императрица требует предоставить ей еще большую власть, ссылаясь на возможное нападение «чужих», которых никто не видел. Чем больше она получит, тем больше отдадите вы, простые подданные. Парламент не может остановить Лайонстон. Он давно прогнил, равно как и аристократия. Повсюду царят коррупция и произвол. Все, чем вы владеете сегодня, завтра у вас могут отнять. Все, во что вы верите, завтра может быть уничтожено. И будет уничтожено, если вы этому не помешаете.
Я не прошу вас бежать бегом и присоединяться к восстанию. Пока не прошу. Просто запомните то, что вы сегодня увидели, и подумайте об этом. Не верьте тому, что вам говорят о повстанцах. Мы — такие же люди, как и вы. Просто мы давно поняли одну простую вещь. Все люди — женщины и мужчины, клоны и экстрасенсы — созданы одинаковыми и должны иметь равные возможности. Вы всегда можете помочь нам. Если вы хотите…
И в этот момент головизоры во всей Империи внезапно померкли. Несколько минут они не показывали просто ничего, а потом на каждой планете включились местные каналы, заполнив эфир играми и викторинами. Впоследствии будет объявлено, что все это было очередной выходкой киберкрыс-хакеров и что, конечно, беспокоиться не о чем. Через два дня зрители увидят торжественную церемонию открытия новой фабрики и сами убедятся, что на Техносе III все обстоит далеко не так, как им только что рассказывали.
А на Техносе III кардинал Кассар с довольной улыбкой опустил дисраптер. Одним метким выстрелом он вдребезги разнес главную антенну фабрики, прекратив таким образом все передачи с планеты. Кардинал оглянулся и увидел бегущих к нему Дэниэла и Стефанию, а за ними и Тоби с Флинном.
Кассар улыбнулся и помахал им рукой:
— Я подумал, что это может помешать мятежникам и дальше передавать свою гнусную ложь с помощью вашего же оборудования. Откровенно говоря, я не думал, что у вас нет защиты от подобного пиратства.
— Как раз защита-то у нас была, — сказала Стефания таким ледяным тоном, что и снеговик бы замерз, услышав ее. — Если бы передача продолжалась на несколько минут дольше, мои люди засекли бы источник сигнала и мы послали бы туда кого-нибудь, чтобы уничтожить их оборудование. А теперь мы не только не знаем, откуда передавали мятежники, но и вообще остались без антенны, которая была нашей единственной возможностью связаться с внешним миром. Все остальные антенны были вторичными. Теперь мы отрезаны от мира. Что означает, что мы не сможем показать в прямом эфире церемонию открытия фабрики, то есть нарушим приказ самой императрицы. Если, конечно, ваши люди не сумеют собрать чертову антенну обратно!
— Ох, — пробормотал Кассар. — Но…
— Я хотел бы также заметить, — сказал Тоби, быть может, слишком открыто радуясь происходящему, — что если бы вы не подстрелили антенну, я бы мог через пару часов выпустить опровержение и свести на нет тот вред, который мог причинить нам этот незапланированный репортаж. Боюсь, кардинал, что, если вы не почините антенну в ближайшее время, вами будут недовольны решительно все.
Кассар взглянул на осколки антенны, разбросанные по металлическому склону.
— Ох, черт…
— Я сама не могла бы сказать лучше, — поддержала Тоби Стефания. — Ваши люди должны каждый час докладывать мне о ходе восстановительных работ. И если к началу церемонии антенна все еще не будет работать, я вам, Кассар, яйца оторву. Если, конечно, императрица не пожелает сделать этого лично.
Она кивнула Дэниэлу и зашагала вверх по склону холма в сторону фабричного комплекса. Кассар простоял в оцепенении еще с минуту, а затем кинулся догонять Вольфов. Тоби и Флинн остались одни около разбитой антенны. Оба они пребывали в прекрасном настроении.
— Так это правда был Джек Рэндом? — спросил Флинн.
— Да, без сомнения. Я сверил нашу прошлую запись с материалами из архива «Имперских новостей». Все в порядке, это действительно он. Конечно, не такой красавчик, как раньше, но для своих лет и своей биографии он прекрасно сохранился. А если я и сомневался раньше, эта передача убедила меня окончательно. Выходка как раз в духе Джека Рэндома.
