историческим сведениям эти замки продержатся и в будущем году. Думаю, Ноздрин, как историк, это знает.
Полковник с сомнением покрутил головой:
– Зачем нашим крестоносцы?
– Для защиты.
– Замки крестоносцев – сейчас самое опасное место в Леванте. Их, если не осаждают, то стерегут крепко. Какая защита? К тому же, как говорит жена Ноздрина, на спутниках ее мужа надето сарацинское платье.
– На нас тоже, – сказал малиновый Егорычев.
– Думаю, у них просто не было выбора, – сказал Колбин. – Человек, оказавший без денег в чужом городе, нанимается на любую работу, в порту – на судно. У исследователей ситуация и того хуже.
– Нанялись, как вчерашние разбойники к нам? – задумался полковник. – Логично. Но более логично искать компанию для проезда в город-порт.
– Чтобы снова попасть в плен?
Полковник не ответил. Склонившись над картой, измерил курвиметром расстояние между Иерусалимом и Краком де Шевалье, потом – до Маргата. Задумался.
– По ровной дороге они уже дошли бы. Но горами… Все равно не сходится… А что нам известно про Триполи? Осажден? Пал?
– Ни то, ни другое. Вдова Раймунда Трипольского, умершего от ран после битвы под Хаттином, заигрывала с Саладином и сумела спасти город.
– То есть город не осажден и доступ к нему свободен! – потер руки полковник. – Исследователи об этом должны знать?
– Их готовили для работы в Киевской Руси.
– Но Ноздрин-Галицкий профессиональный историк, кандидат наук. Крестовые походы – слишком известная тема, даже школьники разбираются. Они идут в Триполи!
– Этот город на побережье. Как же горная дорога?
– Выбрали безопасный путь. Наверняка у них в группе есть опытный проводник. Все, определились! Надо сказать Косте, чтобы отправил самолет-разведчик поближе к Триполи: начнем искать от конечного пункта. Офицеров группы захвата попрошу не расслабляться. Ежедневные тренировки, боевое слаживание с наемным войском. Разбойнички на конях сидят?
– Не все, – вздохнул Егорычев. – Большинство – пехота, сторожевые части. Не уверен я в них.
– Надо быть уверенным! Я вас попрошу: пусть проводят в седле по полдня, пусть учатся если не рубить, то хотя бы копьем на скаку…
– Ропщут, что напрягаем! Не нравится, – сказал лже-сарацин в зеленом.
– Давайте больше вина и еды! За успехи в подготовке – по монете дополнительно! И строго с ними! Поймут! Здесь у них выбор небогатый: махать веслом на галере или служить в войске!
– Одного не пойму, – задумчиво сказал Колбин. – Если исследователи идут в Триполи с христианами, то что те делали в захваченном сарацинами Иерусалиме?
– Может, из плена возвращаются, как наши?
– Вооруженные до зубов? В кольчугах, шлемах, панцирях? Из плена?
– Не знаю, Дима! Левант! Мусульмане служат христианам, христианские правители заигрывают с султаном… Хрен их тут разберет! Что это меняет в наших поисках?
– Ничего.
– Тогда забудь! Дел хватает. Займись! Мы должны быть готовы выступить в любой момент…
9.
Всадник скакал через долину, устало склонившись к шее коня. Время от времени он поднимал голову, всматривался в темнеющие впереди склоны невысоких гор, затем снова припадал к конской шее. Жеребец под молодым сарацином тоже устал: он давно сбился с галопа на рысь и вяло перебирал ногами, то и дело норовя остановиться. В такие мгновения всадник ласково трепал коня по мокрой от пота шее, жеребец нехотя ускорял шаг, пофыркивая от недовольства. Когда до гор, окаймлявших долину, осталось немного, всадник отвязал копье, прихваченное ремешком к шее коня, прицепил к древку возле острия узкий желтый стяг и поднял его вверх. Поток встречного воздуха развернул стяг и он затрепетал над головой сарацина, чуть слышно похлопывая, когда встречный ветер усиливался…
– Это Фархад! – сказал сотник, поворачиваясь к евнуху. – Я узнал его коня.
– У тебя хорошие глаза, Азад! – отозвался Ярукташ. – Как у беркута. Для меня этот всадник, Фархад он или нет, сейчас как муха, что ползет по траве у ног. Я даже не вижу, какого цвета у него стяг.
