В дом свой с высокою кровлей и в милую землю родную'. Так он ответил. Калипсо, богиня богинь, ужаснулась И со словами к нему окрыленными так обратилась: 'Как вы жестоки, о боги, как завистью всех превзошли вы! Вы допускать не хотите, чтоб ложем законным богини Соединялись с мужами, чтоб женами им они были. Так розоперстая Эос себе избрала Ориона. Гнали его вы, живущие легкою жизнию боги, Гнали, пока златотронной и чистою он Артемидой Нежной стрелою внезапно в Ортигии не был застрелен. Так с Язионом Деметра на трижды распаханной нови Соединилась любовью и ложем, послушавшись сердца. Очень недолго об этом в неведеньи Зевс оставался. Молнией он Язиона убил ослепительно белой. Так же и мне не даете вы, боги, остаться со смертным. Я его в море спасла, когда одиноко сидел он На опрокинутом киле. Корабль его молнией белой Надвое Зевс расколол посреди винно-чермного моря. Все остальные его товарищи в море погибли, А самого его ветер и волны сюда вот пригнали. Я любила его и кормила, надеялась твердо Сделать бессмертным его и бесстаростным в вечные веки. Так как, однако, нельзя повеленье великого Зевса Богу другому нарушить иль им пренебречь, то пускай же, Раз того требует этот, – пускай в беспокойное море Едет. Но спутников дать ему никаких не могу я: Нет у меня многовеслых судов и товарищей верных, Кто б его мог отвезти по хребту широчайшему моря. Что ж до советов, охотно я дам их ему и не скрою, Как ему невредимым вернуться в отцовскую землю'. Аргоубийца-вожатый на это богине ответил: 'Значит, его отпусти! Трепещи перед Зевсовым гневом. Иначе тяжко тебе почувствовать гнев тот придется'. Аргоубийца могучий, сказав это ей, удалился. Нимфа-владычица, только Зевесов приказ услыхала, Тотчас направила шаг к Одиссею, отважному духом. Он на обрыве над морем сидел, и из глаз непрерывно Слезы лилися. В печали по родине капля за каплей Сладкая жизнь уходила. Уж нимфа не нравилась больше. Ночи, однако, в постели он с ней проводил поневоле В гроте глубоком ее, – нежелавший с желавшею страстно. Все же дни напролет на скалах и у моря сидел он, Стонами дух свой терзая, слезами и горькой печалью. В даль беспокойного моря глядел он, и слезы лилися. Близко свет меж богинь к нему подошла и сказала: 'Будет, злосчастный, тебе у меня горевать неутешно! Не сокращай себе жизни. Охотно тебя отпускаю. Вот что ты сделаешь: бревен больших нарубивши, в широкий Плот их сколотишь, помост на плоту там устроишь высокий, Чтобы нести тебя мог через мглисто-туманное море. Я ж тебя хлебом, водою и красным вином на дорогу Щедро снабжу, чтобы голод они от тебя отвращали. В платье одену тебя и пошлю тебе ветер попутный, Чтобы вполне невредимым ты прибыл в отцовскую землю, Если того пожелают царящие в небе широком Боги, которые выше меня и в решеньи и в деле'. Так говорила. И в ужас пришел Одиссей многостойкий. Голос повысив, он к ней обратился со словом крылатым: 'В мыслях твоих не отъезд мой, а что-то другое, богиня! Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну Страшного, бурного моря, когда и корабль быстроходный, Радуясь Зевсову ветру, ее нелегко проплывает? Раз ты сама не желаешь, на плот ни за что не взойду я, Если ты мне не решишься поклясться великою клятвой, Что никакого другого несчастия мне не замыслишь'. Так он сказал. И в ответ улыбнулась пресветлая нимфа, Гладя рукою, его назвала и так говорила: 'Ну, и хитер же ты, милый, и тонко дела понимаешь, Раз обратиться ко мне с такою надумался речью! Пусть мне свидетели будут земля и широкое небо, Стиксовы воды, подземно текущие, – клятва, ужасней И нерушимей которой не знают блаженные боги, - Что никакого другого несчастья тебе не замыслю, Что о тебе непрерывно заботиться буду и думать, Как о самой бы себе, если б это со мной приключилось. Не лишено и мое справедливости сердце, и, право, Дух в груди у меня не железный и ведает жалость'. Кончив, свет меж богинь пошла впереди Одиссея, Быстро шагая, за нею же следом и он устремился. В грот они оба глубокий вошли – богиня и смертный. Он уселся на кресло, какое недавно оставил Аргоубийца-вожатый, а нимфа пред ним разложила Всякую пищу, какою питаются смертные люди. Села сама пред равным богам Одиссеем, и нимфе Подали в пищу служанки амвросию с нектаром сладким. Руки немедленно к пище готовой они протянули. После того как питьем и едою вполне насладились, Нимфа, свет меж богинь, начала говорить Одиссею: 'Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый! Значит, теперь же, сейчас, ты желаешь домой воротиться В землю родную… Ну, что ж! Пусть боги пошлют тебе радость! Если бы сердцем, однако, ты ведал, какие напасти До возвращенья домой перенесть суждено тебе роком, Здесь бы вместе со мною ты в этом жилище остался, Стал бы бессмертным! Но рвешься ты духом в родимую землю, Чтобы супругу увидеть, по ней ты все время тоскуешь. Право, могу похвалиться, – нисколько ни видом, ни ростом Не уступлю я супруге твоей. Да и можно ль с богиней Меряться женщине смертной земною своей красотою?'
