всех развлечений, которые только еще можно выдержать. Поскольку платил Дезсталкер, нехватки желающих присоединиться не было, но постепенно алкоголь и усталость заставляли бражников покидать таверну, стараясь держать генеральный курс на дом. Владелец таверны сдался в два часа ночи, закрыл заведение и пошел спать, бросив еще оставшихся гостей. Такое уже раньше бывало, и за кассу можно было не беспокоиться. Наконец даже железные организмы Дэвида и Кита сдались и запросились спать. Тогда, вместо того чтобы долго лететь домой, поблевывая через борт и споря о том, куда держать курс, они плюхнулись на пол и заснули. Алиса и Дженни, тоже учившиеся пить не первый день, были сейчас в том счастливом и созерцательном состоянии, когда пойти и лечь в постель требует слишком много усилий. Поэтому они сидели и мирно болтали над последней кружкой — может быть, чуть более откровенно, чем обычно.
— Господи, как я есть хочу, — сказала Алиса. — Как ты думаешь, в баре есть чего поесть?
— Если и есть, я до этого не дотронусь, — ответила Дженни. — Не знаю, что он кладет в мясной пирог, но я ни одной крысы здесь не видела. Хлеб у него как булыжник, в супе плавает мусор, а закуски в баре — просто повод для войны. Он их, наверное, растит в темных углах, когда никто не видит.
— Эль у него хорош. И вино, и бренди.
— Еще бы, при таких-то ценах.
— А тебе-то что? — усмехнулась Алиса. — Ведь не из твоего же кармана.
— Верно, — согласилась Дженни. — Исключительно верно. Должна же быть от мальчиков польза.
Девушки посмотрели на спящую пару — Алиса с любовью, Дженни абсолютно бесстрастно. Кит во сне пукнул. Девицы глазом не моргнули.
— А Дэвид, он вполне ничего, — сказала Алиса. — Симпатичный, заботливый — если подумает — и дьявольски богат. И всегда для меня открыт. Не из тех, что все время волнуются о местных выборах, о Восстании, всякой такой ерунде, будто она что-то значит в нашем стоячем болоте. Сплошь долг, работа и политика. Дэвид не такой. Он — это сплошные развлечения, смех, шуточка время от времени. Отчего наши местные ребята не такие?
— Крестьяне! — отмахнулась Дженни. — Они нас не понимают. И не понимали никогда. Никто из них не видит дальше следующего окота овец или следующего урожая. Стиль, утонченность — вообще все, что имеет смысл, — этого им не понять. И уж точно никто из них не умеет обращаться с девушкой, как с леди. О боже мой, как мне здесь надоело! Хочу убраться с этой фермы, из этого города и всей этой вонючей планеты. Кит везет меня на Голгофу. Только он об этом еще не знает. Он — мой билет отсюда.
— Не понимаю, как ты его выдерживаешь. То есть он, конечно, друг Дэвида, и что-то хорошее в нем должно быть, но клянусь тебе: иногда посмотрю на него — и гусиной кожей покрываюсь. Он — ходячая беда. Опасность. Говорят, он кучу народу перебил на Арене.
— И Дэвид тоже, — возразила Дженни. Допив свою кружку, она со стуком поставила ее на стол. — Боже мой, как я хотела бы попасть на представление на Арене! Видеть, как мужчины дерутся и погибают, чтобы меня позабавить. Прямо здесь, во плоти, а не на экране. А Кит совсем не такой плохой на самом — то деле. Достаточно щедрый и ничего от меня не требует. Немножко странноват в постели, но он же в конце концов аристократ. Да я и не имею ничего против. Сама могу его кое-чему научить.
— Странноват? — усмехнулась Алиса. — В каком смысле? Дженни улыбнулась в ответ.
— Скажем так, что Кит всегда рад видеть мою спину.
— Дженни! — Алиса попыталась изобразить возмущение, но не смогла. И они хором захихикали, поглядев на ребят, чтобы убедиться, что те крепко спят.
— А Дэвид? — спросила, отсмеявшись, Дженни. — Какие-нибудь такие… маленькие пристрастия?
— Да нет, — ответила Алиса. — Честно сказать, по-моему, у него немного опыта с девчонками. Иногда в самые неподходящие моменты он смущается. Но мне кажется, я ему не безразлична. То есть он относится ко мне всерьез.
