— Я его убью! — сказал Джин, с трудом напившись, ему было больно разжимать челюсть.
— Убить стоило бы, — согласился Берди, — но..
— Завтра же…
— Завтра — это ни к чему… У нас еще будет время — во Вьетнаме, или в Конго, или еще где- нибудь. Хочешь покурить сигарету с марихуаной? — утешал Джина друг.
— Не хочу.
— Почему?
— ?
— Тебе от себя никуда не нужно уходить? — покровительственно похлопал Берди по руке. — Значит, главное в тебе самом, — не унимался он.
Джин промычал что-то невразумительное.
— Ну ладно… — Берди наконец-то умолк, но потом все же не удержался: — Тебя любили женщины?
— Спи.
— Нет, правда, любили?
— Иногда.
— А меня нет. Но я своего добьюсь. Вот увидишь. Я приеду в Квебек в зеленом берете, со скрещенными молниями над левой бровью. И мой берет будет когда-нибудь лежать под стеклом в университете, как спортивная фуфайка Джонни Мастерса.
Джин заскрипел от боли зубами.
— Ты любишь джаз, Джин? — спросил вдруг Берди.
— Да.
— Кого предпочитаешь: Эллу, Сэчмо или Брубека?
Джин одобрительно кивнул головой.
— А старые ньюорлеанцы тебе нравятся?
Когда они умолкли, чья-то тень скользнула по стене и скрылась за дверью.
— Начинается, — сказал Берди.
Джин повернулся лицом к двери.
Вскоре тень обрела плоть. Это был итальянец Доминико. Он подкрался к Кэну и, положив ему на плечо руку, как ни в чем не бывало сказал:
— Пойди к «джону».
Кэн не рассердился. Он молча поднялся, а когда вскоре вернулся, то разбудил Мэта с теми же словами:
— Сходи к «джону».
Мэт чертыхнулся, но встал и, возвратившись, разбудил Сонни.
— К «джону»! — начал было Мэт.
— Знаю! — перебил его Сонни. — Я уже играл в эту игру в дивизии «Олл-америкэн», — он закрыл глаза и тотчас же уснул.
Вот тут-то и сыграли подъем.
Удары о стальную рейку чугунной битой были настолько внушительными, что даже царица унылых земель Северной Каролины — гадюка и та с любопытством высунула из расщелины свою плоскую голову. Чак вошел и грохнул:
— Джамп!
Глава четырнадцатая.
Из дневника Джина Грина, доставленного майору Ирвину Нею, начальнику спецотдела общественной информации[65]
1 августа
…Удивительное дело — я начал писать дневник. С чего бы это? От одиночества? А может, это желание познать себя или… поиски опоры в себе?!
Берди как-то сказал: «Сфотографируй свое плечо и опирайся на него до последних сил».
Как-то Ч. заставил нас с Берди вырыть саперными лопатками по окопу и наблюдать из него за «приближающимся противником».
Мы просидели в касках в щели окопа около четырех часов. В помещении в этот день было 100 градусов по Фаренгейту. Мы чуть не рехнулись… Откуда было брать силы? Собственное плечо?
Берди — удивительное существо. Внешне — расслабленный, хилый, рассеянный, сентиментальный. Внутри — семижильный. Он, как подлодка, состоит из отсеков. Затопят один — задраит люки и переборки — живет. Затопят второй — снова перекроет все ходы сообщения.
И вместе с тем он очень уязвимый, особенно в мелочах. Бастер его донимает одними и теми же вопросами.
— Ты бы убил Мэта?
— Нет… Не знаю… Не думаю.
— А Сонни?
— С чего бы это?
— А если бы тебе приказали?
— Все равно.
— Значит, ты не будешь носить зеленый берет.
— Буду.
— А Ч. убил бы?
— Убил…
— То-то.
Бастер оправдывает насилие. Он говорит, что волки, вышедшие на охоту, не должны притворяться собаками…
7 августа
В конце недели у нас был бой с Сонни. Он мастер карате. Он и японец Кэн.
Наш инструктор-сержант Дадли сказал, что мы должны драться не условно.
За день до этого была такая ситуация.
Мы работали в спарринге с Сонни. Вошел мастер-сержант Галифакс.
— Ну-ка, — сказал он, — чтобы закруглиться, давайте уточним характеристики.
Вначале мы не поняли, о чем он говорит.
— Пять раундов по всем правилам. А потом экзамен по «похищению людей».
Начался бокс.
В четвертом раунде Сонни неудачно ушел с ударом от каната, не рассчитав дистанцию.
Я его встретил прямым. Он поплыл. Я обработал его корпус — он отвалился на канаты и сполз на пол.
Мне не хотелось отправлять его в лечебницу, и, когда он поднялся, я вложил ему всю серию в перчатки.
И храни его господь: прогремел гонг.
Сонни — равный среди равных, но все-таки и здесь к нему относятся презрительно.
Неграм всегда сначала обрубят корни, а потом, когда они приживутся на чужой земле и хватят лишку солнца, напоминают, что вы, мол, парни, не отсюда. Талантливых, мол, много, но где ваши корни?
