мухоморов. Пули оперативников изрешетили противоположную стену, разнесли несколько компьютеров, но цель не поразили.
Давать оперативникам время сменить обоймы и продолжить упражнение в меткости было для акселерата непозволительной роскошью. Мефодий схватил подвернувшийся под руку монитор и метнул его в ближайшего стрелка. Тяжелый монитор угодил тому в живот и вынес в коридор. В это время второй оперативник извлек обойму, но вставить новую не успел — акселерат в мгновение ока очутился рядом и вырвал пистолет из его рук, едва не сломав стрелку пальцы.
Мефодий хотел оглушить оперативника, но в последний момент сдержал удар и дал ему затрещину. Правда, от той затрещины оперативник все равно сокрушил в падении стол и, если бы не остановившая его ступенька кафедры, причинил бы еще немало разрушений.
— Подполковник?! — недоуменно воскликнул Мефодий, глядя на выбирающегося из-под обломков стола оперативника. — Подполковник Мотыльков, это вы?
— Полковник! — автоматически поправил Мефодия Мотыльков. — Откуда ты, гад, меня знаешь?.. Да ты!.. Вот ни хрена себе мать твою!..
Несколько последующих выражений, понятных даже коренному французу, Мотыльков произнес не от боли — упавший со стола монитор отбил ему руку, — а от избытка чувств. Сергей Васильевич тоже узнал заговорившего с ним рефлезианца. Тем паче что вспоминал о нем накануне.
— Эх, не быть вам богатым, товарищ полковник, заметил Мефодий, приближаясь к Мотылькову и грубым толчком снова роняя его на пол.
— Ты, гребаный ублюдок, какого рожна ты тут делаешь?! — прорычал упавший Мотыльков. Попытка поймать старого знакомого в борцовский захват не увенчалась для него успехом. — Я ж на тебя, гада, своими руками наручники надевал!
— О, так, значит, и вы меня не забыли! — удивился Мефодий. — Надо же, как любопытно. Так вот в какой компании вы теперь обитаете!.. — Еще один недружелюбный толчок в спину стремящегося навязать ему борцовский поединок Мотылъкова. — И почему всех староболотинцев так манит эта Франция? Знаете господина Тутуничева? Он ведь тоже грезит о Париже. Или грезил — при его рискованной работе весьма вероятен такой исход…
— Бросай оружие и сдавайся! — прокричал Мотыльков, поскольку ничего, кроме крика, противопоставить рефлезианцу не мог. — Ты окружен! Дальнейшее сопротивление бесполезно!
— Когда-то я от вас подобное уже слышал, — хмыкнул Мефодий, беря со стола и взвешивая в ладони пепельницу — долгая беседа с соотечественником не входила в его планы. — Однако, думаю, мой отказ вас не удивит…
Хрустальная пепельница опустилась Мотылькову на затылок и разлетелась мелкими сверкающими брызгами. Полковник умолк на полуслове и растянулся на полу.
— Вот и поговорили, — вздохнул Мефодий и снова обнажил клинки. Мотыльков и его напарник были наверняка не единственными противниками на уровне «Ц», разве что единственными из людей…
Все дальнейшее закрутилось вокруг Мефодия не то стремительным водоворотом, не то хороводом, а может, и вовсе угодившим в водоворот хороводом. Больше всего походило именно на последнее, потому что противники — как люди, так и Сатиры — мельтешили перед глазами акселерата будто гонимые бурными потоками воды.
На самом деле это не противники, а Мефодий носился как угорелый. Он атаковал и уклонялся, подставлял врага под удары своих и уворачивался от пуль, даже не задумываясь, в кого эти пули попадают — кутерьма образовалась нешуточная, и попасть под выстрелы друг друга оперативники могли легко. Впрочем, исполнителя подобные неприятности волновали мало: его слэйеры землекопов не касались (касались только ботинки и иногда кулаки), а то, что среди оперативников попадались кретины, стреляющие наобум, было их проблемой. Заботиться о том, чтобы местные землекопы не перебили друг друга? Увольте!.. Точнее, снова разжалуйте в новобранцы!
