Чашу налил и с такими к нему обратился словами: 'Здесь теперь ты сиди, вино распивая с мужами. От оскорблений же всех женихов и от рук их тебя я Сам берусь защитить, ибо этот наш дом – не харчевня. Это дом Одиссея, его для меня приобрел он. Вас же прошу, женихи, не браниться и сдерживать руки. Иначе как бы тут ссорой и битвой не кончилось дело!' Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы, Смелым дивились словам, которые вдруг услыхали. К ним тогда Антиной обратился, рожденный Евпейтом: 'Всем нам придется принять слова Телемаха, ахейцы, Как ни обидны они, – с большой говорит он угрозой! Зевс не позволил Кронион, а то бы давно уж ему здесь Рот мы заткнули, хотя говорун он и громкоголосый!' Так сказал Антиной. Но тот равнодушен остался. Вестники жертвенный скот в это время вели через город Для гекатомбы священной богам. Собиралися толпы Длинноволосых ахейцев под тень Аполлоновой рощи. Мясо тем временем было готово и с вертелов снято. Все, свою часть получив, блистательный пир пировали. Те, кто прислуживал, долю такую ж совсем Одиссею Подали, как и самим женихам. Так велел Телемах им, Милый сын Одиссея владыки, подобного богу. У женихов не совсем подавила Афина желанье От издевательств обидных сдержаться. Хотела богиня, Чтобы сильней огорченье прошло в Одиссеево сердце. Был среди женихов один человек беззаконный. Он назывался Ктесипп. А жил на острове Заме. Гордый богатством отца своего, домогался он также Брака с женой Одиссея, давно уж не бывшего дома. С речью такою Ктесипп к женихам обратился надменным: 'Слушайте, что я хочу вам сказать, женихи удалые! Как полагается, долю свою получил чужеземец, Равную с нашей. И это вполне справедливо. Зачем мы Будем гостей обижать Телемаха, сюда приходящих? Дай-ка, однако, гостинчик и я ему дам, чтобы мог он Сделать подарок служанке, которая здесь его мыла, Иль другому кому из рабов Одиссеева дома!' Так ой сказал и, схвативши в корзине рукой мускулистой Ногу коровью, швырнул в Одиссея. Но голову тихо Тот наклонил и избегнул удара. С насмешкою тайной Он про себя улыбнулся. Нога же ударилась в стену. С грозным словом к Ктесиппу тогда Телемах обратился: 'Благословлять бы, Ктесипп, тебе надо удел свой, что в гостя Ты моего не попал! Твоего избежал он удара. Иначе острым копьем тебя я насквозь пронизал бы, И не о браке отцу твоему хлопотать здесь пришлось бы - О погребеньи твоем! Бесчинств не желаю я ваших Дольше терпеть. Я все понимаю и знаю прекрасно, Что хорошо и что хуже. А раньше ведь был я ребенком. Волей-неволею все же терпеть приходилось нам, глядя, Как вы наш скот забивали, как хлеб и вино истребляли. Что я поделать бы мог? Один не пойдешь против многих. Новых, однако, обид и вражды я вам тут не позволю! Если ж меня самого вы убить собираетесь медью, Сам я того же хочу. Умереть мне гораздо приятней, Чем непрерывно смотреть на творимые здесь непотребства - Как гостей обижают моих, как позорно бесчестят Женщин-невольниц моих в покоях прекрасного дома!' Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли. Дамасторид Агелай наконец обратился к ним с речью: 'На справедливое слово, друзья, обижаться не нужно И отвечать на него не годится враждою и бранью. Больше не следует этого вам обижать чужеземца И никого из рабов, в Одиссеевом доме живущих. Я бы сказал Телемаху и матери доброе слово; Очень, быть может, оно бы понравилось сердцу обоих, Все то время, пока вы в груди не теряли надежды, Что Одиссей многомудрый воротится в дом свой обратно, Мы не имели причины сердиться на медленность вашу, Что вы нас держите в наших домах. Это вышло бы лучше, Если бы вдруг Одиссей воротился и в дом свой приехал. Нынче ж вполне очевидно, что он уж домой не вернется. К матери близко подсев, за того убеди ее выйти, Кто всех знатнее из нас и всех на подарки щедрее, Чтобы ты радостно мог наследством отца наслаждаться, Есть и пить, а она – хозяйствовать в доме другого'. Тут Агелаю в ответ Телемах рассудительный молвил: 'Зевсом клянусь, Агелай, и скорбями отца я, который Где-то вдали от Итаки своей иль погиб, иль блуждает, - Браку матери я не препятствую, сам убеждаю Выйти ее за того, за кого пожелает. Я много Дам ей даров. Против воли ж ее принудительным словом Из дому выгнать не смею. Не дай бог, чтоб это случилось!' Так сказал Телемах. И тогда в женихах возбудила Смех неугасный Афина и все у них мысли смешала. Неузнаваемы сделались их хохотавшие лица. Ели сырое, кровавое мясо. Слезами глаза их Были полны, и почувствовал дух приближение воплей. Феоклимен боговидный тогда перед ними воскликнул: 'О вы, несчастные! Что за беда разразилась над вами? Головы, лица, колени у вас – все окутано ночью! Стоны кругом разгорелись, и залиты щеки слезами! Кровью забрызганы стены и ниши прекрасные залы! Призраков сени полны, собой они двор заполняют, В мрак подземный Эреба несутся стремительно. Солнце С неба исчезло, зловещая тьма на него набежала!' Средь женихов раздался на слова его хохот веселый. Начал к ним говорить Евримах, Полибом рожденный:
