своих соплеменников, после того, как отказался принести в жертву свою дочь. Он объяснял это тем, что Кецалькоатлю не нужны мертвые дети. Человек живет только один раз, и после того, как он умирает, ничего больше не остается. Загробного мира не существует. Боги придуманы для дураков. Кортеса смешили идеи язычника, но он ему не возражал. Если бы у него самого была дочь, пусть бы кто-нибудь только попробовал заикнуться о жертвоприношении. У него под рукой было несколько тысяч солдат, оснащенные пушками корабли, не говоря уже о закованной в броню кавалерии. Забрать у него дочь было бы не так просто. Даже против армии короля он мог бы продержаться дней десять. Если бы у него была дочь. Правда, оставалась эта история про Авраама и Исаака, но король ведь не господь Бог, да и Кортес не такой тупица, как эти обрезанные иудеи. К тому же у него не было дочери, так что о чем, вообще, могла идти речь?
Теночтитлан – так называлась столица ацтеков. Кортес произносил это слово уверенно и легко. Ему нравилось его звучание. Как плеск воды под веслами его галер. Он знал, что местные считают его Кецалькоатлем. Своим дурацким богом, помешанным на змеях и бородах. Кортес не возражал против подобных преувеличений. У него действительно была густая борода, и с самой ранней юности он замечал в себе что-то божественное.
Так что оружие было теперь ни к чему. Божество управляет посредством любви. Алебарды, секиры, двуручные мечи и мушкеты заперли в специальных складах до тех пор, пока нерешительные индейцы не рискнут спуститься со своих гор. Холодная блестящая сталь. Огромные топоры с широкими лезвиями, чтобы