Секретный уровень «Ц» являл собой нечто среднее между тюрьмой и подводной лодкой: коридоры поделены на сектора глухими переборками, вскрыть которые, не имея в руках универсальной отмычки — слэйера, можно было лишь хорошим зарядом взрывчатки. Идеальное место не только для того, чтобы кого- то спрятать, но и для ведения обороны. Ни выступов, ни укрытий. Никакой спецназ не прорвется по простреливаемым через бойницы в переборках коридорам, а если прорвется, то лишь ценой огромных потерь.
Знай Мефодий свою конечную цель, ему было бы легче. Но приходилось блуждать вслепую, кромсая стальные переборки и время от времени отвлекаясь, чтобы разобраться с очередной группой охраны.
Не поймав налетчика ни наверху, ни в туалете, ни в разгромленной лаборатории, охранники, а также оставшиеся на ночное дежурство оперативники устремились на уровень «Ц», благо вычислить маршрут рефлезианца по оставленным в полу дырам было несложно. Из-за переборок коридоры секретного уровня не отличались простором, поэтому вспыхивавшие в них скоротечные потасовки происходили на коротких дистанциях и с утроенной яростью.
Хитрые Сатиры быстро почуяли в Мефодии грозного противника, особенно после того, как он с наскока зарубил сразу двух юпитерианцев. Техника владения слэйерами у акселерата была уникальной. Это были уже не отдельные рубящие или колющие удары, это были каскады, идущие подряд лавины из ударов, что ограждали исполнителя сплошной защитной стеной люциферрума. Вращающий слэйерами Мефодий иногда даже умудрялся сбивать на лету пули. Потеряв двух собратьев, рассеченных на мелкие кусочки, Сатиры тут же прекратили атаковать врага в одиночку и стали благоразумно пускать впереди себя людей, расчленение которых рефлезианец отвергал категорически.
Мефодий не останавливался ни на секунду, поскольку понимал: одна маленькая задержка, и ему конец. Как и тогда, при штурме хребта в Гренландии, время опять замедлило свой ход, словно река перед запрудой. Коридоры уровня «Ц» превратились в круглые вытянутые тоннели, в которых плавно двигались смазанные силуэты: неторопливые — люди и быстрые — Сатиры. Пули пронизывали пространство медленно, будто тонули в воде, однако задерживаться у них на пути было крайне опасно — медленными они казались лишь акселерату. Единственное, что наблюдал в реальном времени Мефодий, были его собственные конечности, бьющие по нерасторопным целям и беспощадно рубящие слэйерами…
Мефодий прокладывал себе путь подобно тому, к латиноамериканский крестьянин прорубает тропинку в сельве: работу требовалось во что бы и стало довести до конца, иначе масса усилий окажется затраченной впустую. В последнем коридоре двое оставшихся на ногах юпитерианцев дрогнули и пустились наутек, но после лаборатории с аквариумами великодушие оставило рефлезианца, и даровать пощаду он не собирался никому…
Мефодий боялся в пылу потасовки пропустить дверь, которая окажется нужной, но, как выяснилось миновать ее было невозможно при всем желании. Едва под напором слэиеров рухнула очередная переборка, как акселерат понял, что поиски можно прекратить — он добрался до цели.
Трое юпитерианцев, которым было явно запрещено отступать от камеры пленника, загородили собой дверь, будто предупреждали: только через наши трупы.
Мефодия их условие вполне устроило.
Сразу же бросилось в глаза, чем вооружены Сатиры. Каждый из них сжимал в руке саблю — нечто вроде слэйеров акселерата, которые, в свою очередь, были точной копией гусарских палашей; почему-то именно палаши нравились Мефодию больше всего. Единственное отличие — сабли Сатиров были столь неправдоподобной формы, до какой земные кузнецы-оружейники, ценившие в оружии практичность и скупую красоту, никогда бы не додумались. Замысловатые изгибы юпитерианских клинков просто смешили — ну о каком удобстве фехтования этими стальными монстрами могла идти речь? Складывалось впечатление, что к оснащению Сатиров подключили художников-оформителей голливудских киносказок.
Однако сомнения относительно боеспособности юпитерианского оружия улетучились, как только Мефодий определил, из какого материала оно выковано. Прав оказался смотритель Сатана. Он давно говорил о том, что, получив трофейные слэйеры, оружейник юпитерианцев, сын покойного Хозяина Сагадей, быстро разгадает секретную технологию смотрителей.
Кривые сабли Сатиров действительно были из люциферрума. Пусть не такого благородного, как