— А Кит — нет, — сказала Дженни. — За что я ему решительно благодарна. Чувства могли бы только усложнить наши отношения. Я хочу того, что могу от него получить, и Кит это знает. Нам вместе хорошо и в постели, и вне ее, и никто ни от кого ничего не требует. Я думаю. Кит не знал бы, что делать с любовью и даже с привязанностью. Это бы его смутило.
— Он очень близок Дэвиду, — произнесла Алиса, чуть нахмурившись. — Дэвид ко мне привязан, иногда можно сказать — даже любит меня, но такой близости, как с Китом, мне даже и представить себе трудно. Как будто ни у кого из них никогда раньше друга не было. И все равно я для Дэвида та, которая ему нужна. Та, на которой он собирается жениться. Хотя пока еще он этого не знает.
Дженни бросила на подругу внимательный взгляд:
— Жениться? Брось, девушка. Забудь. Крестьяночка — и лорд, глава Семьи? Такое случается в плохих мыльных операх на голоэкране. Мы с тобой — не товар для брака, Алиса. Мы — девушки для развлечения, со всем, что отсюда следует. Нам полагаются удовольствия и те мелочи, которые мы по дороге подберем. Аристо с такими девушками могут веселиться, но жениться — никогда. Они размножаются только в своей среде.
— Ну ладно, не именно жениться, — согласилась Алиса. — Но сделать меня своей метрессой, наложницей, как там еще это вежливо называется? Аристо женятся по соображениям политическим и генетическим, но не по любви. Это все завязано на союзы, преимущества, соблюдение чистоты крови, но никогда — на любовь. Именем его будет владеть другая женщина, но сердцем — я.
— Даже если он не так уж хорош в постели?
— Я его могла бы обучить.
— Это так понимать, что никакой я не твой призовой жеребчик?
Девушки обернулись и увидели приподнявшегося на локте Дэвида, который смотрел на них мутным взглядом.
— И давно ты проснулся? — спросила, разозлившись, Алиса.
— Прилично. Черт, сколько можно узнать из девичьей болтовни, когда они думают, что их не слышат.
— А Кит еще спит? — спросила Дженни.
— Кто ж может спать под такие разговоры? — сказал Саммерайл, садясь и расчесывая пятерней спутанные волосы. Пошлепав губами, он скривился: — Поклясться могу, каждую ночь какая-то гадость заползает ко мне в рот и там сдыхает. Мне нужно выпить.
— Абсолютно не нужно, — сурово ответила Дженни. — Засыпай снова и проспись от того, что уже высосал.
— А ты и в самом деле ко мне неравнодушна? — спросил Дэвид, глядя на Алису несколько совиным взглядом.
— Да. — Алиса улыбнулась. — Разве я недостаточно часто это говорила?
— А мне нужно это слышать. А то я все не уверен. — Все мужчины хотят, чтобы их любили, — заметила Дженни. — Очень удобная слабость.
— Только не я, — заявил Кит. — Не знаю, что стал бы делать с любовью.
— Ну, так ты же чокнутый, — объяснил Дэвид. Парни улыбнулись друг другу, сбросили покрывавшие их плащи и неуклюже встали на затекшие ноги. Они были как раз в безмятежном состоянии между опьянением и похмельем. Усевшись рядом каждый со своей девицей, они налили себе по кружке эля из кувшина, стоявшего в середине стола.
Эль был теплый и выдохшийся, какой бывает в некоторые минуты жизнь. Зал таверны был холоден, спокоен и чист, будто отделен от всего мира, утонувшего в ранних предутренних часах между тьмой и рассветом. Дэвид хлебнул из кружки щедрый глоток и состроил рожу.
— Господи, ну и пойло. Будто язык из любопытства пошел шляться по трущобам и помойкам.
— А куда все девались? — спросил Кит. — Веселье только началось. Я бы сейчас не отказался от дела.
— Я здесь, — напомнила Дженни.
— Я имею в виду — настоящего дела. Соскучился по дракам и дуэлям Голгофы. Здесь же нет бойца, который хоть бы слова доброго стоил. Что за смысл быть первым в мире на мечах, если нет случая это