– Зато господин хорошо видит в душах людей! – подобострастно сказал сотник, склоняясь. – Нет в них для него ничего тайного…
– Льстец! – усмехнулся евнух, но спорить не стал. По лицу Ярукташа было видно, что похвала понравилась.
Евнух и его сотник еще некоторое время стояли на вершине невысокой горы, наблюдая за приближающимся всадником.
– Фархад! – уверенно сказал сотник. – Я вижу его лицо.
– Пошли людей навстречу! – распорядился Ярукташ. – Не то он будет долго ползти. И без того опоздал.
…Когда воины подвели гонца к начальникам, тот кулем повалился им в ноги.
– Ну? – процедил евнух, каменея лицом.
– Юсуф убит…
– Дядя!
Сотник рванул на груди халат. Сорвал с головы чалму, ударил ей о землю.
– Угомонись! – тихо приказал Ярукташ и для убедительности толкнул Азада в плечо. – Дурная весть, но, чувствую, не вся. Что с остальными? – спросил он, старательно делая голос спокойным.
– Они тоже убиты…
– Кто это сделал? Кто?! – захрипел сотник, вздергивая гонца с земли.
– Зародьяр…
Азад схватился за рукоять сабли, но евнух перехватил его руку. Мгновение оба смотрели друг на друга, сверкая глазами. Сотник сдался первым: поклонился и отступил.
– Мы загнали их в сторожевую башню, и обложили, – заторопился Фархад, испуганно переводя взгляд с лица одного начальника на другое. – Юсуф сказал, что у Зародьяра и его людей нет воды и пищи, они скоро сдадутся. Это случилось днем. Мы встали на отдых в ущелье. Выставили стражу у башни. Однако осажденные ночью сумели спуститься и перерезать всех…
– Ты это видел?
– Нет. Я отправился с коноводами пасти своего жеребца, – Фархад оглянулся. – Тот упал на камни, когда мы шли по горной дороге, и я решил присмотреть. Это мой конь, я покупал его за свои деньги. Вечером я поел соленой козлятины, и у меня случилось несварение желудка…
– Ну? – толкнул его евнух.
– Я присел за камнем в стороне от табуна. Светила луна. Вдруг я увидел, как оба коновода падают с коней. Из ущелья выбежали трое с луками, добили коноводов, сели на коней и ускакали обратно. Когда желудок позволил, я прокрался в ущелье и увидел, как туркополы Зародьяра собирают оружие убитых мамлюков. Так я понял, что произошло.
– Ты не напал на них?! – выдохнул Азад.
– Я решил, что весть о случившемся будет полезнее господину, чем моя смерть, – склонился Фархад.
– Ты правильно решил, – одобрил Ярукташ. – Продолжай!
– Я вернулся к своему коню, оседлал его, отъехал в сторону и решил ждать рассвета. Там был холм, поросший кустарником, я укрылся за ним и смотрел издалека. Днем туркополы хоронили Юсуфа и его убитых мамлюков, затем они отправились в путь.
– Сколько у франка воинов? – прервал Ярукташ.
– Одиннадцать вместе с ним. Двенадцатого везли на конных носилках – видимо, ранили.
– Сколько их было до той ночи?
– Юсуф говорил: двенадцать.
– Двенадцать убили полсотни, потеряв одного раненым?! – встрепенулся Азад. – Ты лжешь, трус!
Евнух вновь перехватил руку сотника.
– Ты уверен, что не было боя, и воинов Юсуфа убили во сне? – спросил он быстро.
– Мы пасли коней у входа в ущелье, в полете стрелы от башни. Стояла тихая ночь. Если б в ущелье шла битва, мы услыхали бы лязг оружия и крики. Юсуфа и его воинов убили спящими. Поэтому и коноводов застали врасплох.
Азад сел на камни и охватил голову руками, раскачиваясь.
– Шайтан! Шайтан!..
– Что дальше? – спросил евнух, не обращая внимания на стенания сотника.
– Я решил проследить за франком и скакал следом, поотстав. Они остановились на дневку у каких-то развалин, к вечеру зашли в греческое селение в двух дня пути отсюда. Я ночевал в поле. Думал, они выйдут утром, я прослежу направление и сообщу господину. Но они задержались на день. Я нашел ручеек, но еды не было. Я не ел три дня, почти не спал… – гонец покачнулся.
– Дайте ему вина! – приказал евнух, столпившимся вокруг воинам.
Кто-то сбегал за бурдюком и влил жидкость в рот Фархада. Тот, сделав несколько глотков, вытер рот и поклонился.
