Хорошо, что удалось выкинуть это «почитать и повиноваться».
Констанция остановилась и посмотрела на Евангелину очень серьезно.
— Я рада, что ты пришла, Эви. Мне нужно кое о чем поговорить с тобой. О том, что я не могу обсудить ни с кем больше. Может быть, даже с Робертом. Я все думаю о моей роли в качестве королевы… обо всем том, что у меня в замыслах… и все больше и больше кажусь себе похожей на Лайонстон. Хорошо ли это, плести интриги и строить козни, чтобы заставить людей делать то, что мне почему-то кажется правильным. Я не хочу быть императрицей! Я не хочу властвовать над человечеством. Я хочу лишь быть… голосом разума.
— Им ты и будешь, — решительно заявила Евангелина. — Лучший правитель всегда получается из человека, не стремящегося к власти. Этому научил нас Оуэн. Вспомни, ему никогда не хотелось становиться повстанцем, не говоря уж о том, чтобы быть вождем. Но он изменил Империю именно потому, что всегда следовал по пути, который считал правильным. Вот уж кто осознавал истинное значение таких слов, как «долг» и «честь».
— Это правда. — Констанция вздохнула. — Трудно поверить, что столь выдающегося героя действительно нет в живых. Это единственный по-настоящему достойный человек, которого я когда-либо знала. Кроме Роберта, конечно.
— Возможно, Оуэн однажды еще объявится.
— Господи, надеюсь, что нет! Это чертовски осложнило бы ситуацию. Нет, теперь от него куда больше пользы как от легенды. Пусть лучше остается примером для грядущих поколений.
— А ты бы могла выйти за него замуж? Я к тому, что ты ведь его никогда не любила.
— Нет. Но я восхищалась им. И, безусловно, гордилась бы таким мужем. В конце концов, этот брак был моей идеей. Империя остро нуждается в героях, а он… Впрочем, корона, даже корона конституционного монарха, его никогда не привлекала. По его разумению, королевский сан накладывает слишком большие ограничения. Право же, мне кажется, что в конечном счете все идет наилучшим образом. Я выхожу замуж за Роберта Кэмпбелла, который станет прекрасным королем и еще лучшим мужем. Кто сказал, что счастливо заканчиваются только сказки?
Между тем в фойе перед Парламентом толпилось все больше и больше людей, нетерпеливо ожидавших возможности попасть внутрь. Появились телекамеры различных служб новостей: эксклюзивные права на трансляцию самой церемонии принадлежали «Имперским новостям» и Тоби Шреку, так что остальным ловцам сенсаций и распространителям сплетен приходилось поджидать удачу в фойе и передних. Объективы голографических камер вертелись туда-сюда, выискивая что-то или кого-то, заслуживающего внимания и еще не прибранного к рукам Тоби Шреком. Репортеры, отталкивая один другого, протискивались к людям, мало-мальски примечательным. Особенно таким, общение с которыми сулило хотя бы намек на сенсацию. А вот обычная публика, напротив, работала локтями, стараясь во что бы то ни стало покрасоваться перед камерой и отпустить какую-нибудь «остроумную» реплику. Что ни говори, а все, связанное со свадьбой, находилось в центре внимания всей Империи, так что многим, кто оказался хотя бы в фойе, пришлось ради заветного приглашения интриговать, давать взятки и идти черт знает на что. Разумеется, большинство приглашенных являлись «новыми людьми», ибо не столь уж давние события привели к гибели многих прежних хозяев жизни. Но казалось, будто здесь незримо присутствуют великие призраки прошлого, без которых столь важное событие в жизни Империи просто не могло обойтись.
Кроуфорд Кэмпбелл, отец Финлея, убитый Якобом Вульфом, который, в свою очередь, был убит собственным сыном Валентином. Родерик Саммерайл, мудрый старый герой Империи, убитый собственным внуком Малюткой Смерть. Даже Грегор Шрек. Легендарный Жиль Охотник за Смертью, основатель своего клана, убитый собственным потомком Оуэном. Сам Оуэн, ушедший вместе со своей грозной спутницей Хэйзел д'Арк. Немало древних семей выносили в своем лоне семена собственного уничтожения. И конечно, сама Железная Стерва, императрица Лайонстон XIV. И множество других ярких фигур, великих героев и не менее великих злодеев. Они были больше чем людьми, и жизнь каждого была больше чем жизнь. Но их время миновало, они ушли. Империя с их уходом казалась измельчавшей. Эти тени принадлежали прошлому, а сегодня здесь закладывался фундамент будущего. Все собравшиеся предпочитали смотреть вперед, а не назад.
