Они не были близки даже по крови: у Артура, отца Оуэна, был младший брат Саул. Он женился на Элоизе, чья сестра Маргарита была матерью Дэвида. В обычных обстоятельствах Дэвиду и думать не пришлось бы о семейном титуле, но отравленное наследие форсажа убивало многих Дезсталкеров еще до наступления возраста зрелости. И потому, когда Оуэн оказался вне закона, Дэвид стал владельцем титула и ответственности, которых он никогда не ожидал и никогда по-настоящему не хотел.
Особенно если все, что он должен делать в качестве Дезсталкера — это подписывать эти проклятые бумаги.
Наконец эконом коротко кивнул, удовлетворившись на время, и Дэвид выбросил перо в окно, пока эконом не передумал.
— Итак, — сварливо заявил он, — могу я наконец пойти и пообедать, или где — то в Оплоте еще валяется обрывок бумаги, на котором я забыл нацарапать свое имя?
— Документы все, милорд, — спокойно ответил эконом. — Но встречи с вами дожидается делегация крестьян. Вы обещали их принять, милорд.
— Я обещал? — переспросил Дэвид, скривившись. — Пьян был, наверное.
— Пусть подождут, пока мы пообедаем, — предложил Кит. — Для того и существуют крестьяне.
— Нет, Кит. Если я обещал, значит, обещал. Где они, эконом? В главном зале? Ладно, веди. И поживее, а то ноги переломаю.
Эконом отвесил рассчитанный до дюйма поклон на самой грани приемлемого и пошел впереди показывать дорогу.
Дэвид и Кит за ним, причем Кит громко фыркал, когда у него в животе урчало.
— Дэвид, можно я убью его на свой день рождения? В подарок.
Дэвид не мог не рассмеяться.
— Извини, Кит. Как ни противно мне это признать, но он мне нужен. Он единственный, кто здесь знает, за какие ниточки дергать, чтобы управлять Оплотом таких размеров. А я просто не знал бы, с чего начать. Искать ему замену — это был бы кошмар. Этот сукин сын сделал себя незаменимым, и он это знает.
— А зачем нам принимать крестьян? — спросил Кит. — Вроде бы мы это не обязаны.
— Обязаны. Или, точнее, я обязан. Частично потому, что я хочу, чтобы местные жители меня любили. Оуэн об этом не беспокоился, и когда императрица поставила его вне закона, он ни к кому не мог тут обратиться. Со мной такого не будет. Потом: чем больше связей и источников информации у меня будет, тем меньше влияние эконома. Я хочу, чтобы они видели власть во мне, а не в нем. И последнее: недавно крестьяне начали экспериментировать с элементами местного самоуправления, и я хочу их в этом поощрить.
— За каким чертом? — произнес Кит, искренне шокированный. — Крестьяне делают то, что им скажут. Потому-то они и крестьяне. Позволить им самим решать свои дела — значит напрашиваться на неприятности. И не в последнюю очередь от Лайонстон. Если она узнает…
— … то ничего не сделает, пока будут идти поставки провизии, — спокойно перебил его Дэвид. — Империя зависит от того, что мы производим, и она это осознает. А почему я поощряю крестьян — отвечу: мне нравится их храбрость, и я понимаю их стремление к независимости. И забавно думать, как Лайонстон бессильно пускает дым. И еще одно: поощряя местную демократию, мы затыкаем глотку Подполью. Не волнуйся, Кит, я знаю, что делаю. Поощряя крестьян и подрывая авторитет эконома, я могу услышать то, что не услышал бы иначе. Меня не застигнут спящим, как Оуэна.
Встреча удалась. Крестьяне почтительно кланялись Дэвиду и Киту, говорили все, что полагалось, и выдвинули несколько скромных предложений. Дэвид притворился, что их обдумывает, и согласился. Местная демократия на Виримонде жила и процветала, эконом молчаливо кипел, и, с точки зрения Дэвида, все было в мире хорошо. Ему нравилось, что крестьяне довольны, а эконом недоволен. В сердце своем он был любителем простых удовольствий. Крестьяне снова поклонились, глубоко, как следует, и вышли счастливые и довольные. Дэвид уже позволил себе подумать об обеде, как эконом преподнес свой маленький сюрприз.
