радиопередачи на KB, для начала научно-популярные. Обыватель должен знать, что такое Антарктида. Первую передачу дали утром, вторая начнется, – Непрухин глянул на часы и заторопился, – через двадцать минут. Ну, мне пора. Я диктор, мне еще текст просмотреть надо…
Дверь за ним закрылась. На полу осталась лужа воды – округлая и с игривым хвостиком, зловредно смахивающая на очертания Антарктиды. Некоторое время Аркадий Степанович Типунов тупо смотрел на эту лужу, невольно пытаясь найти на ее периферии место, где должна располагаться станция Новорусская. Ему хотелось демонстративно плюнуть в лужу, но он этого не сделал – для начальника, даже бывшего, это было бы неуместно. Затем Аркадий Степанович с выражением произнес: «Д-диктор!», после чего облегчил душу простыми русскими словами.
Почти те же слова изрыгал Нафаня, уронив молоток и тряся отбитым пальцем. Три щитовых домика, обнаруженных на холодном складе, уже сколотили, продлив на два десятка метров единственную улицу Новорусской, и разыграли, кто из яхтсменов будет в них жить первую неделю, – а четвертый домик оказался некомплектным. Как раз тот домик, который по воле жребия должен был принять на жительство экипажи «Анубиса» и «Балтики». Недоставало целой стенки, а куда она девалась – неизвестно. К счастью, на складе имелся рулонный утеплитель, а стенку на крайний случай всегда можно сделать из подручного материала.
В этом смысле хороши старые станции вроде Мирного. Ежесезонная разгрузка судов, начиная еще со старушки «Оби», всегда оставляет свои следы, надо только знать, где что может валяться, и не лениться копать снег. Тут – пустые бочки из-под солярки, здесь – бревна, приготовленные для переправы тракторов через полыньи, а вон там, помнится, в позапрошлом году свалили тонны две оцинкованного железа, да так и бросили, потому что началась пурга… Станция Новорусская была молода, но и здесь старожилы охотно указывали места захоронения «полезных ископаемых», изредка вступая в ожесточенные споры: «Да не тут оно лежит, а во-он там, аккурат в ложбине…» Третейским судьей выступал Тохтамыш, догадавшийся, чего хотят люди. Если пес переставал путаться под ногами и начинал копать – бери лом и долби там же, потому что с этаким полуснегом-полульдом собачьим когтям вовек не справиться.
Попадались бочки, бревна, доски, фанера из-под разломанных ящиков. Недостающую стенку в конце концов возвели – досками внутрь, фанерой и оцинковкой по утеплителю наружу, – провели электричество, поставили калорифер, и в домике стало можно жить, хоть он и напоминал своим видом о латиноамериканских трущобах. Команда «Анубиса» потирала руки. Вот только Нафаня, забивая последний гвоздь, промахнулся мимо шляпки, зато снайперски попал по пальцам.
– Это ты кому? – полюбопытствовал Женька Большой.
– У-у-у-у-у!.. – подвыл Нафаня так, что крутившийся возле новостройки Тохтамыш сел на хвост и гавкнул в знак не то сочувствия, не то осуждения.
– Дай! – потребовал Баландин и силой осмотрел битые пальцы. – Нормально, кости вроде целы. Ноготь сойдет разве что.
– Уйди-и!
– Эй, нельзя ли потише! – крикнули от радиодомика.
– А что?
– А то, что сейчас передачу начинаем! В прямом эфире! Вот только матюков ваших не хватало! Кстати, всех касается. Полчаса тишины. Эй, там, хорош долбить!
Последнее относилось к сводной бригаде яхтсменов и полярников, рубивших ломами наклонные траншеи для стока талой воды. Сводная бригада с охотой положила инструментарий, вознамерившись устроить перекур. При этом один лом соскользнул в только что пробитую канавку и понесся по ней, наращивая прыть.
– Куда-а ?!! Держи!!!
– Стой!
– Ату его!
