— Что вы — такие же презренные работорговцы, как и все прочие.
— Сильно сказано!
— А это что? — и она показала на греков, турок, болгар, мавров, негров и русских, которые слонялись под резными аркадами обширного склада. — Вы думаете, что жребий этих несчастных отличается от плена в Кандии или Алжире? Сколько бы вы ни ссылались на величие вашей миссии, это пиратство!
Лицо эконома стало жестким:
— Вы ошибаетесь, сударыня, — сухо ответил он. — Мы никого не уводим в рабство.
— Не вижу различий.
— Я хочу сказать, что мы не разоряем берегов Италии, Триполитании и даже Испании или Прованса, чтобы загрузить трюмы живым товаром, как делают пираты. Мы захватываем рабов только на вражеских судах, с которыми сражаемся. Мавров, турок и негров мы используем для наших гребных команд, но одновременно освобождаем тысячи рабов-христиан, которые в противном случае были бы обречены до самой смерти гнуть спину в рабстве у неверных. Знаете ли вы, что в Тунисе, Марокко и Алжире более пятидесяти тысяч пленных, а сколько их в Турции, даже нам неизвестно…
— Я слышала, что ваш орден в Кандии, Ливорно, на Кипре и Мальте располагает тридцатью пятью тысячами рабов, если не больше!
— Вполне возможно, но мы же не заставляем их работать на нас и не используем для удовлетворения собственных греховных причуд. Они нужны нам для обмена и для извлечения средств, необходимых для поддержания нашего флота. Разве вам не известно, что в Средиземноморье рабы представляют собой единственную твердую валюту? Чтобы освободить одного христианина, приходится отдать трех-четырех мусульман.
— Но ведь эти бедные греки — христиане-ортодоксы, к тому же их подобрали после кораблекрушения. Почему вы их держите с рабами?
— А что нам с ними делать? Мы их накормили, одели, приютили. Неужели мы должны снаряжать экспедицию, чтобы перевезти их на один из греческих островов под турецким правлением?.. Если бы нашим галерам приходилось из милосердия развозить по домам всех беглых рабов Средиземноморья, не хватило бы мальтийского флота. А кто оплатит содержание кораблей и экипажа?
Анжелике пришлось признать основательность этих доводов. Она попросила, чтобы Савари, ее врач, был достойно размещен в Гостинице, и предложила оплатить выкуп и переезд его семейства, которое возьмет на борт один из мальтийских кораблей, крейсирующих у турецкого побережья.
Она принялась ждать. Требовалось некоторое время, чтобы привести в порядок свои финансовые дела. Не обошлось и без тайных волнений. Что если письмо перехватят? А вдруг разъяренный король наложил арест на ее имущество?
В любом случае она не горела нетерпением покинуть Мальту. Последний бастион крестоносцев служил ей надежным убежищем. Вокруг простиралась Ла-Валлетта с домами из покрытого патиной мрамора, изъеденного морской солью. Их стены золотились в оправе лазурной глади и тверди небесной. Здесь кучей сгрудились колокольни, купола, вгрызшиеся в скалы замки и укрепления с торчащими из них пушечными стволами. Город спускался до великолепного порта, защищенного цепочкой островов, ощетинившихся фортами. Они походили на щупальца гигантского спрута.
«Город, построенный дворянами для дворян», — так сказал некогда сеньор де Ла Валлетт, один из великих магистров ордена, предпринявших строительство этого города в XVI веке, когда последние рыцари, изгнанные с Родоса турками, укрылись с оставшимися галерами на этой скале, затерянной между Сицилией и Тунисом. С помощью мальтийцев, весьма предприимчивых людей с бунтарским темпераментом, они превратили этот островок в неприступную крепость.
Напрасно пять лет назад константинопольский султан пытался захватить остров. Он был вынужден отступить с изрядно поредевшим флотом. Своей неудачей он был обязан не только крепостным пушкам и галерам ордена, но и конгрегации ныряльщиков. Эта необычная фаланга людей-рыб с легкими, привычными к долгому пребыванию под водой, подплывала по ночам к кораблям оттоманской эскадры и устраивала пожары и взрывы.
Да, здесь Анжелика могла себя чувствовать в безопасности. Граф де Рошбрюн сообщил ей, что Мальту защищают два отряда по семьсот человек, мальтийцев и наемников, четыреста боевых судов, триста галер, сто канониров, тысяча двести матросов, при надобности также могущих быть канонирами, столько же стрелков стражи и еще триста стражников-новобранцев.