— То есть как это «еще дела»? — рявкнул Дэвид. — Я подписал все, что не дышит, и поговорил со всем, что дышит. Все, что осталось, может подождать, пока я поем, переварю обед и посплю.
— Боюсь, что нет, милорд, — ответил невозмутимый эконом. — Пришло сообщение лично от императрицы относительно ее планов на будущее Виримонда. Каковые планы, должен с сожалением отметить, делают ваши заверения крестьянам как лишними, так и не имеющими силы.
Дэвид остро глянул на эконома. Он впервые услышал о каких бы то ни было планах на будущее Виримонда, особенно исходящих от императрицы. Он думал, что Лайонстон вряд ли знает, где вообще находится Виримонд. Как владыка планеты и ее людей, он должен был быть уведомлен о любых планах весьма загодя. И еще было что-то в тоне эконома, что ему совершенно не понравилось. Какая-то почти самодовольная осведомленность. Дезсталкер нахмурился и откинулся на спинку кресла. Если есть что-то, о чем эконом думает, что оно ему не понравится, он хочет знать это немедленно. — Хорошо, эконом, давайте это на главный экран. Посмотрим, что имеет сказать Железная Сука. Эконом безмятежно кивнул и отошел включить экран. На стене перед Дэвидом и Китом появилось изображение, и кошмар начался. Лайонстон комментировала за кадром, но изображения на экране говорили сами за себя. Виримонд должен быть полностью автоматизирован — стать огромной фабрикой от полюса до полюса. Города, деревни и просторные поля скроются под крышами, где скотина будет содержаться в стойлах, выстроенных в сотни этажей. Животные будут рождаться в клонирующих агрегатах, проживать недолгую жизнь с искусственным нагулом веса и умирать в соседних отсеках на бойнях, ни разу не увидев внешнего мира. Корм через трубы, лоботомия для успокоения, убийство и разделка машинами. Сельскохозяйственная земля более не нужна. Не нужны фермы и фермеры. Всем будут управлять компьютеры. Крестьяне будут согнаны в гурты, переправлены на другие планеты, где будут работать на фабриках. Проектный рост производства мяса в тысячу раз за первый год, срок окупаемости проекта — не более десяти лет.
Таков был план Лайонстон для Виримонда — будущее, где нет места рукам человека. Последней сценой на экране был сгенерированный компьютером образ нового мира. Пейзаж бесконечных складов и фабрик, черный дым из печей для переработки органических остатков с боен — копыт, костей и кое-какой еще мелочи — в клей. В автоматизированном мире ничего не будет пропадать. Экран опустел, сообщение кончилось. Эконом вежливо кашлянул, напоминая, что он еще здесь:
— Какие-нибудь вопросы, милорд?
— Она спятила? — спросил Дэвид. — Она что, всерьез думает, что я на это пойду? На уничтожение целого мира с его культурой? Эти люди служат нашей Семье уже много столетий!
— Это всего лишь крестьяне, — спокойно ответил эконом. — Их долг и назначение — служить, здесь или в другом месте, как распорядится императрица. Новый способ выращивания мясных животных будет намного эффективнее. Могу представить проектные цифры на ближайшие десять лет, если вам интересно.
— Засунь их себе в задницу! То, что она планирует — ужас! Здесь мир людей, а не какой-то филиал Шаба!
— Вам следует гордиться, милорд. Виримонд станет первой такой планетой, прототипом. Как только здесь будет доказана ценность проекта, все остальные сельскохозяйственные миры будут преобразованы аналогично. Ваше теперешнее состояние возрастет многократно.
— А кому это надо? — прохрипел Дэвид почти в лицо эконому. — Что за радость мне быть лордом огромной фабрики? Нет, здесь этой мерзости не будет, пока я здесь лорд.
— А чем ты можешь ее остановить? — спросил Кит. — Она ведь императрица. Это она принимает решения. Будешь много спорить — она объявит тебя предателем, как Оуэна.
— Она же не пойдет на уничтожение целой планеты? — растерянно сказал Дэвид. — Или пойдет?
— Почти наверняка, — подтвердил Кит. — Не так уж давно она объявила вне закона планету Танним, и всю планету сожгли. Помнишь?
Дэвид нахмурился. Он помнил. Миллиарды людей погибли и сгорела целая цивилизация — по приказу императрицы.
