трапу с полубезумным выражением на лице. «Зачем же вы летаете?» – спрашивали у нее перепуганные стюардессы, пичкая эту женщину таблетками против рвоты. «Потому что я не замужем», – отвечала она. То есть видел я много всякого. Но чтобы вот так, с обыкновенным кусочком льда… Я почувствовал к Валерии уважение. Тем более что был причастен к ее оргазму, хотя не понимал – насколько непосредственно?
Всю обратную дорогу к отелю Валерия прижималась ко мне с таким чувством, будто я был единственный мужчина на бабском острове. Я думал, что не дойду с Валерией до двуспальной кровати в моем номере, а завалюсь где-нибудь с нею в кустах. Но дошел. И злобно уставился на пару непримятых подушек, в полном одиночестве, потому что Валерия перед моим гостиничным номером резко затормозила и смоталась, как она сказала, «только привести себя в порядок». Если раньше я мысленно не торопил Валерию отдаться, то только потому, что я козел. Этот вывод напрашивался самостоятельно, без прежних рассуждений о чувствах и ощущениях. А то – вон чего выдумал. «Боюсь предположить чувство». А преждевременное отмирание конечности не хочешь предположить? А к сексоневропатологу на статистический анализ не хочешь? А? И тут зазвонил телефон…
– Друг мой, – послышался из трубки голос Валерии, – выходи на лоджию.
Я вышел. Уже стемнело настолько, что море слилось с небом. Перестали верещать цикады. Стихли крики чаек и чувствительных ко всему туристов. Только из глубины отеля доносился размеренный храп Клавдио.
– Я придумала замечательную игру, – сообщила мне Валерия. – И сейчас ознакомлю тебя с правилами…
Наши лоджии разделял прямоугольник из бетона. С трех сторон прямоугольник держался на толстых металлических прутьях. Сквозь пространство между стеной и прямоугольником я мог лицезреть Валерию, мог дотронуться до нее рукой, но пролезть на другую сторону даже и не пытался. Мне вдруг стало совершенно ясно, что я застрял. В какое из отверстий ни сунься. Между желанием и любопытством. Между интригой и желанием. Либо – между желанием и женщиной. Везде мешал мой член. Из-за мужских гормонов я не мог быть полностью на стороне женщины. Но гормоны не ударяли мне в голову настолько, чтобы гордо стоять на позиции озабоченных самцов. Я ответил Валерии, что любые правила принимаются. Мы вообще сыграем с ней без общепринятых литературных правил…
– Эго хорошо, – просто сказала Валерия.
Мы сидели на лоджии спина к спине, прислонившись к бетонному четырехугольнику, и Валерия задавала вопросы:
– Во что я была одета, когда мы встретились на пароме?
Минута, которая давалась мне на размышления, давно прошла.
– Черные джинсы… – Я попытался изобразить, что для меня плевое дело – вспомнить мельчайшие подробности ее гардероба.
– Которые подходят к цвету моих волос, – дополнила Валерия. – Держи. – И черные джинсы свалились мне прямо на голову. Это Валерия перебросила их на мою сторону. Такая игра.
– Дальше? – потребовала Валерия.
– Светленькая кофточка, – неуверенно продолжал я.
– Что значит «светленькая»? – уточнила Валерия.
– Беже-веженькая, – отвечал я еще скромнее.
– Передай мне свою отвратительную футболку горчичного цвета с идиотской надписью: «Сквош»! – отчеканила Валерия. – А на мне была не кофточка, а топ-майка.
– Конечно, вспомнил, – радостно сообщил я. – Под ней не было лифчика, и кофточка не прикрывала твой пупок.
– Зато перемигивалась с помадой, – отрезала Валерия. – Цвет губной помады можешь объяснить? Тогда снимай джинсы синего цвета фирмы «Ренглер».
Скоро, совсем скоро я сидел на своей стороне совершенно голый, потому что Валерия сумела предположить даже цвет моих трусов, не говоря уж о таких очевидных деталях, как носки и марка наручных часов. Затем Валерия вдолбила мне подробнейшим образом, что, когда и зачем надевала она, каждый раз перебрасывая названную вещь на мою лоджию.
– Как ты так быстро раздеваешься? – удивился я под водопадом из маечек, трусиков и так далее.
– Я же не идиотка, а давно сижу голая. Только вещи перекидываю, – отвечала Валерия. – Иди сюда.
Ее рука манила меня из ближайшего пространства. Быстрые, как ветерок, ноготки пробежались по моей груди и спустились вниз. Я видел треть силуэта, линию Валерии. От плеча линия плавно скользила вниз, вычерчивая округлости и изгибы груди, талии, бедра. Тогда я прильнул к пространству между нами всем телом. И даже в некоторой части оказался на той стороне.
– Стой так, – сказала мне Валерия и опустилась на колени.
У нее была собственная льдинка на кончике языка…
Если кто-нибудь в июле месяце видел на Крите голого мужчину, страстно ласкающего лоджию, – знайте, что это был я. Ничего не мог с собой поделать. До сих пор при виде балкона начинаю стонать от удовольствия.
– Только не бросай меня в терновый куст, – сказала Валерия, когда действие кончилось.
Кто-то за минуту перевел время на полчаса вперед, и голый мужчина теперь задумчиво стоял посреди лоджии с ворохом женской одежды в руках. Понимая, что такой символ – не лучшая реклама отелю, я поспешил в свой номер. Валерия скрылась за стенкой чуть раньше.
В номере я аккуратно побросал вещи Валерии на кровать и удивился их количеству. Я поразмышлял немного, что будет делать Валерия с моими вещами, но больше никакие фантазии мне сегодня в голову уже не приходили. Пусть фантазирует Клавдио, когда обнаружит мою одежду у себя в номере. В чем был, то есть без ничего, я направился в ванную, когда мое внимание привлек конверт, просунутый под дверь. Точно такой, как от посыльного из отеля «Диоген». Я поднял конверт и открыл, думая либо перечитать послание от Александра, либо насладиться видом замогильной руки. Там действительно была фотография – моментальное фото камеры «поляроид». Я вытащил из конверта квадратную карточку и заорал. Что именно – сейчас не помню. Наверное, «А-а-а!» или «О-о-о!». С карточки смотрел на меня женский глаз. Красный зрачок занимал половину снимка. Все остальное тоже присутствовало. Синие тени, длинные накладные ресницы, черная тушь хлопьями – все как-то гадко и цинично. Я прыгал, орал и ругался до тех пор, покуда в дверь мою не постучали. Это был разбуженный моими криками Клавдио. Удивленный видом и состоянием «друга», он принялся расспрашивать, что случилось. Пришлось одеться, чтобы не смущать добряка Клавдио тем, что не смутило его жену. Какая, к черту, «его жена»?! Где Валерия? Только она все объяснит. Почему рука на фотографии, почему глаз?
– Валерия давно спит, – сообщил мне Клавдио.
Я не стал его разубеждать. Чтобы как-то меня успокоить, Клавдио спустился к портье, вернулся и доложил, что никакого конверта на мое имя к ним не поступало. Он, конечно, успокоил меня еще больше.
– Давайте выпьем пива, – под конец предложил мне Клавдио.
Но я категорически отказался и отослал Клавдио спать. Сам я еще немного постоял на лоджии, но ощущение прекрасного вечера не возвращалось. И тогда я тоже лег спать, стараясь думать о Валерии, но мерещился кровавый глаз. Я так и задремал, отгоняя один образ и представляя себе другой.
Дядюшка Клавдий
Обнял сегодня я здесь девчонку,
красавицу с виду, –
Все мне хвалили ее; но оказалась дерьмо.