Для Мальтийского ордена война стала повседневным делом с тех пор, как госпитальеры, странноприимные братья ордена святого Иоанна Иерусалимского, начали нести дозоры на дорогах Палестины, приходя на помощь попавшим в беду христианам. Орден целителей, созданный для служения паломникам из Святой земли, быстро сменил тазики для омывания ног на кольчуги и тяжелые мечи. К трем их обетам присоединился четвертый: защищать Гроб Господень и Тело Христово до последней капли крови и сражаться с неверными везде, где их встретят.
Сегодня братство монахов-воинов, изгнанных из Иерусалима, с Кипра и Родоса и обосновавшихся на Мальте, волею судеб превратилось в суверенное воинственное государство, борющееся против сынов Пророка. Может быть, те галеры, что в этот вечер возвращались в порт, неся на мачтах развевающиеся красные штандарты с белым крестом, за несколько часов до того брали на абордаж судно какого-нибудь берберийского пирата. Они везли пленных мавров, которым предстоит плавать на галерах тех христиан, что ранее были освобождены орденом и вскоре, оговорив плату за свои услуги Мальте, вернутся домой, к семьям. Одна из таких военных галер подобрала пассажиров разбитой барки, среди которых была Анжелика. Когда суденышко, потерявшее мачты, было замечено, бедные жертвы кораблекрушения подняли на борт, закутали в одеяла, накормили, обогрели, дали по стаканчику вина. Чуть позже, когда силы вернулись к ней, Анжелика предстала перед капитаном. То был пятидесятилетний немецкий рыцарь, барон Вольф фон Нессельхуд, огромный светловолосый германец, с поседевшими висками, оттенявшими загорелый лоб, пересеченный тремя бледными складками. Берберийцы опасались его и считали злейшим из врагов. Поговаривали, что Меццо-Морте, адмирал Алжира, поклялся, что поймает германца и разорвет его четырьмя галерами. Помощник Нессельхуда шевалье де Рогье, тридцатилетний француз с приятным открытым лицом, пришел в восторг, увидев спасенную из пучины соотечественницу.
Перечислив свои титулы, Анжелика поведала им о злоключениях, выпавших на ее долю. Потом, уже став гостьей маркиза де Рошбрюна, своего версальского знакомца, она узнала, что ее разыскивал герцог де Вивонн. Французская эскадра две недели стояла в Ла-Валлетте.
Известие о том, что «Ла-Рояль» потерпела кораблекрушение, повергло де Вивонна в ужас. Как королевский адмирал он был глубоко задет. А как влюбленный — он давно перестал сомневаться в том, что влюблен, — не мог утешиться, зная, что Анжелика мертва или в плену. «После сына, — думал герцог с горечью, — пришел черед матери». Он обвинял себя в том, что принес несчастье этому семейству, ведь беда настигла сына и мать при почти одинаковых обстоятельствах. Об этом говорили дурные предзнаменования, и если бы он им внял… Адмирал почти бредил, и никто не понимал его, пока он не получил послание от господина де Миллерана, пленника барона Паоло де Висконти. Тот просил быстро переслать на Корсику тысячу пиастров генуэзскому пирату за его возвращение. Он подтверждал гибель корабля, но упоминал, что маркиза дю Плесси жива и здравствует. Отважная путешественница избегла рук похитителей и, вероятно, плывет в Кандию на суденышке некоего коммерсанта из Прованса.
Осчастливленный герцог де Вивонн позабыл обо всех горестях. Переоснастив свои галеры в порту Ла-Валлетты, он отплыл в Кандию, надеясь встретить там прекрасную маркизу как раз в то время, когда она запахивала поверх своего платья, испорченного морской водой, черный плащ Рескатора.
Какая забавная игра судьбы! На губах Анжелики появилась печальная улыбка. Де Вивонн, каторжники, призрачное появление галерника Никола и его смерть, — все отошло куда-то вдаль. Неужто она вправду пережила все это? Жизнь текла слишком быстро. Ее плоть еще хранила следы более свежих и ужасных воспоминаний. Через неделю после ее появления на Мальте она случайно встретила во время прогулки дона Хозе де Альмада, только что приплывшего сюда вместе со своим собратом, байи де ла Маршем.
Дважды потерпевшая кораблекрушение и трижды беглянка Анжелика не могла не покраснеть, столкнувшись с человеком, видевшим ее выставленной на невольничьем рынке. Но пресыщенный комиссар ордена уже давно преодолел в себе излишнюю застенчивость. Они заговорили друг с другом, равно