— Значит, все эти кадры с клонами были настоящими?
Тоби внимательно посмотрел на своего оператора:
— Я не знаю, парень. Но если хоть на минуту предположить, что они были настоящими, можешь быть уверен, что Вольфы пришьют нас в тот момент, когда мы попытаемся проникнуть к этим клонам, чтобы снять эксклюзивный репортаж. Всему на свете есть предел, и даже клонов нельзя эксплуатировать подобным образом. Лайонстон, похоже, очень хочет получить этот двигатель.
— Так мы и правда намерены замять эту историю?
— Когда это ты успел стать идеалистом? Каждый день где-нибудь умирают люди. И мы ничего не можем с этим поделать. Иногда нам удается исправить какую-нибудь небольшую несправедливость — так вышло с госпиталем матери Беатрисы, — но даже и не думай, что такое возможно всегда. Даже если нам вдруг удастся заснять этих клонов за работой, миллион против одного, что мы не сумеем выпустить этот репортаж. А если бы мы его и выпустили, «Имперские новости» вышибли бы нас на улицу. Учись довольствоваться малым, Флинн. Хватит с нас и небольших побед. А иначе можно потерять голову в буквальном смысле этого слова.
Они еще немного постояли, разглядывая обломки антенны и думая каждый о своем. Первым заговорил Флинн.
— А ведь если Джек Рэндом победит здесь, это станет началом большого восстания, — сказал он задумчиво.
— Бог мой, это будет прекрасно! — отозвался Тоби. — Война — это счастье для репортера. Столько всякого материала! Дураком надо быть, чтобы не сделать карьеру во время войны.
— Говорите за себя, шеф, — сказал Флинн. — Как только начнется стрельба, я залезу в убежище, и можете, если хотите, снимать все сами.
— Ваше несчастье, Флинн, состоит в том, что у вас нет честолюбия, — сообщил Тоби, когда оба они уже поднимались по склону холма.
— Мое честолюбие хочет, чтобы я дожил до ста трех лет,
— Иногда я удивляюсь вам, Флинн, — вздохнул Тоби. — А иногда уже и не удивляюсь.
Было раннее утро — самое спокойное время суток на Техносе III. Джек Рэндом, профессиональный мятежник, и Руби Джорни, лучшая охотница за скальпами своего времени (по крайней мере так утверждала она сама), выбрались на край передней траншеи и уселись на металлической равнине, глядя, как солнце встает из-за громады фабричного комплекса. Армия Вольфов недавно потерпела очередное поражение и вынуждена была оставить свои позиции. Так что сейчас солдаты хлопотливо обживали новую траншею и не обращали ни малейшего внимания на то, что творится наверху. А выставить снайперов они еще не успели. Рэндом и Руби сразу почувствовали бы присутствие врагов, даже с закрытыми глазами. Но сейчас они были одни и сидели молча, наслаждаясь яркими красками чужого восхода.
Это был первый день лета, и солнце, едва поднявшееся над горизонтом, уже несло с собой жуткую жару. Руби и Рэндом вышли на поверхность под предлогом изучения обстановки. На самом деле им просто хотелось побыть вдвоем. Под землей им было, мягко говоря, неуютно, а кроме того, мятежники жили очень и очень тесно. Через несколько дней такой жизни даже самые дружелюбные соседи начинают вас раздражать. «Отверженные» считали Руби и Рэндома героями, великими избавителями, которые помогут им одержать наконец победу над темными силами. Ни Рэндома, ни Руби подобное отношение в восторг не приводило.
— Не нравится мне быть великой героиней, — призналась Руби. — Платят скверно и условия работы ни к черту. Я присоединилась к восстанию лишь потому, что рассчитываю на свою долю трофеев после падения Империи. И еще потому, что эта толстая корова Лайонстон догадалась назначить награду за мою голову. А эти «отверженные» смотрят на меня так, будто я из тех, кто может одновременно летать по воздуху и жонглировать горящими факелами. Есть у меня ужасное подозрение, что скоро они начнут просить у нас автографы.
