еврейском вопросе (при строгом аналитическом подходе эти различающиеся воззрения нуждаются в разных наименованиях).
Принцип доминации коллективного начала в своем законченном виде неизбежно приводит к социалистическому идеалу, в той или иной форме дающей решение коллизии личность-коллектив в сторону обеспечения интересов коллективного члена. Для диаспоры Европы еврейский социализм или социалистический сионизм кажется обязательным исходом и исторической судьбой, поскольку пресечение индивидуального тут поставлено философской максимой. На тех же правах социалистическая разновидность сионизма в российской диаспоре объемлет в себе приоритетный статус коллективизма, а поскольку любое коллективное всегда есть внешнее, то все социалистические модификации включены в класс политического сионизма. И аналогично этому высшему таксону социалистические его вариации также принципиально различны между собой в европейской и русской формациях еврейства. Мозес Гесс, — наивысший авторитет социалистической мысли в западном сионизме, «Отец немецкой социал- демократии», как значится в его эпитафии, — видит перспективу решения еврейского вопроса в социалистической эмансипации: «… он призывает к национальному решению еврейского вопроса путем создания социалистической еврейской республики в Палестине», — отзывается Ш. Авинери об основном труде М. Гесса «Рим и Иерусалим»(1862).
Нахман Сыркин, — такого же типа авторитет социалистического толка в русском еврействе, «социалист среди сионистов и сионист среди социалистов», как он сам себя называет, автор едва не самой изощренной работы сионистского курса в России «Еврейский вопрос и социалистическое еврейское государство» (1898), — наоборот, исключает эмансипацию как таковую из сферы еврейского самосознания национального лица. Причину Сыркин видит в том, что эмансипация западного образца порождена внешними силами, а эмансипирующие импульсы проникают в еврейскую среду извне и, не знаясь с внутренним еврейским устройством, производят там опустошительные разрушения. Этот момент исполняет роль концептуального ядра социалистического течения русского сионизма, лидируемого Н. Сыркиным, и проникшего даже в Бунд, хотя последний номинально отвергал сионизм. Анализ, выполненный в этой связи Ш. Авинери, гласит: «Эмансипация была достигнута не в результате деятельности или требований евреев, и поэтому не отражала их подлинного потенциала. Ясно, что для специалиста, каким был Сыркин, политический и социальный статус, не базирующийся на реальной экономической мощи — это колосс на глиняных ногах; отсюда — шаткость эмансипации, порою декларированной лишь на словах и нередко понимаемый широкими слоями нееврейского общества, как навязанный им плод какого-то наваждения»(1983, c. I84). С ним перекликается И. Маор: «Но вот явилась эмансипация, наделившая вышедших из гетто евреев гражданскими правами, и принесла с собой большую угрозу существования еврейского народа, нежели преследования средневековья». Ясно и образно высказывался сам Сыркин: «Еврей из гетто с гордостью и полным самосознанием выставлял на виду у всех свое еврейство — разговорным языком, одеждой, образом жизни и обычаями; эмансипированный же еврей стремится к тому, чтобы с корнем вырвать из души еврейство»(1977, с. с. 79, 80).
Русские евреи-социалисты не только не предусматривали в своем основополагающем коллективистском активе исчезновения или растворения сионского значения, а напротив, — расширяли сионистский смысл в коллективном факторе за счет определенных духовных признаков личностного параметра в коллизии личность-коллектив. И. Маор, реферируя сочинения Сыркина, пишет: 'Можно утверждать, что Нахман Сыркин… находил источник сионизма в учении древних еврейских пророков и видел существенную связь между этим учением и устремлениями прогрессивного человечества. Евреи, говорит Сыркин, воплощают идею свободы личности. Таким образом, само их существование — протест против подавления, борьба за справедливость. Поэтому 'гибель евреев равноценна гибели гуманизма' (1977, с. 82). В силу этого Сыркин видит в социалистическом идеале не просто способ решения социальной справедливости и не только исполнение мессианской веры, но и воплощение самого духовного из всех духовных констант — долга или исторической задачи евреев перед человечеством: «Таким образом, евреям дана реальная возможность впервые воплотить в жизнь социалистический идеал. Ибо они находятся в необычном положении, так как вынуждены искать себе родину, основать свою республику. Это — трагедия их исторической судьбы, но это же возлагает на них особую историческую задачу. То, что обычно является мечтою немногих — у евреев обратится в гигантское народное движение; то, что в другом месте остается утопией — для еврейства необходимо и неизбежно» (цитируется по Ш. Авинери, 1983, с. 199).