В начальной фазе погони приняли участие все, но половина попадала на первых же шагах. На повороте беглый лом выскочил из канавки и закрутился по мокрому льду. Волгоградец Витька Сивоконь пал на него во вратарском броске и остановил. Раздались аплодисменты.
– А ведь это не дело, – сказал хозяйственный Крамаренко. – Ходим раскорячкой. То и дело – брык, и ноги кверху. Их начальник так руку сломал.
– А что ты предлагаешь? – спросил Баландин. – Песочком лед присыпать?
– Вот именно.
– А кто присыпать будет? Кто к берегу за песком потащится? Ты?
– Почему я? Ты.
– Нет там песка, одни камни. А у меня перекур, между прочим. – И Баландин демонстративно закурил. Нафаня не поддержал его – сосал палец.
– Нет зла большего, чем безначалие, – вздохнул Крамаренко. – Начальник станции самоустранился, зам улетел на Амундсен-Скотт… По-моему, тут у них анархия с элементами дедовщины, ты не находишь? И бухта здесь так себе, на троечку. Вот попрет с зюйд-веста волна – нахлебаемся лиха.
Ему не успели ответить. Из двери радиодомика зычно донеслось:
– Да тихо вы! Передача начинается!
– Пойдем послушаем? – предложил Женька.
– Приемник на яхте, переться неохота…
– А мы так, под дверью. Не прогонят же нас.
– Почему не прогонят? – удивился Крамаренко. – Я бы точно прогнал. Салаг «деды» всегда гоняли.
– А вот сейчас проверим. Антаркты мы или кто?
За Женькой последовал только Баландин. Он и дерзнул потянуть на себя дверь – та скрипнула. Гравимет-рист Ухов, примостившийся за спиной Игоря Непрухина, сделал страшные глаза и погрозил вошедшим кулаком. Баландин успокоил его жестом – понимаем, мол, не маленькие.
Передача уже началась. Восседая перед микрофоном на табурете, неестественно выпрямив спину, Непрухин зачитывал текст. Миллионы слушателей должны были узнать тот самый голос, который с неописуемой наглостью объявил недавно на весь мир о суверенитете Антарктиды, но на сей раз диктор был хотя бы трезв. На койке – пятки голенастых ног задраны на стену – валялся Эндрю Макинтош, также мобилизованный в дикторы, и лениво просматривал английский перевод – научно-популярную программу предполагалось вести поочередно на двух языках.
Какое-то время Баландин пытался понять, почему эти странные загодя не записали передачу на пленку.
Потом сообразил, что, видно, у них попросту не нашлось на это времени.
– …почти четырнадцать миллионов квадратных километров, включая шельфовые ледники Росса, Уэдделла и несколько более мелких, – вещал Непрухин. – Площадь Антарктиды почти вдвое превосходит площадь Австралии и в полтора раза – Европы. Некоторые из вас, разумеется, скажут, что недопустимо приплюсовывать площадь ледников, однако любой геолог со всей ответственностью заявит, что лед тоже минерал отнюдь не хуже других. Антарктида располагает крупнейшим в мире монолитным поликристаллом в виде ледяного купола, и не учитывать купол нет никаких оснований. Например, массив Винсон высотой 5140 метров, являющийся наивысшей точкой материка, почти на три километра сложен изо льда. Удалите лед – что получится? Континентальная платформа, освобожденная от тяжести ледяного купола, начнет «всплывать», как всплывает разгруженное судно и как «всплывает» ныне Скандинавия, освободившаяся от бремени четвертичного оледенения. По геологическим меркам, процесс этот очень быстрый – какие-нибудь десятки тысяч лет. В результате таяния тот же массив Винсон начнет расти по нескольку сантиметров в год, пока не достигнет вполне почтенной высоты. Благодаря льду наш континент как бы перегружен и вдавлен в мантию, но благодаря тому же льду средняя высота Антарктиды над уровнем моря превышает две тысячи метров, что является абсолютным рекордом среди материков…
Ухов показал Непрухину большой палец. Непрухин сделал вдох, судорожно облизнулся и продолжал:
– История ледников шестого континента началась в олигоцене, примерно тридцать миллионов лет