Шантелль скоро вернулась из совещательной комнаты и с удвоенной энергией принялась раздавать команды и решать проблемы. Гости, с которыми она общалась, делились на очарованных ею и ею напуганных: недовольные, если и имелись, держали это при себе. Шантелль непринужденно и ловко вращалась в толпе, отмечая некоторых гостей быстрым поцелуем в щеку или великодушно называя их по именам перед камерой. Некоторые удостаивались лишь кивка, а мимо иных несчастных вершительница судеб проходила равнодушно — и все это фиксировалось камерами. Для людей, претендовавших на принадлежность к высшему свету, столь нестерпимый позор был хуже смертного приговора. Они забивались в углы, предаваясь скорби и вынашивая планы мщения, надежда на осуществление которых была эфемерной.
С некоторыми из наиболее известных репортеров Шантелль пообщалась лично, причем держала себя при съемке скромно, роли своей никак не выпячивала и всячески подчеркивала, что несказанно гордится оказанной ей честью и возможностью внести посильную лепту в подготовку столь славного торжества. Она была прекрасна, очаровательна, любезна, и большая часть толпы с готовностью поддавалась ее чарам. Молчаливая ненависть завистливого меньшинства скрывалась за вымученными улыбками и стиснутыми зубами. Шантелль сияла, пленяла и покоряла.
Тоби Шрек и его неизменный спутник оператор Флинн сновали по залу Парламента, снимая хаотичное сборище на камеру. Тоби являлся руководителем группы аккредитованных на празднике репортеров и должен был координировать их работу из режиссерской кабины на галерее. Но он не смог справиться с искушением спуститься вниз, чтобы, окунувшись в атмосферу мероприятия, прочувствовать ее изнутри. Он был в первую очередь журналистом, а не администратором. Флинн отнесся к его решению с полным пониманием. «Имперские новости» поручили Тоби курировать все аспекты съемки, а ничто не пугало прославленного хроникера так, как ответственность. Вот почему у мониторов режиссерской кабины был посажен заместитель, а Тоби и Флинн занимались привычным для них делом: суетились в зале, выискивая новости и сенсации, словно хищники добычу.
— Там, на галерее, я чуть не спятил, — признался Тоби, оглядывая людей в поисках подходящей кандидатуры для интервью. — На кой черт мне команда, которой ничего нельзя доверить? Половина репортеров, которых выделили в мое распоряжение, неспособна отличить лакея от знаменитости, не сверившись со списком гостей. А вторая половина состоит сплошь из лебезящих холуев, пуще смерти боящихся задеть за живое какую-нибудь шишку. Есть, правда, один малый, не дурак и не трус, но этого хренова извращенца интересуют только ножки и декольте. Черт бы с ним, это людей тоже интересует, но ведь нужно же дать и еще что-то. Видишь ли, мне очень хочется, чтобы, когда начнется сам обряд, здесь оказался хоть один оператор, способный как следует заснять на пленку счастливых молодых, произносящих свои обеты. И сдается мне, Флинн, что этим оператором предстоит стать тебе. Я верю, что ты запечатлеешь сегодняшнее великое событие в наилучшем виде, даже если для того, чтобы получить выгодный ракурс, тебе придется спихнуть с пути шафера.
— Не беспокойся, босс. Я буду торчать так близко от невесты, что она примет меня за лишний турнюр.
— Постой-ка, — встрепенулся вдруг Тоби, словно волк, увидевший раненого оленя. — Я только что заметил одну особу, которую нам необходимо проинтервьюировать. Донну Силвестри, собственной скользкой персоной. Обычно у нее хватает ума держаться от меня подальше, но тут уж ей не выкрутиться.
Флинн бросил взгляд на тучную матрону и пожал плечами:
— А что в ней такого, в этой Донне? Силвестри не бог весть какая знать: этот клан измельчал, еще в незапамятные времена.
— Твои слова лишний раз доказывают, что ты плохо знаешь наше общество. По словам людей сведущих, эта сладенькая скромница, у которой разве что мед из задницы не сочится, состоит в Блю Блоке. Внутри у этой пышки стальной стержень. И уж будь уверен, если где какие проблемы, наша Донна тут как