Итак, неприятие западной схемы эмансипации евреев, ставшее универсальной чертой социалистических течений в русском еврействе, есть не что иное, как отрицательное знание о явлении, воздействующего на еврейское естество извне, только отвергающего то, что по своей природе составляет внешнее. Но данное отвержение внешнего не сопровождается утверждением внутреннего, иначе отпал бы коллективный фактор как генератор идеологии и как источник социалистического идеала. Это обстоятельство положено в основу разграничительного признака между социологическими макетами в сионизме русской и европейской формаций евреев: с одной стороны, строгий генезис, подчиненный всем императивам коллективной воли и возносящий коллективный разум, а с другой — вольное творчество, привязанное не к бездушному законнику — коллективной власти, а к объемной и насыщенной коллизии личность-коллектив, умеющего сочетать в себе как то, так и другое. Еврейский социализм в Европе, имея в виду сионистскую генерацию, никогда не противопоставлялся научному социализму — марксизму, что не удивительно, беря во внимание происхождение автора социалистической парадигмы. Еврейство Карла Маркса, к тому же потомка раввинов, всегда кололо глаза малодаровитой, а попросту, демагогичной критике, как со стороны антисемитов, так со стороны правоверных хранителей еврейской чистоты. В ответ на эту критику Маркс демонстрировал подлинно еврейскую независимость мышления: 'Я буду рад всякому суждению научной критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Segui il tuo corco, e lascia dir le genti!» (следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно! А. Данте «Божественная комедия» — Г. Г. ). В действительности К. Маркс не желал быть и не был ни семитом, ни антисемитом, а имея целью продемонстрировать убожество и ничтожество буржуазной жизни, обратился в еврейскому укладу, который приспосабливая к своим угнетенным условиям существования деструктивизм окружающей среды, делает последний более выпуклым и рельефным; на примере еврейского ростовщичества Маркс с глубоким знанием характеризует деструктивизм еврейского бытия в условиях европейской эмансипации, которая лишила евреев духовных приоритетов. В статье «По еврейскому вопросу»(1844) Маркс рассуждает: что лежит '… в мирской базе иудаизма? Практические надобности, личный интерес. В чем житейский культ евреев? В барышничестве. В чем житейский бог? В деньгах… Деньги — ревнивый Бог Израиля, помимо которого не может существовать другого. Деньги унижают всех богов человечества и превращают их в предметы потребления. Деньги — самодостаточная цена всех вещей. В результате они лишили весь мир, как человечество, так и природу, их собственной истинной цены. Деньги есть отчужденная сущность человеческого труда и существования: эта сущность преобладает над ним, а он ей поклоняется. Бог евреев был секуляризован и стал богом этого мира' (цитируется по П. Джонсону, 2000, с, 401). В чеканной, риторически совершенной форме, Маркс передал суть, существо и содержание культа коллективизма, религии человекобожия и гегемонизма человечества, и ни о чем другом он говорить не мог, ибо выступал как один из великих соавторов концепции человека как члена человечества. В объеме этой логии Маркс с особой силой и такой же смысловой полнотой сумел придать словесное выражение презрению и брезгливому отвращению к этому бездушномумиру наживы и корыстолюбия. А поскольку в передних шеренгах этого мира более всех заметны евреи, то презрение Маркса ничтоже сумняшеся адресовали всему еврейству и только еврейству. Антисемитизм Маркса — это маскировка эмансипационного антисемитизма Европы и, главное, антисемитизм Маркса очень удобен для эмансипированной Европы, поскольку спасает от болезненного дискомфорта, в каком пребывает или в какой постоянно попадает любой европейский антисемит. В отношении Маркса это сказывается в недоумении, как иудей, потомок раввинов, только представитель презренной расы, мог не
