дядька…
На рассудительных шикали. Здравомыслие в свихнувшемся мире – штука опасная. Тут иной уровень логики.
К метеорологу Жбаночкину, выловившему из сети карту погоды над Тихим океаном и глубоко над нею задумавшемуся, заглянул Игорь Непрухин:
– Что нового на небеси?
– Да вот тут, кажется, зарождается еще один тайфун. Почти там же, где Роберта.
– Сильный?
– А черт его знает. Через денек-другой увидим. Дверь закрой – дует.
Непрухин помялся.
– Слышь, а как будет уменьшительная форма от имени Роберта, а?
– Тебе на что?
– Так просто размышляю. Если уменьшительное от Роберта – Боб, то от Роберты – Бобина?
– Исчезни.
– Странное имя. Я давно говорил, что эти американцы…
– Кто-нибудь! Дайте ему в ухо!
– Нет, ну правда…
– Уменьшительное – Бобби, понял? А теперь вон отсюда! Уничтожу!
Раскорячкой двигаясь по мокрому льду, Непрухин жаловался туману:
– Нет, все-таки они уроды. Женщину – собачьей кличкой… Бобби в гостях у Барбосси…
Аркадий Степанович Типунов страдал в медпункте от приступов головокружения и ноющих болей в загипсованной руке. Но еще больше он страдал от невозможности что-либо изменить в творящемся вокруг беспределе.
Поздно. Ушел момент – теперь ищи-свищи его. Момент, ау!..
Нету. Прошляпил. Выпустил из рук рычаги управления. И кто там, на Большой земле примет во внимание уважительную причину – перелом какого-то мосла, пусть даже открытый? Кому в контексте мировой геополитики интересен сломанный мосол, да еще чужой?
– Можно к вам, Аркадий Степанович? – возник на пороге Непрухин. С мокрой каэшки капало на пол.
– Ты уже вошел, – мрачно констатировал начальник станции. Бывший начальник. Непрухин помялся.
– Вот… пришел узнать, как ваше здоровье.
– А тебе зачем?
– Да так. По-человечески…
Типунова передернуло.
– А как, по-твоему, я должен себя чувствовать?!!
– Либо как козел отпущения, либо как наш лидер. – У Непрухина был заготовлен ответ.
– Какой еще лидер! – взорвался Типунов. – Лидер! Козел я. Отпущения. А вы вот все – просто козлы! Магадана не видели? Так увидите!
– Там посмотрим, – загадочно улыбнулся Непрухин. – Да и что такое Магадан для антаркта? Климатический курорт, только и всего.
– Антаркты! – с презрением выговорил Типунов. – Тьфу, слышать противно. Да вас к ногтю возьмут в пять секунд!.. Да вас в бараний рог…
– Как? !
– Что – как?
– Я спрашиваю: как нас скрутят в бараний рог? Технически.
– Найдут как! Пришлют кого-нибудь и повяжут.
Непрухин просиял и со значением поднял вверх палец.
– О! В точку. Вчера по всем каналам передали: к нам вылетел «Ил-76» с судебным приставом на борту. Вязать нас, значит. А есть ли на борту кто-нибудь еще, кроме пристава, – о том молчок.
– Ну а если есть?.. Стой, повтори! Вчера, говоришь, вылетел?
– Вчера передали, а вылетел позавчера. Сидит, наверное, во Владике или в Токио, погоды ждет.
– Дождется ведь! Эта самая Роберта пошумит и успокоится.
– Знамо дело, успокоится, – беззаботно кивнул Непрухин. – Прилетят – примем.
С минуту Типунов немигающе смотрел на олуха царя небесного и думал, не ослышался ли он.
– Ты что, правда дурак?
– Вам виднее, – сдерзил Непрухин. – Если дурак, то это вы дурака зимовать оставили.
– Я за все отвечу! За все и за всех, понял? И за тебя в том числе!
– Значит, решили лететь?
– Идиот! Кто ж тебя спросит-то? Под белы рученьки – и домой, в ближайший СИЗО! ТАМ за нас за всех уже решили!
– Да? – Непрухин казался озадаченным. – А мне вот почему-то кажется, что за себя я буду решать сам. И Жбаночкину то же самое кажется, и Полосюку, и Нематодо, и Сусекову…
– Ну-ну! Посмотрим!
– А что так зловеще-то? Допустим, «семьдесят шестой» умудрится сесть. Допустим, на борту есть группа захвата. Ну и?.. На крайний случай снесем вездеходом стойку шасси и пополним население Антарктиды за счет опергруппы.
– Запрут вас по помещениям и вызовут второй самолет! Или судно.
– Оно, конечно, могут, – согласился Непрухин. – Да только без нас им на Новорусской до следующей оказии не выжить, так что как запрут, так и выпустят. Дизелистов, завхоза, повара выпустят в первую очередь, а там и до остальных дело дойдет. Аркадий Степанович! – Непрухин умоляюще прижал руки к груди. – Да задумайтесь вы хоть на минуту! Полезная же привычка думать, ей-ей! Народ к вам всей душой, а вы в кусты! Мы же антаркты, понимаете? И все эти опера через пять дней станут антарктами, зуб даю.
– Чушь собачья!
– А вот увидите. В смысле, увидите, если нас действительно прилетят брать. Лично я думаю, что никакой группы захвата на борту нет.
– Это еще почему?
– Да так. Просто мнение.
Типунов издал звук, средний между стоном и рычанием.
– Ну не знаю, кто из вас как, а я не антаркт. У меня мозги хоть и с сотрясением, но зато на месте.
– Точно?
– Уверен.
– Жаль, – вздохнул Непрухин. – То есть жаль, что вы не антаркт. Потом пожалеете, да поздно будет… А может, еще передумаете? Время есть.
– Уйди!.. Нет, стой! Расскажи, что у нас нового?
– У нас? – возликовал Непрухин.
– Сволочи! У вас! Что нового у вас на вашей – теперь вашей! – станции, ну и вообще…
– У нас моросит. По всему побережью туман, только у аргентинцев ясно на ихней Эсперансе. Генка Ломаев передает – над Амундсен-Скоттом чистое небо. Конгресс работает третий день.
– И есть результаты? – ядовито вопросил Типунов.
– Спорят. Вроде как с завтрашнего дня начнут принимать резолюции всеантарктическим голосованием. Вы голосовать будете ?
– Сам голосуй! Антаркт! Что еще?
– А что еще? – развел руками Непрухин. – Работаем. Домики сколачиваем. Те яхтсмены, которых я привел, здорово помогают. Некоторые совсем без башни, а поселить людей надо – соотечественники как- никак, не мотаться же им у припая на своих яхтах… Да, вот еще что: решили начать регулярные
